ительным рабочим, ставил для олимов те самые караваны, ворочал камни, клал раствор и т. д. К времени моего приезда, он поднялся по служебной лестнице и стал чем-то вроде прораба. Нина ухаживала за какой-то старушкой и о своей работе почти ничего не рассказывала. Во всяком случае они имели определенный доход и большую часть этого дохода откладывали на отъезд.
Они уже потеряли часть сбережений, когда обратились в одно из «турагенств». Те обещали им выезд в Америку, но получив гонорар в конце концов просто испарились в сухом израильском воздухе. Сережа и Нина, чтобы не затягивать процесс реэмиграции, расплатились с банком «Идуд» (позже их заставили платить еще раз, так как долг был привязан к доллару, а курс обмена изменился не в лучшую для шекеля сторону). Они нашли другое агентство — дальнейшее мы знаем из переписки, так как выбрали курс на нелегальную эмиграцию и уехали раньше.
Агентство было солидное и взялось за дело со всей серьёзностью. Агентство отправило документы в Канаду, агентство организовало им первое интервью в Канадском посольстве, затем второе… За все нужно было платить и канадское правительство не гнушалось брать деньги до решения их судьбы. Во всех этих хлопотах пролетел год и наконец пришло решение. Без объяснения причин им отказали.
«Сорри!» — сказали дяди в агентстве.
Разуверившись в честности этого мира и всех агентств с посольствами в частности, семья решила пойти нашим незаконным путем и купила тур. поездку в Канаду. Там они сдались властям и начались недели и месяцы ожидания и допросов, под ласковым псевдонимом «интервью». Их конечно спрашивали, почему они уехали с библейских холмов, что заставило их сделать этот опрометчивый шаг. Вот когда пригодился «гой» Сережа и даже его героическая мама. Основной причиной была выдвинута смешанная семья и религиозные притеснения на этой почве. Почти беспроигрышный и почти правдивый вариант сработал и они получили долгожданный статус — не помню уж какой — позволяющий им обосноваться в Канаде.
А мы нашли другую страну и другую дорогу и день, когда пришло решение — «куда», я помню как сейчас.
Почти каждый будний вечер после учебного дня — моего в ульпане, сына в школе — мы с ним садились на велосипеды и отправлялись на берег Средиземного моря, благо было оно от нас на расстоянии 15 минут езды. Жара спадала, тени от домов накрывали дорогу, вертеть педали становилось даже приятно. Мы добирались до ближайшего пляжа и… Вы предполагаете — сразу бросались в воду? Нет, не так — сначала нужно было подойти к самой кромке воды и решить — будем мы купаться или просто посидим на берегу любуясь на солнце погружающееся в море.
Сейчас вы узнаете причину наших поездок в Акко и Нагарию — мы ездили купаться в чистой воде. Израиль был грязной и мусорной страной (говорят сейчас многое изменилось — хочу верить) и это тоже отравляло нам жизнь. Евреи винили во всем арабов, марроканцев, эфиопов и конечно же русских олимов, но улицы Моцкина покрытые собачьим дерьмом — позвольте, олимы не держали собак в таком количестве. Пляжи были относительно чистыми только в определенных границах, да и там пластиковые мешки предательски торчали из песка. Но самым грязным и замусоренным часто оказывалось само море. Если ветер дул к берегу, он приносил весь мусор Большой Хайфы, обрывки газет, пустые бутылки и конечно же пластиковые пакеты, иногда пустые, чаще заполненные мусором и тщательно завязанные.
В тот день о котором идет речь, купаться было нельзя или вернее достаточно неприятно и мы решили посидеть на берегу перед тем, как отправиться в обратный путь. Услышав русскую речь к нашей скамейке подошёл невысокий, плотный мужчина чем-то похожий на артиста Водяного. Как вы наверное догадались он оказался олимом из России. После взаимного осторожного прощупования мы убедились, что мы не конкуренты в этом недобром мире и разговорились.
Он работал смотрителем и уборщиком пляжа, приехал в Израиль чуть более года назад и чуть менее года пытался из него вырваться. Завязался обычный олимовский треп — туда не пускают, там не принимают, там еще хуже, чем в Израиле… Вдруг среди географических названий мелькнуло одно, которое сразу застолбило моё внимание — Южная Африка.
«А что — сказал мой новый знакомый. — Там нашего брата еще не много, туда пускают, и остаться можно».
«Но ведь там апартеид и стреляют» — собрал я все свои знания о текущей ситуации в Южной Африке.
«А здесь не стреляют?»
В день нашего приезда в Израиль, на соседней улице, совсем рядом с гостиницей, где мы жили первые несколько дней, в картонном ящике из-под телевизора, нашли бомбу. Помните, я рассказывал о своём визите к родственникам в Бер-Шеву — за день до моего приезда, на автобусной станции в результате взрыва было ранено несколько пассажиров.
Так появилась идея — куда ехать. Воплощение идеи описывать не буду, скажу только, что мы нашли агентство и они действительно помогли нам миновать все рифы на израильском участке — а большего сделать мы их и не просили.
И вот наступил последний день в Израиле.
Мы простились с Алиной и Юрой, раздали немудрёный эмигрантский скарб знакомым по ульпану и погрузив чемоданы отправились в аэропорт. Там нас ожидал сюрприз — приятный или нет? — скорее смесь того и другого — рейс отложили на сутки. Мы сняли номер в гостинице при аэропорте и моя жена утверждает, что это были её лучшие 24 часа в Израиле.
Мы оставили вещи в номере и уехали в Тель-Авив. Мы бродили по городу, по центральным и периферийным улочкам, по каменной сказке Яффы, по кипящему жизнью «шуку». Мы не прощались с Израилем. Мы смотрели вперед и проводили время так, как проводят время туристы, когда обязательная программа закончена и нужно убить время в ожидании самолета.
Мы уезжали, чтобы никогда не вернуться, и все-таки я вспоминаю Израиль. Иногда с горечью, иногда с грустью — это было время, когда мы были моложе, наши дети были маленькими и такими беззащитными. Они верили нам, жались к нам и мы были их единственной надеждой.
Мы с сыном на велосипедах исколесили все дороги вокруг Хайфы, крутили педали, разговаривали о чем-то, сидели в маленьких уличных кафе, купались в Средиземном море и ему со мной было еще интересно.
Всей семьей в субботние вечера мы ходили в маленькое кафе на углу Дерех-Акко и улицы Герцль — если мне не изменяет память, так называлась главная улица Моцкина. Мы покупали мороженное — огромные вафельные cones и сидели за столиком, обсуждая дневные новости, окруженные собаками и кошками, которые чувствовали себя хозяевами в этом кафе.
Почему-то часто вспоминаю безумное место — Тахана Мерказит или проще Центральную Автобусную станцию в Тель Авиве. Как кадры из голливудского фильма встает она в памяти ночная — полупустынная, но наполненная такой странной, замедленной полу-криминальной жизнью. Дневная, она была совсем другой — шумная, бурлящая, с горячим дыханием автобусов готовых отвезти в любую точку страны — от Цфата до Эйлата.
Иногда, как восточная сказка, всплывают в памяти арабские кварталы Хайфы. Серпантин улиц, маленькие лавочки, где продавали огненную шварму, магазинчики, уличные крикливые торговцы и английское военное кладбище, пустынное, выжженное солнцем, с сухой травой до пояса и вытянувшиеся в ранжир рядами могильных камней. Все было окрашено в песчано-буро-серые тона и казалось, одетые в хаки, чопорные британские офицеры выстроились для последнего парада.
Не знаю — захочу ли я вновь побывать в Израиле. Наверное нет. Но в моей памяти, стряхнув с себя всё, что вытолкнуло нас из этой страны, Израиль иногда встает, как сказочный Багдад, как золотые купола призрачного города Мастера и Маргариты.
Прежде, чем окончательно проститься с Израилем — несколько коротких историй, рассказиков о Израиле и людях Израиля.
В Израиле помню такой эпизод — сажусь в автобус что-бы ехать в Хайфу. Народу в автобусе немного, свободные места есть, но все в неудобии, на солнечной стороне. Наличествует свободное место и на более прохладной, теневой стороне, но на него никто не садится. Дело в том, что оно — свободное место, рядом с живописным стариком-арабом. Он сидит отвернув лицо, полускрытое этой самой накидкой — не знаю, как её называют — к окну и делает вид, что всё в порядке. А может быть просто привык к такому остракизму. Молча занимаю место рядом с ним. Ждете, что я напишу, что он вздрогнул и посмотрел на меня потеплевшим взглядом… Не дождетесь — не было этого — как сидел, так и продолжал сидеть. Думаете, что в автобусе воцарилась тишина и все искоса уставились на меня? Не воцарилась, кто разговаривал — продолжал разговор, кто дремал — не пошевелился.
Глупо наверное, но я почему-то был горд, как будто совершил ПОСТУПОК.
С арабами в Израиле у меня связана и другая история.
Произошла она в Акко, куда мы с сыном в очередной раз приехали на велосипедах. Побродили по городу, забрели на рынок и почувствовали, что устали и хотим пить. Денег у нас было не густо, но на коку и пиво должно было хватить. Нашли маленький арабский магазинчик-кафе с единственным столиком под навесом и плюхнулись разморенные и усталые на обшарпанные стулья.
Вышла хозяйка — немолодая и очень упитанная арабка и не слишком приветливо посмотрела на нас ожидая заказа или просто удивляясь — как нас сюда занесло.
«Please, one coke and one bear» — собрав все школьные знания сказал я, а сын уже свободно изъясняющийся на иврите перевел фразу.
Арабка исчезла в глубине магазинчика и через минуту выплыла со скатертью, накрыла ею видавшую виды клеёнку и снова нырнула внутрь.
Вернулась она в сопровождении невысокого пожилого мужчины, возможно мужа и на столе появились запотевшие бутылочки кока-колы и пива, стаканы и неожиданно для нас какие-то овощи и тарелка чипсов.
«Мы это не заказывали…» — окончательно исчерпав запасы английских слов запротестовал я.
«Это бесплатно, для вашего сына» — и скупо улыбнувшись исчезла в темноте лавочки.