– Можно одолжить твой микроскоп? – спросила она дочку.
Взволнованная тем, что появилось новое занятие, Элеанор Куин кинулась в свою комнату, брат побежал следом.
Они сидели на полу у кровати, пока Элеанор Куин настраивала свой детский микроскоп.
– На что будем смотреть? – спросила дочь.
– Мне нужно изучить эту фотографию. Вот тут. – Орла открыла книгу и указала на предмет в руке девушки. – Можешь настроить на это место?
– Конечно.
– Можно посмотреть? – спросил Тайко.
– После мамы, – ответила Орла, держа книгу ровно, пока дочка фокусировала изображение. Внезапно уверившись, что это имеет большое значение, она стала терять терпение, когда Элеанор Куин возилась с ручками. – Видно?
– Это ожерелье. Кажется.
– Ты видишь? Это было снято недалеко отсюда. Я уже рассказывала тебе – папа увидел дымоход, и мы нашли эту книгу. На нашем участке был лечебный дом, куда посылали людей, женщин, больных туберкулезом.
– Что такое туберк?.. – спросил Тайко.
– Это заболевание легких – оно затрудняет дыхание. – Орла наблюдала за Элеанор Куин, предполагая, что дочь может заметить какие-то не менее важные детали, возможно, даже за пределами фотографии.
Элеанор Куин убрала книгу из-под микроскопа и поднесла фотографию очень близко к лицу.
– Я хочу посмотреть! – взвизгнул Тайко.
– Через минутку, это важно. – Орла повернулась к дочери. – Что-нибудь есть? Чувствуешь что-нибудь знакомое?
– Может быть… только чуть-чуть… Я не знаю, мама. Возможно.
– Можешь сказать, что на цепочке?
Элеанор Куин подсунула книгу обратно под линзу:
– Не могу…
– Дай мне. Пожалуйста.
В ответ на нетерпеливость в голосе мамы Элеанор Куин отодвинулась и подпустила Орлу к окуляру. Орла завинтила фокус, пока изображение не стало ясным.
И охнула. Она была права – это был не крест, как на других женщинах.
– Что такое, мама? – спросила дочка, сгоря от любопытства.
– Звезда. В кругу. Это называется пентаграмма.
– Это что-то значит?
– Может быть.
Что-то древнее и невидимое коснулось лопаток, и Орла вздрогнула.
Молитвы Орлы о том, чтобы дети спокойно спали, остались без ответа. Тайко лежал на диване, пинался и кричал, вместо того чтобы почистить зубы. И хотя потом он настоял на том, чтобы спать в собственной постели, каждые пятнадцать минут выбегал, дабы потребовать что-нибудь: то воды, то найти пропавшую игрушку. Еще раз на горшок. Сказку. Еще раз помолиться за папу. Наконец он уснул со слезами на щеках.
Элеанор Куин не закатила истерику, но и спать ложиться не хотела. Вместо этого она засиделась допоздна и смотрела фильм. Орла сидела рядом с ней на диване, все еще сжимая книгу по истории. Иногда снова листая ее, но слишком отвлеченная, чтобы читать. И хотя она хотела сделать заметки о припасенных воспоминаниях о язычестве, друидизме и викке, единственное слово, которое Орла записала, было «природа». Она знала почти наверняка, что природа применима ко всем трем, как, возможно, и к пентаграмме.
Она рисовала звезду в круге. Снова и снова. С тех пор, как Орла опознала предмет в руке мертвой девушки, она почувствовала новое беспокойство. В комнате веяло паранойей, прохладой вопреки температуре на термостате, и она почти поверила, что увидела призрак девушки с фотографии.
Наверху закашлялся Тайко. Им повезло, что дети до сих пор здоровы. Но, судя по отходившей мокроте, удача могла им изменить. Когда приступ утих, Орла невольно подумала о девушке, которую кашель, вполне возможно, буквально привел к смерти.
Все, что она узнала, принесло только больше вопросов, а у нее не было других ресурсов для ответов, кроме собственного сбитого с толку мозга. Пентаграмма, насколько она знала, использовалась во многих религиях, но практиковалась ли в конце девятнадцатого века? Носила ли девушка ее в качестве украшения, или этот символ значил для нее нечто большее? По тому, как он свисал с ее руки, больше как четки, а не украшение, заставило Орлу думать, что эта веща была важна. И висела на ней неслучайно, в отличие от крестов на других женщинах.
Или, может быть, это ничего не значило.
Пока они не смогли сбежать, навсегда покинуть это место, Орла должна пытаться разгадать эту головоломку. Возможно, это было своего рода коротание времени и не сильно отличалось от выдуманных детьми игр; всем им требовалось какое-то занятие.
Орла хотела проговорить с Элеанор Куин всю ночь, но дочь ворчала каждый раз, когда Орла мешала ей смотреть фильм. В конце концов заиграла музыка, изображение исчезло, и Элеанор Куин нажала кнопку «стоп».
– Мы можем поговорить сейчас? – попросила Орла, жалея, что так отчаянно нуждалась в помощи девочки.
– О чем?
Может, Элеанор Куин просто переутомилась, но ее голос показался Орле раздраженным. Возможно, это было не лучшее время для разговора, но Орла не могла больше ждать.
– Мы долго сидим дома. Ты чувствуешь, что Оно уходит?
– Нет. Оно просто ждет. Это глупо. – Элеанор Куин хмыкнула и встала с дивана, собираясь подняться наверх.
– Что значит «ждет»? Элеанор Куин? – Орла подскочила и прыгнула вперед, чтобы преградить дочери путь.
– Не знаю. Но мы не можем просто сидеть дома вечно. Что мы делаем?
– Я думала, мы договорились…
– Ведь и так ясно: оно не хотело, чтобы мы уезжали. Это ты сказала, что мы не должны выходить из дома.
– Это было для вашей безопасности…
– Сколько еще? Здесь нечего делать.
Орла вздохнула. Элеанор Куин раздраженно топнула ногой по нижней ступеньке.
– Я просто боюсь, что мы… можем сделать что-то не так снаружи… что-то такое, что Ему не понравится. Внутри безопаснее, тебе не кажется? – аккуратно поинтересовалась Орла.
Элеанор Куин пожала плечами:
– Наверное. Только вряд ли Оно забудет, что мы здесь.
– Тогда что? Как ты думаешь, что мы должны сделать?
Месть за то, что спросила совета у ребенка, была такой же, какой она стала бы в подростковом возрасте: преувеличенное закатывание глаз. И опущенные плечи, будто говорящие «ты безнадежна». Тоном «ты слишком надоедливая, чтобы с тобой разговаривать».
– Я не зна-а-аю.
– Мы ведь договорились разобраться в этом вместе. Я знаю, что мы не можем оставаться в доме. И не собираюсь оставаться здесь навсегда, но мне нужно, чтобы ты сказала, когда будет безопасно. Ведь ты чувствуешь…
– Оно ждет. Это то, что я знаю. Оно… учится, видя, что мы делаем, а мы ничего не делаем.
– Я хотела, чтобы Оно потеряло интерес к нам… к тебе.
Но Орла вдруг поняла, что ее дочь права: настало время придумать план получше. Образ старика, слишком слабого, чтобы встать с постели, подстегнул ее.
– Завтра утром мы выйдем наружу. Осторожно. Не будем пытаться уйти, а просто… посмотрим, что ты почувствуешь. Ты к этому готова?
Орла видела, как бунтарство девочки сдувается, словно пузырь. Тогда Элеанор Куин стала просто уставшей. Маленькой и неуверенной.
– Да. Может, стоит попробовать с ним поговорить, – предложила она.
– Это хорошая идея, – ответила Орла. – Зададим несколько прямых вопросов? – Элеанор Куин кивнула. – Может, об этой девушке из книги?
Элеанор Куин пожала плечами, а потом снова кивнула. Голова опустилась к груди, и она поднялась по лестнице.
Нечестно, подумала Орла, для ее дочери – нести эту ношу. С ума сойти, что приходится обсуждать с беззащитным ребенком.
И хотя Орла не ожидала, что детям так быстро наскучит сидеть в доме, это время прошло не зря: ее больные мышцы чувствовали себя лучше. Теперь у нее было достаточно сил, чтобы встретить то, что будет дальше. Придумать новую тактику. Если уход оставался рискованным и маловероятным вариантом, то, возможно, выйти из дома и прислушаться – это лучший компромисс.
Спросить нечто – призрака – чего он хочет.
30
Она добавила молока в детскую овсянку – точнее, остатки молока. Еще один прекрасный день, в который Орле пришлось пообещать, что они выйдут на улицу после завтрака. Элеанор Куин не поднимала глаза от миски с хлопьями, и Орле стало интересно, не волнуется ли она из-за миссии, о которой они договорились накануне вечером. Орла даже не спросила у дочери, каково это – знать о том, что их преследует, угрожает их жизням. Должно быть, страшно. Но, может, Элеанор Куин затолкала этот страх в самые отдаленные уголки своего сознания? Что, если детская чувствительность губила ее, утягивая в пропасть безумия, как Шоу? Когда она чего-то не понимала…
Тайко щебетал песню, пока ел:
– Папа, папа, спит в снегу. Папа, папа, никуда я не уйду.
Дети сходили с ума. Это место продолжало их изматывать. В какой-то момент Орле придется взвесить все за и против: безопасность против вероятности того, что они превратятся в безумные копии былых себя. Затеряются в мыслях. Потеряются на леднике.
Орла задумалась, не стоит ли поговорить с ними об Отто и о том, как ее семья пережила эту опустошительную потерю. Но что она могла сказать, что из этого вынесла? Ты просыпаешься и продолжаешь жить. Они и так этим занимались.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она Тайко. – Я слышала, как ты кашлял ночью.
Вместо того чтобы ответить, он продолжал жевать, что-то напевая. Орла приложила тыльную сторону руки к его лбу: придется пересмотреть их план, если он заболел.
– Кажется, жара нет.
– Нет!
– Просто подавился ночью водичкой?
– Не-а. Я не кашлял, мама.
Может, он не помнил. А может… Она покачала головой: если бы это было так просто – заставить сверхъестественное исчезнуть. Теперь она еще и слышит то, чего нет? Вот она, цена одержимости девушкой из книги.
Орла оставила посуду отмокать в раковине, а Элеанор Куин поспорила с Тайко, кто сможет быстрее надеть снаряжение. Орла позволила им выбежать из дома первыми, пока сама застегивала на молнию куртку и поправляла шарф.
Тайко топтался по снегу, словно Годзилла, уничтожая одно здание за другим. Орла, держа руки в карманах, стояла на страже, глядя на Элеанор Куин: девочка рассматривала что-то, прислушивалась, не находя ничего такого, на чем можно было бы сосредоточиться. Затем бросилась дальше, во двор, слепила снежок и бросила его в Годзиллу.