М-да… Даже не знаю, что сказать… Воспримем случившееся как данность. Все равно в замок и направляюсь. Вообще-то меня особо никто и не спрашивает…
Четверть часа усиленно погонял мула, стараясь сильно не отставать от латников. Наглотался пыли, полностью отбил себе задницу – мул скакал ужасно тряско, – но успел.
Замок вблизи оказался еще величественнее, но, к моему удивлению, не таким большим, как показался сначала. Не очень разбираюсь в фортификации, но это, скорее всего, изначально был бастион, уже впоследствии перестроенный в замок. Четырехугольной формы, по углам башни. Стены высоченные, с большими машикулями[91]. Перед подъемным мостом – пара башенок барбакана[92]. Такой замок непросто взять даже правильной осадой, не то что с налету.
Подвесной мост оказался опущен, а крепостные ворота открыты. Герсу[93] как раз начали поднимать.
– Шевелись, монах, шевелись… – погонял меня усатый и неожиданно огрел моего мула плетью.
Иоф (я успел назвать своего мула, по примеру Тиля Уленшпигеля, Иофом) жалобно заржал, рванул с места и внес меня в замковый двор, чуть не скинув с седла. Я с трудом остановил бедное животное и спрыгнул на землю, собираясь попросту набить морду наглому латнику, но меня остановил зычный голос:
– Святой отец, не горячитесь. Подойдите ко мне.
Я обернулся и чуть не столкнулся со средних лет рослым кабальеро в золоченой кирасе и щегольском малиновом берете.
– Не тратьте свои усилия попусту, падре. Солдаты грубы по сути своей и недостойны вашего внимания. – Кабальеро слегка поклонился. – Я виконт Гастон дю Леон.
– Отец Фома, из братства отцов проповедников ордена Святого Доминика. – Я сдержанно кивнул, хотя злость продолжала сдавливать горло, и мне все еще очень хотелось прирезать усатого латника. – Потрудитесь объяснить мне, виконт, с какой стати ваши солдаты захватили меня столь бессовестным образом.
– Подождите, святой отец, я вам скоро дам ответы на все ваши вопросы. – И кабальеро отошел к подбежавшему низенькому толстяку в коричневой одежде горожанина.
Я, пользуясь возможностью, прислушался.
– …ничего не могу… ваша милость… – Толстяк разводил руками и тряс головой так, что его массивный красный нос колыхался, как курдюк овцы на бегу. – Кровотечение… часы сочтены…
– Я прикажу тебя повесить на крепостных воротах, собака… – Виконт в ярости вырвал кинжал из ножен. – Ты же клялся…
– …плод… нельзя предусмотреть… – Я улавливал только обрывки фраз, но ясно видел, как толстяк в отчаянии бухнулся на колени и попытался обхватить ботфорты виконта.
Аптекарь одним своим видом вызывал омерзение: остроконечная голова, покрытая редким рыжеватым пушком, тоненькие кривые ножки и как противовес выпирающему брюху – обширный рыхлый бабский зад.
Вдруг очень захотелось, чтобы кабальеро с размаха двинул его сапогом в морду…
– Оставьте его, Гастон… – Во дворе появился новый персонаж.
Еще один кабальеро, только в алой корацине. Худой, с наглым презрительным выражением на лице. Он был уже здорово навеселе и продолжал вливать в себя вино из глиняной бутылки. Кабальеро рыгнул, покачнулся и выдал глумливым тоном:
– Этому ублюдку и подстилке Арманьяков самое место в аду… Так что аптекарь сотворил благое дело, отправив их туда разом.
– Еще одно ваше слово, барон Гийом де Монфокон, и мы скрестим клинки! – Лицо дю Леона исказилось от ярости. – Потрудитесь уйти, я приказываю вам как сенешаль[94] округа.
Барон! Де Монфокон! Рядом! Стоит сделать всего несколько шагов и всадить клинок чуть выше горжета…
Рука сама потянулась под сутану за мизерикордом, и только диким усилием воли я смог ее остановить.
– Ладно, ладно, Гастон… уже ухожу… – миролюбиво забормотал барон, но я заметил, как блеснули ненавистью его глаза. – Право слово, не стоит нам ссориться… одно же дело делаем…
Де Монфокон развернулся и, пошатываясь, скрылся в пристройке к донжону.
– Итак, фра Фома, – кабальеро обернулся ко мне, – насколько я понял из объяснения сержанта, вы сами следовали в замок. С какой целью?
– У меня письмо к отцу Варсонофию, вашему капеллану. – Я достал письмо и показал его дю Леону. – Письмо от приора нашего ордена.
– М-да… Воистину удачнейшее и одновременно нелепейшее совпадение… – Кабальеро озадаченно повел головой.
– Я жду ваших объяснений, виконт, и если их не последует, о случившемся будет извещен генерал нашего ордена, – едва сдерживая себя, сквозь зубы процедил я.
На самом деле по обрывкам разговора я уже примерно понял, что случилось, но все равно гнал свои догадки прочь, боясь, что случилось непоправимое.
– Отец Варсонофий в результате нелепейшего случая умер, – досадливо кривясь, объяснил виконт. – Он, будучи под воздействием горячительных напитков, упал со стены замка. Так что вы не сможете выполнить свою миссию. Однако нам необходимы ваши услуги, святой отец.
– Что вы от меня хотите?
– Вы просто исполните свой долг. Примете исповедь от одной особы и отпустите ей грехи… Увы, к моему величайшему сожалению и не по моей воле, эта особа сейчас при смерти. Если Господь не явит чудо, то вам еще придется совершить погребальный ритуал.
– Ведите… – не стал я тратить время на лишние разговоры.
Не было больше никаких сомнений… Эти твари меня опередили… Видит бог, я отомщу, отомщу так, что содрогнутся небеса…
Поднялись по винтовой лестнице на самый верх башни. Виконт открыл маленькую дверцу и жестом руки приказал удалиться аптекарю, успевшему забежать в комнатку впереди нас и теперь демонстрирующему показное усердие, сидя на скамеечке и щупая пульс у смертельно бледной женщины, лежащей на кровати.
– Контесс, – виконт поклонился, – я выполнил ваше желание и свой долг христианина. Священник со мной.
Женщина… скорее, девушка лежала без движения с закрытыми глазами, разметав по подушке веером золотистые волосы. Она попыталась что-то сказать, едва пошевелив начавшими синеть губами, но не смогла и только чуть кивнула головой.
У меня все поплыло перед глазами…
– Жан… Жан… Жан… – Девушка крепко сжала бедра и, ускоряясь, принялась скакать, как дикая амазонка на необъезженном жеребце, размахивая головой и хлеща меня по лицу спутанной гривой волос. Разогнавшись до невероятного темпа, она вдруг хрипло вскрикнула и, содрогнувшись, упала мне на грудь.
На несколько секунд замерла и откатилась в сторону. Я убрал прядь волос с ее покрытого испариной лба и поцеловал в губы.
– Я тебя люблю, Жанна… и всегда любил…
– Я знаю… – Девушка торжествующе улыбнулась и укусила меня за губу. – Ты гораздо лучше, чем твой отец…
– Не говори так…
– Но это правда… – Жанна опять вскарабкалась на меня. – Надо повторить, милый. Я хочу быть уверена, что зачала…
– Жанна! Не усугубляй наш грех…
– Молчи. – Девушка прижала пальчик к моим губам. – Я все делаю правильно. Роду Арманьяк нужен наследник. Мое предназначение – родить Арманьяка, и я его рожу в положенный срок, наперекор всему. А если один Арманьяк должен в этом деле помочь другому Арманьяку, то так решил Господь. Я молилась, и мне было откровение. Но… Жан… я делаю это с удовольствием, так как тоже полюбила тебя…
Сознание внезапно вернулось, и я опять увидел комнатку с ободранными стенами, едва прикрытыми ветхими гобеленами, грубую кровать и Жанну…
Мою Жанну…
– Выйдите все, – взвыл я, стараясь не потерять сознание от всего произошедшего.
– Я не могу их оставить наедине. – В комнатку ввалился де Монфокон. – У меня на этот счет есть совершенно ясные приказы.
– Вы мне мешаете совершать церковное таинство. Вы же прекрасно знаете, что я должен остаться наедине с этой женщиной, и свидетелем исповеди может быть только Господь Бог! – Я чуть не вцепился барону в глотку, наяву почувствовав, как поддаются под моими пальцами его шейные позвонки.
– Хватит блеять, монашек, приступай к делу, иначе эта сука помрет без причастия. Меня вынесут из этой комнаты только мертвым. – Монфокон гнусно рассмеялся и влил в себя еще вина из бутыли.
– Барон, вы недостойны носить золотые шпоры. – Гастон дю Леон сделал шаг вперед и швырнул свою перчатку к ногам де Монфокона. – Имею честь сегодня в час пополудни скрестить с вами клинки.
– Ну что же. Я с удовольствием снесу вам голову, виконт… Нет, скорее всего, я пожалею вас. Голову вам снесет палач за измену. – Лицо барона исказила злобная гримаса, и он зловеще расхохотался. – Но это будет чуть позже. Пока эту суку не исповедуют, я не выйду из этой комнаты.
Я остановил дю Леона, потянувшего из ножен рапиру.
– Да будет так, виконт. Я совершу должное, даже в присутствии этого кабальеро. Вы же с аптекарем должны покинуть нас.
– Не забудь, барон! Ровно в час пополудни, возле замковой часовни! – Виконт круто развернулся и, таща за шиворот аптекаря, скрылся за дверью.
Я подошел к двери и задвинул тяжелый засов, затем вернулся и присел рядом с постелью. Барон как раз отвернулся, собираясь подвинуть стул поближе к нам, и мне без помех удалось достать мизерикорд и спрятать его в широком рукаве сутаны.
Собой в этот момент я не руководил, разумом и телом полностью завладел бастард д’Арманьяк. Почему так произошло? Не знаю… хотя догадываюсь. Да и плевать. Плевать на все. Я сейчас хочу только одного. Вырвать жизнь из этого ублюдка.
Встал и, сделав быстрый шаг к барону, всадил ему клинок туда, куда и намеревался во дворе. Чуть повыше горжета, под самый подбородок.
Легкий хруст…
Выпяченные в недоумении глаза де Монфокона…
Горячая струя крови, ударившая мне в руку…
Удар оказался верным, мизерикорд пробил сонную артерию и трахею. Барон пытался закричать, но синеющие губы извергли только легкое сипение. У него подогнулись ноги, и я, подхватив тело, мягко опустил его на ковер.