Дом профсоюзов строили для всесильного Одесского областного комитета компартии Украины. В новейшую историю он вошел в мае 2014-го, когда во время противостояний сторонников и противников Евромайдана внутри сгорели заживо 45 человек. Это Куликово поле в Одессе. Фотография Nata Naval
Одесса. Тюремный замок. Почтовая карточка. 1890–1900 гг. Библиотека Конгресса США
Бал в «русском стиле». А. Ладюрнер. Часть Белого (Гербового) зала в Зимнем дворце. 1838. © Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург
Словосочетание «Куликовская битва» вошло в общественное сознание на волне патриотического подъема после победы над Наполеоном. В 1817 году вышел V том «Истории государства Российского» Карамзина, посвященный эпохе противостояния Москвы и Орды. Впрочем, Николай Михайлович обратил внимание на то, что в самых ранних летописных рассказах о сражении 1380 года топонима Куликово поле нет, но сам он его активно использовал в книге. В стихотворении декабриста Кондратия Рылеева «Димитрий Донской» – первом известном поэтическом осмыслении событий – местность тоже определена как «за Доном». Для Рылеева московский князь был духовно близким персонажем – борцом с тиранией.
Доколь нам, други, пред тираном
Склонять покорную главу,
И заодно с презренным Ханом
Позорить сильную Москву?
Дальше в дело вмешался личный фактор. В те же 1820‐е годы на слиянии Непрядвы и Дона возле села Монастырщино находилась усадьба Степана Нечаева. Дворянин, сенатор, обер-прокурор Синода – то есть руководитель всей религиозной жизни Империи – проникся историей Мамаева побоища, стал скупать археологические находки у местных крестьян.
Именно благодаря Степану Дмитриевичу и его публикациям в «Вестнике Европы» (главным редактором которого был тот же Карамзин) в России закрепилось мнение, что легендарная битва случилась на его земле. Долгие годы никто не задавался вопросом соответствия описанного пейзажа и реальной местности, не удивлялся скудости археологических находок на поле значительной битвы. Нечаев был проводником идеи мемориала, к работе привлекли Ивана Мартоса – создателя знаменитого монумента Минину и Пожарскому на Красной площади в Москве. Впрочем, его проект царю не понравился, и лишь в 1836 году император Николай I утвердил эскиз чугунного обелиска работы Александра Брюллова (брата живописца Карла), который теперь всем нам известен. Нечаев дожил до открытия своего детища: 8 сентября 1850 года памятник открыли в присутствии губернатора, представителей дворянства, духовенства и множества крестьян. Интересно, что поблизости предполагалось построить дом инвалидов Отечественной войны 1812 года – рекреационный объект по образцу парижского Дома инвалидов на бывшем Марсовом поле; впрочем, великодушный замысел так и остался на бумаге. Брюллов запланировал и храм, но проект не воодушевил Николая I, который ко всему подходил чрезвычайно серьезно. В результате храм появился лишь через 65 лет – в год Октябрьской революции по проекту модного зодчего Алексея Щусева, который станет известен на весь мир как строитель Мавзолея Ленина.
Итак, Куликово поле в Одессе и Севастополе представляется мне переиначиванием Марсова поля – в духе девиза Николаевской эпохи: «Православие, самодержавие, народность», который появился в качестве антитезы девизу Французской революции и который оказался востребован в эпоху Александра III. Кстати, Куликово поле в Севастополе также именовалось Марсовым и Александровским (вероятно, в честь Александра I – победителя Наполеона).
Однако Одессой и Севастополем дело не ограничивалось.
Куликово поле, оно же холерное кладбище. Фрагмент карты Санкт-Петербурга картографического заведения Д. Руднева, 1902
Огромное Куликово поле можно было видеть когда-то и в Петербурге, за Финляндским вокзалом. На этой территории сейчас расположено грузовое депо Финляндского вокзала, проходят Минеральная и Чугунная улицы. В разгар Первой мировой в Петербурге для поднятия патриотического духа рабочих с окраины местные улицы получили следующие названия: Отечественная (в честь Отечественной войны 1812 года), Суворовская, Кутузовская и Куликовская. Все они ныне не существуют: в Петербурге при застройке старых районов меняли сетку кварталов и улицы исчезали вместе с ветхими строениями.
Куликово поле стало символом победы русского оружия; это место оформлялось и украшалось до самой революции. Образ этот волновал и интеллигенцию: Александр Блок увидел в Куликовом метафору великих потрясений.
Не может сердце жить покоем,
Недаром тучи собрались.
Доспех тяжел, как перед боем.
Теперь твой час настал. – Молись!
Сегодня научное сообщество выдвигает новые версии о месте и характере Куликовской битвы, среди них стоит обратить внимание на труды Сергея Азбелева и Андрея Петрова. Предстоят еще длительные раскопки, чтобы установить масштабы события на берегах Дона и его точную локацию.
Глава 12. КОНЕЦ ИМПЕРИИ: ПЕТРОГРАД – ПОЛУГОРОД
Общество российских фельдшеров возбудило ходатайство перед министром внутренних дел о замене звания «фельдшер» как слова немецкого происхождения на соответствующее русское: для лиц, окончивших фельдшерские школы, – «лекарский помощник», для ротных фельдшеров – «санитар».
Молния! 31 августа 1914 года император всероссийский переименовывает свою столицу в Петроград.
Если бы не катастрофическое начало Первой мировой, если бы не революция и Гражданская война, мы бы еще долго обсуждали это событие. Вдумайтесь: последний российский император Николай II заменил название города, которое дал ему основатель империи. Событие, безусловно, символическое. Впрочем, все началось немного раньше.
Романтическая литература вызвала к жизни национализм. Войдя в моду, он стимулировал национальные движения внутри европейских империй. Сначала греки при поддержке просвещенных европейцев боролись за независимость с Османской империей, затем борьба за независимость перекинулась в европейские империи, и в нее вступили поляки, венгры, чехи и другие. В какой-то момент национализм показался удачной идеей и императору Александру III – хотя, против кого и за какие права могут бороться русские в своей собственной Российской империи, он не уточнил. Зато сказанная им фраза «Россия для русских» привела, в частности, к переименованию прибалтийских городов (1893):
Динамюнде – Усть-Двинск;
Дерпт – Юрьев;
Розиттен – Режица;
Динабург – Двинск.
В случае Дерпта было восстановлено историческое русское название, данное еще Ярославом Мудрым: христианским именем конунга Ярислейфа был Георгий (греч. Γεώργιος), которое на Руси произносится разнообразно. В Древней Руси это был Гюргий, из которого появились популярнейшие современные русские имена: Юрий — 52‐е место, Георгий – 35‐е и Егор и Егорий – 10‐е место согласно рейтингу мужских имен 2015 года. Оттого и город на реке Омовжа назывался сначала Гюргев, а потом Юрьев. У Динабурга также имелось русское название, данное ему царем Алексеем Михайловичем, – Борисоглебск, однако предпочтение было отдано новому имени от гидронима – Двинск.
Александр III умер, но у него были продолжатели: в 1909 году в Петербурге вдруг спохватились, обратив внимание на Динабургскую улицу на периферийном Гутуевском острове, и переименовали ее в Двинскую. Впрочем, петербуржцы, а затем петроградцы и ленинградцы продолжали называть ее по-старому; потребовалось вторичное переименование, совершенное уже Ленсоветом: Динабургская – Двинская, что произошло 10 сентября 1935 года. В 1909 году сменили и название Дерптского переулка: он стал Юрьевым; это имя тоже не прижилось, и переулок оставили в покое. Сейчас эти 400 метров по-прежнему именуются Дерптским переулком – в то время как город из Юрьева давно уже стал Тарту.
Но вернемся в последний день августа 1914 года, когда Николай II переименовал столицу. В те дни в обеих столицах – Петербурге и Первопрестольной Москве – разъяренные толпы громили немецкие дома и магазины. В Москве врачи на собрании приняли решение «в ответ на зверства, проявленные немецкими врачами, бойкотировать немецкие фармацевтические препараты и обратиться ко всем русским врачам с предложением не прописывать больным немецких препаратов» (Петроградские ведомости. 1914. 29 августа).
Так что в акте мгновенного уничтожения «инородной» формы названия города и замены ее русским переводом проявился националистический пафос начала империалистической войны. Уверенность, с которой это переименование было проведено в жизнь, свидетельствует, что восприятие своего двухсотлетнего названия как не просто чужого, но опасного, вражеского в августе 1914 года было характерно для общественного сознания, хотя большая часть интеллигенции Петербурга это начинание не поддержала.
Эта изданная в Праге в 1837 году книга переименовала Петербург в Петроград. Титульный лист третьего тома первого издания «Словаря чешско-немецкого» Йозефа Юнгманна
Следует отметить два важных культурологических момента:
1. Был переименован главный город империи.
2. Переименовывавшие были полноправными преемниками власти, давшей городу старое название. Это не Мехмет Завоеватель, который после захвата византийской столицы Константинополь нарек его Стамбулом.
Таким образом, переименование столицы знаменовало отказ от памяти ее основателя, Петра Великого, в угоду политической конъюнктуре. В переименовании был отражен националистический концепт: город являлся столицей русской империи, и ее название должно было быт