– Мы помолились, чтобы папа знал: мы его любим. И, может, он все же иногда будет с нами играть.
Орла встала на ноги и подняла его на руки. Как бы она ни хотела, чтобы дети не осуждали ее за это, от такого простого смирения Тайко в горле встал ком.
Когда-нибудь ей придется дать официальное объяснение менее дружелюбным властям. Она подумала о том, что может потерять детей, и крепко его обняла.
– Я рада. Рада, что вы попрощались. Но не хочу, чтобы вы запомнили его таким. Запомните его живым, хорошо? Идем.
По щеке Элеанор Куин струилась слеза; она встала и взяла маму за протянутую руку:
– Ты не злишься?
– Я волновалась. Мы ведь договорились не выходить несколько дней.
– Во дворе так хорошо, – ответила Элеанор Куин.
Они вернулись в дом. Орла мрачно взглянула на голубое небо, на сверкающий, нетронутый снег, на пару ворон, усевшихся на ветку, словно старые друзья. Она ничему не доверяла. И… деревья казались еще ближе, чем раньше. Их ветви тянулись к прочным стенам дома, будто корявые гоблинские ручки.
Она завела детей внутрь и последний раз взглянула в сторону леса, прежде чем закрыть дверь.
– Ты нас не получишь.
29
За два дня Орле пришлось признать, что она проигрывала битву. Скука, подогреваемая нытьем детей, стала сильнее страха.
Первый день они провели в студии Шоу, вместо поминальной службы. И Элеанор Куин, и Тайко пытались играть на гитарах. Пока они только осваивали инструмент, струны звучали приглушенно, призрачно. Орла просмотрела готовые картины Шоу и эскизы, которые он сделал для будущих работ. И увидела все новыми глазами: в его флоре и фауне проявился человеческий фактор, видимо, потому что он осознал: там есть что-то, и оно по-своему пытается связаться с ним. Но сущность Шоу, его мастерство тоже присутствовали в рисунках. Возможно, попытка заставить замолчать то, что он слышал, сделала его еще более сосредоточенным на собственных идеях. В них было так много слоев и неожиданных деталей: отдельный листок, который при ближайшем рассмотрении был похож на морское существо; спутанный кустарник, где было спрятано гнездо с детьми.
Раньше это ее пугало, а теперь помогало раскрывать тайны мужа. Его душа взывала к состраданию, заботе, к тому, чтобы найти безопасное место для каждой потерянной и испуганной души.
Орле захотелось, сильно захотелось отмотать время – чтобы она увидела это раньше. Не только то, что посягало на его сущность, но и сам его талант. Оглядываясь назад, она могла сказать с уверенностью: ее похвала была пустой. Он заслуживал большего.
Орла так и не смогла одарить его… всем. Как случилось, что она больше никогда не приготовит ему особенное блюдо, или не сотрет с его подбородка краску, пока они вместе принимают душ? Не займется с ним любовью – той, которую он заслужил, какую она дарила, отдаваясь во власть их союза? Они ведь старались вернуть себе былую раскрепощенность, которая прошла вместе с особыми красками первых дней их жизни. Теперь она поняла – вот как их брак стал таким серым.
Шоу приехал сюда, чтобы вернуть все цвета, которые они потеряли. И неважно, что еще он чувствовал в этом месте, главное – он обрел талант.
Нашел себя. И потерял все остальное.
Она отвернулась, пока дети бренчали на его гитарах, и тихо заплакала.
Они провели какое-то время, просматривая старые записи со стихами Шоу. Тайко особенно понравились глупые записки, которые никуда не вошли и из которых получались смешные рифмы. Когда дочь прикасалась к страницам, Орла видела: она читает между строк, вбирает в себя почерк отца. Иногда Шоу оставлял для нее записочки в коробке для обеда. Пока настроение не стало мрачным, Орла предложила перекусить, и вместе они побежали на кухню.
Уборка стала веселым занятием… на несколько минут. Прятки им наскучили. Орла научила их некоторым танцевальным движениям, и это было весело… тоже примерно час.
Отчаянно пытаясь найти новое занятие, Орла предложила детям охоту за сокровищами. Она все чаще стала думать о старике, который жил здесь раньше. Замечал ли он что-нибудь? Когда риелтор сказал им, что предыдущий жилец умер в доме, они предположили, что он был стар, но что, если тот человек, как и они сейчас, заперся из страха? Мог ли он умереть с голоду?
Вдруг он оставил подсказку?
Вместе с инструментами и книгами, которые они нашли в подвале, там была пара плотно запечатанных коробок. Она взяла их с собой, перерезала ленту и дала детям задание найти сокровища среди его бумаг. Пока они были заняты, Орла принесла из своей комнаты старые книги, включая книгу по местной истории, с наглядной, но недостаточно информативной фотографией, и просмотрела все еще раз. Может, старик собирал именно эти книги, потому что в каждой из них был кусочек головоломки?
Элеанор Куин сложила фотографии, которые нашла, в аккуратные стопки, но Тайко ныл, что коробки скучные и в них нет ничего интересного. Орла тоже ничего не нашла в книгах – одни были в ужасном состоянии, их страницы склеились от плесени, а другие – совершенно не по теме. Из того, что смогла понять Орла, автор был либо актуарием, либо юристом со страстью к грибам и птицам. Потом, когда дети уснут, она собиралась исследовать шкафы и ванную комнату наверху: может, там есть потайной отсек, место, где тот, кто терял рассудок, прятал свои самые мучительные тайны.
Несколько минут они сидели вместе, сгрудившись в кучу над стопкой старых фотографий. Орла не заметила никаких зацепок, хотя было несколько старых цветных и черно-белых фотографий, с изображенными на них частями гигантского хвойного дерева, которое возвышалось над поместьем.
– Посмотрите, какие пушистые ветки, – сказала Элеанор Куин.
Действительно, когда-то дерево с толстыми, крепкими ветками выглядело намного здоровее. По машинам на газоне Орла предположила, что фотографии были сняты в восьмидесятых – девяностых. Она засунула все обратно в коробки и отложила их в сторону, решив, что потом вернется и рассмотрит повнимательнее, на случай, если что-то упустила. Детям не хватало терпения, чтобы зацикливаться на каком-нибудь одном занятии надолго.
За ужином они ворчали – никому не нравился безвкусный, строго порционный ужин Орлы. Без новых развлечений и телевизора дети спорили о том, какой из DVD-дисков посмотреть. Они устали от игр. Элеанор Куин не находила утешения в книгах.
На следующее утро дети объединились единым фронтом, умоляя поиграть во дворе. Погода еще больше усложняла Орле дело: умеренная температура, чистое небо, свежий припорошенный снег, заманчивый пейзаж, манящий подобно витрине с пирожными в красивой глазури. Но она знала: Оно все еще опасно и только притворяется хорошим. «Нет» стало ее ответом на каждый вопрос.
По-прежнему желая найти дополнительную информацию, Орла уселась в некрасивое, но удобное кресло, которое притащила к двери, чтобы не дать детям сбежать, и перечитала целую главу книги по истории деревни Саранак-Лейк. Именно там они нашли фотографию с лечебным домом. Книга мучила ее, дразнила той первой зацепкой, но Орла не обнаружила больше ничего, что могло бы объяснить происходящее. Жаль, что Шоу не смог выйти в интернет, чтобы узнать больше.
Она не обращала внимания на детей, когда они огрызались, и не возражала, когда они решили устроить гонку по коридору наверху. Пока они топали над ней, Орла вернулась к фотографии лечебного дома и женщин, которые там когда-то останавливались. Внимательно осмотрела каждый сантиметр, чувствуя себя настоящим детективом, который прочесывает фото с места преступления. Могли ли эти женщины или другие, подобные, разрушать их жизни?
Люди на фото выглядели настолько обреченными, настолько хрупкими, что было трудно представить их мучителями, даже в роли призраков. Она не знала, какие доказательства ищет, а их бледные лица не выражали ничего, кроме печали. Верили ли они, что это место их вылечит? Или знали, что их отправили сюда умирать? В особенности одна из них, самая младшая из группы, казалась слишком тощей для своей одежды. Когда Орла рассмотрела поближе, то поняла, что рука на зауженной талии – вовсе не жест, обозначающий желание позировать, а признак ослабленного состояния девушки. Она пыталась удержаться на ногах.
Вдохновленная новыми подсказками, Орла вскочила на ноги и бросилась в студию Шоу. Нашла его увеличительное стекло в верхнем ящике стола и вернулась к креслу и книге. Дерево даже без лупы, несомненно, было тем самым, которое стояло за их домом.
– Мама, можно съехать по лестнице?
– Нет.
– Можно сделать печенье?
– Нет.
Она услышала, как дети наверху фыркнули и через несколько секунд вернулись к гонкам. Орла позволила им, несмотря на то что шум действовал ей на нервы: может, это занятие их утомит, и они будут лучше спать ночью.
Орла водила лупой, разглядывая одежду людей на фотографии. Самодовольное выражение лица мужчины. Дым из каменного дымохода. Раньше она этого не замечала, но ветви лиственных деревьев были голыми: значит, было холоднее, чем она думала. Представляя себе целебный климат для больных туберкулезом, Орла автоматически рисовала в своем воображении весну или лето с ярким солнцем и теплой погодой. Но, возможно, пациенты оставались здесь круглый год. А может, они приехали после первых заморозков, когда в воздухе было меньше аллергенов?
Внезапно фотография наполнилась мелочами, которых она раньше не замечала. На входной двери висел венок. Люди, позировавшие для фото, стояли без верхней одежды, но мог ли быть уже декабрь? На нескольких женщинах были ожерелья с маленькими подвесками, которые под лупой становились крестиками. Тощая, самая болезненная на вид девушка держала в руке какую-то цепочку, но то, что на ней висело, было непохоже на крест. Изображение лишь сильнее расплывалось, когда Орла приближала лупу.
Заложив страницу пальцем, она схватила книгу и побежала на второй этаж.
– Я победил! – закричал Тайко, затаив дыхание, когда в коридоре появилась Орла.