– Нет такой возможности. Все должно решиться немедленно, – ответил спокойно и мрачно барон.
– Виконт де Лавардан, де Рокебрен, есть ли возможность решить вопрос иным способом, кроме поединка, ибо вы гость графства и любые насильственные действия в отношении вас могут быть восприняты превратно. Гарантируете ли вы утверждать при любом исходе поединка, что все приличия и правила были соблюдены?
– Нет возможности. Гарантирую! – коротко ответил я на оба вопроса.
Хотелось как можно быстрее проколоть барона и заняться помощью Туку, а то на лекаря никакой надежды нет. Залечит же верного эскудеро до смерти… И так уже пажа лишился. Да и чем черт не шутит: возможно, действительно устраню последнее препятствие перед сердцем Мадлен.
– В таком случае вы, виконт, имеете право как вызываемый на выбор оружия.
– Эспада, дага. Без доспехов. Совсем. Я на секунду покину вас… – И подошел к старичку, осматривающему Тука. – Что скажете, мэтр?
– Да ничего, ваша милость. Натянуть кожу на лоб – и заштопать. А дальше… на все Божья милость.
– Ничего без меня не делайте. И никаких прижиганий! Понятно?! – рявкнул я лекарю и вернулся к сенешалю.
Д’Айю уже стянул с себя пурпуэн с дублетом и прохаживался по поляне, резкими щелчками клинка сшибая цветочки. Именно движениями кисти, а не руки, что меня немного насторожило. А еще озадачило то, что он натянул перчатки из толстой кожи с высокими крагами. У меня таких нет, только парадные, из тонкой замши. А могут пригодиться, какая-никакая защита…
Снял верхнюю одежду и вытащил из ножен свои эспаду-фламберг с дагой. Вот и доведется вам, красавицы, крови попробовать. Не останетесь парадными безделушками…
Барон стал в позицию. Дага в согнутой правой руке у груди, острием ко мне. Эспада в левой, более вытянутой руке. Левша… Да мне все равно. Я одинаково работаю обеими руками. Принял ту же позицию.
С дагой я, конечно, погорячился. Почти полный профан я в работе с ней. Надо было совсем отказаться… Вот черт!
Барон, в два коротких шага сорвав дистанцию, провел атаку сразу по двум уровням. Эспадой по ногам и дагой в лицо.
Его эспаду легко вскользь отбил, совершив круазе[126], но клятый барон тычком даги сорвал мне контратаку. Едва успел отскочить, подставив свою…
Вот зараза! В современном фехтовании нет у противника ничего во второй руке, и ты, блокируя его саблю, никак не можешь наткнуться на клинок в упор.
Черт! Опять, сука, чуть не насадил на острие…
Барон, не останавливаясь, попытался сблизиться, опять прервав мою атаку, ткнув дагой в предплечье… и попал… клинок вспорол камизу и чиркнул по коже. На рукаве стало расплываться пятно крови.
Нет, так дело не пойдет. Отскочил назад и атаковал разнотемпово в три приема. Первым ударом вышиб эспаду у барона на землю, вторым рубанул его по бедру, а третий, которым я собирался его прикончить, баннерет опять не дал мне провести: шагнул навстречу, перехватил мой клинок рукой в толстой перчатке и ткнул дагой в пах…
Твою же мать…
Едва успел отпрянуть назад, при отскоке все-таки успев кончиком эспады рубануть его по бицепсу.
Нет… Дага больше мне мешает, чем помогает. Учиться мне ей работать и учиться. А барон-то, смотрю, мастер именно с ней…
Шарль д’Айю, не обращая никакого внимания на свои раны, атаковал опять. На этот раз он собрался провести что-то похожее на фланконад[127], но я успел сорвать дистанцию и, вольтнув, сначала рассек ему плечо, а затем без размаха всадил свой клинок баннерету в бок. Пробил насквозь, эспада влезла до середины…
– Twoyu matj!.. – Неожиданно бедро пронзила острая боль.
Скосил глаза вниз и увидел, что барон, медленно соскальзывающий с клинка, успел все-таки засадить дагой мне в ногу.
Отскочил назад. Во рту мгновенно все пересохло, в голове гулко застучали бешеные барабаны.
Вцепился в рукоятку и резко выдернул так и оставшийся в ноге вражеский клинок… Полыхнуло зверской болью, из глаз покатились слезы и полетели разноцветные фейерверки…
– Twoyu matj… – Невольно я сел на землю, все вокруг поплыло кругами…
Глава 15
Очнулся от легкого ветерка, освежающего лицо…
– Что за… – Открыл глаза и увидел перед собой миловидную девушку в чепце, обмахивающую меня веером. Вспомнилось, что где-то ее видел… Фрейлина, кажется…
– Ой… – отчаянно пискнула девица, заметив, что я открыл глаза, и мигом выскочила из комнаты.
Что за черт? В открытом окошке светит солнышко, а пырялись мы почти ночью… Это же сколько я провалялся без сознания?
Огляделся…
Лежу на широченной кровати в одних средневековых труселях ниже колен…
Нога плотно перебинтована чистыми льняными бинтами…
Вроде и не болит совсем…
Комната небольшая, очень светлая. Стрельчатое окно распахнуто настежь. Обстановка богатая, мебель из ореха, драпировки, шитые шелком, на темы войны и охоты. На низеньком столике с ножками в виде лап льва, инкрустированном перламутром, стоит… Ну да, еда стоит. Пахнет вкусно, все еще горячее, парок идет, вот только рассмотреть, что там, не получается, все накрыто крышками и салфетками. Рядышком гордо возвышается серебряный вместительный кувшин с вином и большие бокалы из того же металла.
Внезапно почувствовал дикий голод и жажду.
Осторожненько, стараясь не потревожить ногу, подвинулся к столику и откинул салфетку…
– О-о-о… – Я тут же отодрал ногу у запеченного гуся и отхватил добрый кусман.
Хорошо прожарили и специй не пожалели. И опять брусника моченая. Откуда она у них? Не иначе норвеги кораблями возят. Набулькал в бокал винца и сделал глоток… «Изюмительно», как говорила моя бабушка. Доброе вино: густое, красное как кровь и хорошо выдержанное.
– Черт… – Совсем забыл. Где Тук и что с ним? Я тут жру, а парень там загибается…
– Узнаю Арманьяка! – В комнату энергично вошел барон Робер де Бальзамон. – Только очнулся – и сразу за еду.
– Ну да, мы, Арманьяки, такие. Робер, что с моим эскудеро? – Я налил вина во второй бокал и дал в руки сенешалю.
– А что с ним станется? – Барон, особо не чинясь, с хрустом отодрал у гуся оставшуюся ногу и отсалютовал ею мне. – У скоттов головы крепкие, как булыжник. Мэтр Паре пришил ему кожу на лбу – и все. Правда, он долго не решался это сделать. Говорил, что вы, Жан, будете гневаться.
– Я беспокоился, что у него не хватит умения. Так значит, с Уильямом все нормально?
– Даже отлично. Только что его навешал. Съел каплуна, полкруга сыра, миску зимних груш и теперь заглядывается на служанку. Мэтр Паре говорит, что жара нет, и он к вечеру сможет уже вставать. – Барон вцепился желтоватыми, но крепкими зубами в гусиную ногу и вскоре отбросил голую кость на поднос.
– Ну так давайте за это и выпьем, Робер. – Я стукнул бокалом об его бокал. – Да, совсем выпустил из головы. Что с бароном д’Айю?
– Жан… – Сенешаль, усмехнувшись, посмотрел на меня, – вы не представляете, какой фурор произвели. Д’Айю – лучший в стиле «Эспада и дага» из всех, кого я знаю и видел. А видел я, поверьте, многих знатных бойцов. Барон даже равен мэтру Понсу; во всяком случае, не уступает ему уж точно.
– Он жив?
– Пока да. Мы было уже думали, что он отдаст богу душу, но ночь он, не иначе с божьего произволения, пережил, так что некоторые шансы на выздоровление есть. – Сенешаль перекрестился и огорченно посмотрел на меня. – Я не одобряю этот поединок между вами. Шарль – благородный кабальеро, правда, излишне вспыльчивый…
– Видит бог, Робер, я этого не хотел. Причину надумал, без каких-либо оснований, он сам. И она не стоит выеденного яйца.
– Я догадываюсь… – Сенешаль опять наполнил бокалы. – Во всяком случае, все уже произошло, и жалеть не о чем. Пейте вино, вы потеряли много крови, а оно само как кровь. Это тоже из моих виноградников.
– Отличная лоза, барон. Я, пожалуй, прикуплю у вас его в дорогу, – отсалютовал ему бокалом. – Но как я оказался здесь? Почему не у себя в покоях?
– О-о-о!.. – воскликнул сенешаль. – Вы счастливчик, Жан. Вашим здоровьем озаботилась лично ее высочество Мадлен…
– Ну вот! – В комнату вломилась целая толпа женщин во главе с самой вдовствующей принцессой Вианской, Беарнской и Андоррской. – Стоит только мне немного отвлечься, а больной уже нарушает предписанный режим! Кто приказал подать виконту эту тяжелую для него еду?
Мадлен спрашивала, строго смотря на сенешаля.
– Ваше высочество! – Де Бальзамон склонился в поклоне. – Это я. Справедливо полагая, что виконт проснется совершенно голодным, я взял на себя такую смелость. Нет ничего лучше доброго куска жареного мяса и кубка красного вина для восполнения сил.
– Это на ваш мужской взгляд. – Мадлен сменила гнев на милость. – Я не гневаюсь, Робер. Но сейчас покиньте нас, виконта необходимо перевязать.
– Я удаляюсь, ваше высочество. – Барон откланялся и, подмигнув мне, исчез из комнаты.
Женщины развили бешеную деятельность. Для начала на мои чресла накинули покрывало, по-пуритански прикрыв их. Затем справа объявилась та самая девушка, которую я увидел первой после моего пробуждения, и она опять принялась обмахивать меня веером. Слева уселась дама постарше с глубокой миской, исходящей парком, и принялась потчевать меня бульончиком с ложечки. Вкусным, надо отметить, наваристым и с незнакомыми мне специями, придающими особую пикантность.
Еще одна дама – в строгом черном платье и глухом чепце, с явно арабскими чертами лица, – поставив на табуретку таз с горячей водой, принялась осторожно разматывать бинты на моей ноге.
Мадлен осуществляла общее руководство, величественно восседая в венецианском кресле.
– Осторожнее, осторожнее… Сначала отмочите присохшие бинты… – скомандовала она и величаво повернула голову ко мне. – Я гневаюсь, виконт!
– Чем же я вызвал вашу немилость, ваше королевское высочество?
– Вы знаете чем! – Мадлен сделала строгое лицо. – Зачем вы дрались на поединке?