– Увы, ваше королевское высочество, мужчинам иногда приходится делать кучу совершенно глупых вещей.
– Несомненно; но все же какова причина поединка?
Ага… не знает она… все прекрасно знает и понимает. Два бабуина за самку подрались.
Состроил виноватое лицо и смиренно заявил:
– Да мерились пис… в общем, поспорили по поводу стихотворного размера одного рондо.
– Ну и у кого оказалась больше… рондо? – Мадлен внешне сохранила серьезность, но в глазах плясал табун чертенят.
– У меня, ваше королевское высочество, – состроил скорбную мину, – очень об этом сожалею. Но как себя чувствует барон д’Айю? Он доблестно сражался, и я победил всего лишь по воле случая.
– Мэтр Паре предлагал его избавить от лишних мук. – Мадлен небрежно пожала плечиками. – Но, к счастью, Медина взялась его лечить и утверждает, что шансы на выздоровление есть.
– Все в руках Господа, клинок миновал печень, – подтвердила арабка и осторожно сняла последний слой бинтов, – но рана ужасна. Эти фламберги нужно запретить – как оружие, созданное по наущению дьявола.
Пропустив мимо ушей эту тираду, сам подумал – очень хорошо, что она не европейка. Вселяет надежду на выздоровление. Лучше бы, конечно, была еврейкой, но сойдет и сарацинской нации. Это в принципе одно и то же. Что те, что эти – на голову, если не больше, опережают европейцев в искусстве врачевания.
– Ну что там у нас, Медина? – Принцесса встала с кресла и склонилась надо мной.
О-о… как все-таки божественно она пахнет… куда там всяким Жиданши и Деарам…
Стараясь не смотреть на грудь регины, выпирающую из лифа, скосил глаза на ногу и увидел, что рана немного кровоточит, но в общем выглядит сравнительно нормально. Главное, не опухшая и не воспаленная.
– Все нормально, госпожа. – Женщина осторожно надавила на края раны. – Клинок даже не разорвал мышцы, а прошел между ними. Нагноения тоже нет. Я наложу бальзам и легкую повязку.
И с Божьей помощью господин скоро исцелится.
– Это хорошо. – Мадлен удовлетворенно кивнула.
– Ваше высочество, а как там Франсуа? – осторожненько задал беспокоящий меня вопрос.
– Я решила вас наказать, виконт! – Регина изящным движением села в кресло. – Паж останется у меня. Поверьте, ему так будет лучше.
– А он сам на это согласен?
– Конечно, но боится показываться вам на глаза, – убедительно заявила Мадлен. – И правильно, вы еще, не дай бог, прибьете его. Но не беспокойтесь, я прикажу ему вас навестить.
Вот черт… отобрала все-таки пажа. Да и бог с ним… Может, мальчишке при ней действительно лучше будет. Ну не приспособленный он никак к ратной службе. Ладно, забыли…
Арабка ловко и быстро обработала рану какой-то остро пахнущей жидкостью и, наложив бальзам, забинтовала обратно. Новыми бинтами… что даже удивительно.
После чего все дамы испарились, прихватив с собой недоеденного гуся с вином. Взамен оставили кувшин сидра, зимние яблоки и еще какое-то пряно пахнущее питье, наказав мне его пить как можно чаше.
Ага… Сами пейте. Мне и сидра хватит.
Мадлен, уходя, послала мне очень многозначительный взгляд. Правда, что именно он означал, я так и не понял. Хотелось бы, чтобы именно то, на что надеюсь.
Впрочем, тосковал и голодал я совсем недолго. Притащился Тук с забинтованным лбом и отчего-то распухшим как картошка носом. Краше в гроб кладут, но держался он бодрячком. Практичный шотландец благодаря неизвестно откуда взявшимся связям на кухне, не иначе от успешно охмуренной служанки, раздобыл большое блюдо с нарезкой из копченостей, сыра и разнообразной колбасы и еще один кувшин сидра.
Я ему сообщил, что Франсуа мы лишились. Шотландец сильно опечалился и на фоне этой печали сам сожрал половину подноса еды и выпил кувшин сидра. После чего я его погнал на конюшню проведать наших лошадей. Если уже встал, чего без дела маяться?
Сам маленько погрустил и, машинально нашарив на столике кубок с питьем, оставленный арабкой, глотнул из него добрый глоток. Не скажу, что особо отвратно: горьковато, кисловато и солоновато одновременно. В общем, гадость… Но после этой гадости я чуть ли не моментально вырубился и крепко, без сновидений, проспал до самого позднего вечера. Великолепно отдохнув, между прочим.
Разбудил меня кардинал Пьер де Фуа. Сей духовный муж приперся и с ходу стал меня вербовать… да-да… именно вербовать, иначе предложение мне богатого епископства не назовешь. Что он хотел взамен, я толком так и не понял, но, по его словам, он брался уладить мои разногласия с Пауком в обмен на уход из мирской жизни. Зачем это нужно именно самому кардиналу – осталось неизвестным. Я согласился подумать и, сославшись на недомогание, отмазался от немедленного ответа на столь щедрое предложение. Кардинал обрадовался и свалил. Вот и думай, кто в Фуа больший сторонник Паука. Сама Мадлен или братец покойной Жанны.
Попробовал вздремнуть, но уже не получилось.
Снова заявился в гости барон де Бальзамон вместе с мэтром Понсом. Испанец подтвердил, что Шарль д’Айю – лучший в «Эспаде и даге» во всем Лангедоке и Гиени вдобавок, ну кроме самого мэтра Понса, конечно, и я, столь умело продырявив его, совершил чуть ли не подвиг. Только успели разлить и выпить по первому кубку за это – кабальеро притащили с собой целый бурдюк вина, – опять явилась Мадлен и прогнала моих собутыльников взашей с нотками настоящего гнева в голосе.
Пришла она на этот раз почти без свиты, только с Мединой и мощного сложения служанкой, которую тут же выставила на пост за дверью.
– Меня расстраивает ваше поведение, Жан! – вкрадчиво заявила она и присела в кресло.
– Я исправлюсь, ваше королевское высочество. – Я откровенно залюбовался региной.
Мадлен сидела напротив окна, и садившееся солнышко окрасило ее дивные волосы в фантастический переливающийся огненный цвет. Казалось, над ее головкой реет ангельский нимб. Принцесса не стала надевать на себя никакого головного убора, а набросила на волосы прозрачное невесомое покрывало, прихватив его золотой диадемой, что ей необыкновенно шло и молодило. Казалось, что предо мной совсем юная девушка.
– Почему вы не хотите исполнять мои предписания по лечению? – капризно поинтересовалась Мадлен и, проведя платочком мне по лбу, вытерла несуществующую испарину. При этом она наклонилась, заставив меня вдохнуть аромат фиалок и здорового, чистого женского тела.
– Я буду… – послушно согласился я, от волнения чуть охрипнув.
– Вы обещаете? – Мадлен чарующе улыбнулась и провела рукой по моим волосам.
– Все что угодно.
– Я запомню. – Регина гибко, как кошка, встала и отошла к окну. Затем резко обернулась и спросила у арабки: – Ты закончила, Медина?
– Да, госпожа. – Арабка быстро закончила перевязку и поклонилась. – У господина все в порядке.
– Жди меня за дверью, – властно приказала Мадлен.
Подождала, пока арабка вышла, и присела на кровать. Секунду помолчала, рассматривая меня, потом спросила:
– Вы, Жан, дрались с д’Айю из-за меня?
– Не из-за вас, ваше королевское высочество… – я сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями, вернее – очень боясь ляпнуть что-нибудь лишнее, – а за вас.
Мадлен прерывисто вздохнула, провела рукой по моей груди, затем неожиданно наклонилась и впилась поцелуем в губы. Едва успел ответить, как она вскочила и, ни слова не говоря, выскочила из комнаты.
– Тысяча чертей и преисподняя, – выругался я в голос и чуть было не вскочил с кровати.
Вовремя опомнился, набулькал себе вина и залпом выпил. Какая женщина!.. Вкус барбариса от поцелуя до сих пор на губах стоит. Моя будет, законный трофей! От отчаяния и невозможности что-либо предпринять опять хватанул лечебного пойла и забылся во сне.
Проснулся от света свечи. Открыл глаза, потянулся за кинжалом под подушку – и замер…
Держа в руках подсвечник, около кровати стояла Мадлен в прозрачном длинном пеньюаре. Женщина поставила светоч на стол, сделала осторожный шажок вперед, присела на кровать и прильнула ко мне.
Осторожно прижал ее к себе, ощущая под воздушным шелком упругое горячее тело. Провел рукой по бедру и, не говоря ни слова, едва касаясь ее губ, поцеловал. Затем еще раз, уже крепче и настойчивее.
Регина впилась в меня сама поцелуем, больно прикусив мне губу…
– Жан… я делаю неправильные вещи… – всхлипнула она.
– О-о-очень правильные… – Стараясь не потревожить больную ногу, я опрокинул Мадлен на кровать.
– Стой… стой… у тебя же рана… тебе же нельзя шевелиться… – Регина отталкивала меня и вместе с тем сильнее прижималась всем телом.
– При чем здесь я?.. – Запутавшись в шелковистой ткани, наконец задрал подол пеньюара, обнажив ее животик, в сполохах свечи исходивший оттенками розового мрамора. – Ты очень многого не знаешь… двигаться будешь ты.
В ночной тишине легкий осторожный стук в дверь прозвучал раскатами грома.
– Ваше высочество… ваше высочество… – зашептал за дверью женский голос.
– Ну что за хрень?! – рявкнул я в полный голос, нешуточно разозлившись.
Зараза! Как всегда – на самом интересном месте…
– Подожди… – Мадлен закрыла мне рукой рот и метнулась к двери. – Что случилось, Иветта?
– Ваше высочество! Во дворец прибыли послы от вашего царственного брата. С ними два копья жандармов и три десятка вольных лучников, – испуганно зашептали за дверью.
Слова невидимой мне служанки взорвали мозги не хуже атомной бомбы.
Песец. Самый настоящий. С пробитой ногой шансов нет никаких. Разве что…
– Жди! – нервно приказала Мадлен Иветте и вернулась в кровать. Горячо прильнула, затем отодвинулась и печально посмотрела на меня. – Я же говорила… Не суждено мне любить и быть любимой. Ты, наверное, думаешь, что это я их вызвала?
– Нет, Мадлен. Они бы просто не успели сюда добраться.
– Они и не успели… это другие. – Регина смахнула слезинку с уголка глаза. – Но… но я отправила письмо Луи. Еще в первый же день. Просила подсказать, как с тобой поступить… И второе письмо, вслед за первым… с просьбой тебя помиловать. Я… я позже поняла, что ты мне нужен.