На столе поверх картонной схемы, показывающей дизайн и узор дампы, лежали десятки кусочков разрезанного стекла, некоторые уже были отделаны медной лентой. Морган стала складывать кусочки, будто собирая головоломку, и улыбнулась, когда увидела, что каждый кусочек идеально встает на свое место.
– Вон там, – я указал на маленький стол, – она занимается заказами.
Свободного места на столе практически не было: ноутбук, на котором мигал сигнал о переполненной папке входящих сообщений; стопка блокнотов; подставка для карандашей и ручек; початая бутылка с водой. Рядом стояло несколько картотечных шкафов, заваленных самыми разными книгами, начиная с истории витражей и заканчивая альбомами фотографий ламп «Тиффани».
– Здесь хранятся копии всех оригинальных дизайн-проектов «Тиффани», информация о клиентах, описания уже выполненных и проданных работ. По-моему, я говорил тебе, что Пейдж построила хороший бизнес, но не упомянул, что она – лучшая в области дизайна ламп. Ее работы можно встретить в самых красивых и дорогих домах страны и Европы. В это с трудом верится, если учесть, что большую часть жизни она провела здесь, на ферме, за исключением нескольких лет, когда была замужем. Училась она у местного парня, который занимался оконными витражами и технологии знал самые простые. Так что всему остальному сестра научилась сама. А потом придумала, как находить клиентов, продвигать и рекламировать свои работы. Полагаю, без нее ферма не выжила бы. Большая часть денег, необходимых нам для стартовых преобразований, мы получили от Пейдж.
Морган внимательно изучила мастерскую, а затем повернулась ко мне.
– Зачем ты все это мне показываешь?
– Я рассказывал тебе, какая Пейдж умная, талантливая и добрая. Рассказывал, что она мой лучший друг: мы с ней играем в игры, смотрим фильмы по ночам, и она отлично готовит. Именно она меня вырастила. Я не знаю, кем бы я был без нее. Мне очень важно, чтобы ты все это запомнила.
– Почему? – удивилась Морган.
Я почувствовал огромную усталость, накопившуюся за последние дни, но постарался улыбнуться. Протянул руку и сказал:
– Пойдем со мной.
Мы вышли из мастерской, подошли к дому, и я на мгновение остановился у входной двери.
– Кстати, это она покрасила дверь в красный цвет: так раньше в Америке давали понять, что за этой дверью рады гостям и после долгой дороги странники смогут найти здесь приют и ночлег. Именно таким, по ее мнению, должен быть настоящий дом.
Наконец я собрался с силами и открыл дверь, а затем жестом пригласил Морган войти. Ее взгляд заметался из стороны в сторону. В полной тишине мы прошли на кухню. Воздух был пропитан запахами подгоревшей и испорченной еды и свежей краски. В раковине, на плите и на столе громоздилась посуда. В одной из емкостей лежали куриные ножки – обугленные с одной стороны и сырые с другой; в другой – протухший гамбургер. На конфорке плиты стояла кастрюля с замоченными бобами. На столе – тарелки с объедками, рядом – емкость с прокисшим молоком. В банке с грязной водой плавал мертвый головастик. Все ящики и дверцы шкафов были распахнуты настежь. Стены кухни недавно красили желтой краской, наспех и неаккуратно: на шкафах и столешницах – потеки, пол – весь в брызгах.
Повсюду валялась кухонная утварь, а перед раковиной лежала груда моющих средств, порошков, скребков и тряпок. В банке из-под джема стояли мертвые цветы; на столешнице виднелись капли крови, при виде которых Морган вздрогнула. И посреди всей этой грязи и хлама на столе лежал рисунок дома – выполненный пастельным мелком; он был удивительно хорош и напомнил мне место, где Пейдж жила в Техасе. Пройдя в кладовку, мы осмотрели опустошенные полки и вещи, валяющиеся на полу. Морган не промолвила ни слова, пока мы шли в гостиную, но застыла на пороге при виде поваленного на пол шкафа, наполовину выкрашенной стены, засохших огрызков на ковре. Повсюду были разбросаны DVD, книги, альбомы и прочая мелочь. Телевизор стоял на полу, и когда я взялся за пульт, чтобы проверить, работает ли он, то увидел, что включен канал мультфильмов. На заднем крыльце все вещи, кроме дрели и пилы, были сняты с полок и разложены на полу, как и в кладовке.
В конце концов мы поднялись на второй этаж, переступили через содержимое бельевого шкафа, сваленное в коридоре, и зашли в мою комнату. Там наше внимание привлекла стопка детских вещей, пара маленьких кроссовок, а также книжка из моего детства «Вперед, Дружок!». На тумбочке стояла фигурка Железного человека, которую я никогда раньше не видел. По непонятной причине моя наволочка была замызганной, словно ее таскали по грязи, а проследив за взглядом Морган, я увидел на полу в ванной кучу окровавленных пластырей и следы засохшей крови на туалетном столике.
В комнате Пейдж все было еще страшней: ящики и дверцы шкафов были распахнуты, одежда и личные вещи вывернуты и разбросаны повсюду. На полке одного из шкафов – еще больше подчеркивая царивший вокруг беспорядок – стояла коробка с любимыми туфлями моей сестры от Кристиана Лабутена. Их когда-то давно подарил Пейдж ее муж Гэри.
В ванной Морган вздохнула при виде окровавленной футболки, комком лежавшей на полу, парика и эластичного бандажа на столике.
– Я больше не могу, – хрипло пробормотал я. – Чудовищно.
Я повернулся и быстро пошел по лестнице и вон из дома, где сел в одно из кресел-качалок на крыльце. Морган последовала за мной.
Наклонившись вперед, я крепко сцепил руки.
– Ты сейчас спрашиваешь себя, что здесь случилось? Что мы только что видели? – начал я. – Какое-то безумие, верно? Как только я вернулся, я сразу понял, что это значит. Пейдж была наверху – передозировка снотворным. Едва выжила. Сегодня утром я впервые смог с ней поговорить.
Морган побледнела.
– Несчастный случай?
– Нет. И не первая ее попытка самоубийства, – с трудом выдавил из себя я, чувствуя тяжесть каждого сказанного слова.
Морган сжала мои руки.
– Мне очень жаль, Колби. Даже не представляю, каково тебе сейчас.
На долгие несколько минут я закрыл глаза.
– Сейчас у меня полно вопросов без ответов. Например, когда я нашел Пейдж, ее рука была обожжена; что произошло? Я не знаю, почему в таком состоянии дом. Я не знаю, почему она не позвонила мне, когда у тети случился инсульт. Когда мне удастся поговорить с ней – нормально поговорить, – многое прояснится. Но пока придется ждать. Знаешь, что она мне сказала, когда увидела сегодня утром?
– Конечно нет.
– Что она рада, что я постригся. Мол, если бы я не постригся, она прилетела бы и обкорнала меня насильно. А потом она захотела узнать, как я смог ее найти.
Морган посмотрела на меня с недоумением.
– Пейдж думает, что я учусь в старших классах, – уточнил я.
– Не понимаю, – сказала Морган, нахмурившись.
Я сглотнул.
– У моей сестры биполярное расстройство. Ты знаешь, что это такое?
– Ты упомянул, когда рассказывал про свою маму – что у нее было такое расстройство, но для меня это темный лес.
Я сжал кулаки.
– Биполярное расстройство – это заболевание, при котором чередуются периоды мании и депрессии. В маниакальной фазе Пейдж почти не ест, не спит и работает на износ. Затем, когда мания проходит, наступает депрессия. Тогда Пейдж много плачет, ей в голову лезут мрачные мысли. Порой она склонна к суициду.
– И это сейчас произошло?
– Наверное, – ответил я. – У нас ситуация еще сложнее, потому что у Пейдж биполярное расстройство первого типа, то есть тяжелая форма заболевания. Время от времени у нее случаются психотические срывы, сопровождающиеся бредом и галлюцинациями. Вот почему она думает, что я еще учусь в школе. Именно поэтому ее врач сегодня попросил не навещать ее, пока состояние не стабилизируется.
– Ты ведь ее брат!
– Она сейчас в изоляторе, Морган. Если нынешнее ее состояние аналогично предыдущим, то она воображает, что недавно приехала в этот город, сбежав от мужа. В последний раз она была уверена, что ее сына Томми похитили. – На меня навалились отчаяние и усталость. – И она называет себя Беверли.
– Беверли?
Что я мог сказать? Что ненавижу генетику? Что корю себя за то, что отсутствовал на ферме, когда моя сестра больше всего во мне нуждалась?
– Беверли – ее первое имя. Она отказалась от него после смерти матери и стала Пейдж – по своему второму имени. Так ее все и зовут. Она становится Беверли только в такие моменты, как сейчас.
– Неужели нет никаких лекарств?
– Она принимает лекарства. Или, во всяком случае, должна принимать. Я не знаю, что случилось: перестало ли лекарство действовать, или она забыла его принять, когда случился инсульт у тети…
В этот момент я принял решение быть до конца откровенным.
– Морган, ты напугана: я знаю, насколько пугающе звучат слова – психотический срыв. Но, пожалуйста, поверь, в такие периоды, как сейчас, Пейдж не представляет опасности ни для кого, кроме себя. Скорее всего, ты ничего не знаешь ни о биполярном психозе, ни о бреде и галлюцинациях?
Когда девушка покачала головой, я продолжил:
– Бред – это ошибочная, но непоколебимая система убеждений. Например, в последний раз Пейдж искренне верила, что убегает от своего мужа Гэри: тот якобы хотел отнять у нее Томми и в конце концов своего добился. Галлюцинации – это совсем другое, они бывают как зрительными, так и слуховыми. Другими словами, она верила, что Томми с ней. Она видела и разговаривала с ним – точно так, как мы с тобой сейчас. Для нее это абсолютно реально.
Я видел, насколько Морган тяжело воспринимает услышанное.
– Это похоже на шизофрению.
– Это разные заболевания, которые иногда сопровождаются одинаковыми симптомами. Бред и галлюцинации у людей с биполярным расстройством не так часто встречаются, но они могут быть спровоцированы острым стрессом, недостатком сна, отсутствием лекарств, иногда наркотиками. По мере того как мания начинает ослабевать, Пейдж становится все труднее поддерживать бредовые идеи, а затем наступает депрессивная фаза. Все это слишком сложно для ее сознания, что и приводит иногда к попыткам самоубийства. Ну, хотя я мог бы много еще чего рассказать, общее представление ты теперь имеешь.