В 2002 году владельцы тюменского «Потаскуя» не побоялись дать старинное провокационное имя ресторану без борделя. Фотографии Сергея Никитина
Центром тюменской проституции в предреволюционные годы стала улица Новая (ныне Профсоюзная). «В Потаскуе действительно сложились наиболее благоприятные условия для занятия проституцией. Соседство с индустриально-криминальными предместьями – Сараи, Тычковка и Кузницы, а также с солдатскими казармами на улице Солдатской (Немцова), Старым Тобольским и Московским трактами обеспечивало стабильную клиентскую базу. Неподалеку находилась и Базарная площадь, куда регулярно съезжались на торги купцы и крестьяне из окрестных деревень, имевшие деньги и жаждавшие «городских» развлечений».
Появилась соответствующая инфраструктура. В 1872 году поблизости открылось Владимирское сиропитательно-ремесленное заведение для незаконнорожденных младенцев. Возле Всехсвятского кладбища располагалась городская больница, где производили регулярное медицинское обследование женщин. Прасковья Андреевна Кузнецова, бабушка тюменского краеведа В. И. Иванова, работавшая в начале XX века фельдшером в этой больнице, вспоминала, как ей приходилось ставить труженицам тюменских улиц уколы от профессиональных заболеваний и какой признательностью те отвечали на ее заботу.
Тюменский старожил Николай Калугин вспоминал позднее улицу Новую в красных фонарях: «Так их было много, что вечером казалось, что улица горит в иллюминациях».
До революции Потаскуй официально обозначался на картах. План Тюмени, 1905 год
До революции топоним спокойно жил на картах Тюмени, но советская бюрократия расправилась и с ним, и с проституцией, которая в 1929 году была объявлена вне закона. Но СССР развалился, и меткое словцо вновь оказалось на карте. Нас приглашает роскошный «Ресторан русской дворянской кухни „Потаскуй“»! Обратите внимание на эпитет «дворянской». Среди тех, кто оставил положительные отзывы на сайте Tripadvisor, есть и такие, для кого важна атмосфера, которая «располагает как к романтическим вечерам, так и просто к деловому обеду с коллегами».
А как же бордели и притоны в других городах, в людных местах либо, наоборот, на дальних окраинах? В центре раскопанного древнеримского Эфеса, прямо у библиотеки Цельсия, сохранился указатель – здание лупанария (публичного дома) было расположено слева в конце Мраморного проспекта.
В Одессе век назад продажных девушек искали на Кривой, а потом на Запорожской улице, в заведении у Йоси или у Марьи Ивановны. В Благовещенске у рабочих золотых приисков была популярна Безымянная (ныне Новая) улица, которую клиенты (или бывшие клиенты) смачно окрестили Беспардонной. Молодому портовому Владивостоку секс-услуги были так же необходимы, и они были на любой вкус. Китайский квартал Миллионка – между нынешними улицами Адмирала Фокина и Семеновской – предлагал опиум и секс. Популярны были и японские дома терпимости. В своей работе «Японская диаспора во Владивостоке (страницы истории)» востоковед Зоя Моргун сообщает, что на церемонию встречи эскадры контр-адмирала Ясиро содержатели публичных домов внесли около 800 рублей. В тревожные для России годы в борделях проживали шпионы: «В публичном заведении № 32 по улице Пекинской, 18 и в кумирне на улице Фонтанной проживал Уеда (Ёсидао), который якобы с целью революционной пропаганды и с фальшивыми деньгами выехал в Сибирь».
В Москве центром разврата стали переулки близ Цветного бульвара, Сухаревки и Сретенки. Контроль над индустрией осуществлял врачебно-полицейский комитет, который расположился поблизости, в помещениях Сретенской полицейской части.
Москвичи окрестили его «Дом с беременными кариатидами». Оказалось, до революции здесь был самый изысканный бордель Сухаревки – «Рудневка»! Большой Головин переулок, 22. Фотография Сергея Никитина
Писатель Петр Боборыкин так живописал Соболев переулок: «По всему переулку вверх, до перекрестка Грачевки, даже до вечерней темноты, идет, и в будни и в праздники – грязный и откровенный разгул. Ни в одном городе, не исключая Парижа, вы не найдете такого цинического проявления народного разврата, как в этой местности Москвы». В Малом Колосовом переулке «подъезды этих заведений, выходящие на улицу, освещались обязательно красным фонарем, а в глухих дворах ютились самые грязные тайные притоны проституции, где никаких фонарей не полагалось и где окна завешивались изнутри (интересно, а как еще завешивают окна? – С. Н.)…» – писал знаток московского быта Владимир Гиляровский.
В какой-то момент домовладельцам бордельного района захотелось начать с чистого листа, и они попросили Городскую думу переименовать сретенские переулки. Так в 1906 году были заменены сразу шесть названий:
Соболев – Большой Головин;
Головин – Малый Головин;
Большой Колосов – Большой Сухаревский;
Малый Колосов – Малый Сухаревский;
Сумников – Пушкарев;
Мясной – Последний.
Старые названия были вполне безобидны с точки зрения семантики, а новые – нейтральны. На Сретенке стали строить новые доходные дома в стиле модерн, довольно плотно, образуя иной раз дворы-колодцы, как в Петербурге… но все же средний класс на Сретенку до революции не поехал. Старожилы любят показывать на беременных кариатид на одном из жилых домов, намекая на назначение квартир в этом здании, но архивных работ по дореволюционной проституции на Сретенке и в Москве в целом еще никто не проводил. Полагаю, что урбанистическая революция тут не случилась еще и потому, что рядом был громадный Сухаревский рынок, место шальное.
В те же годы в Петербурге ходатаи попросили переименовать переулок с публичными домами Фонарный, что в пяти минутах ходьбы от Исаакиевского собора – в Сербский: из‐за близости посольства братского королевства (сейчас на этой улице расположено генеральное консульство Гватемалы). Отцы города порыв не оценили и предложили ходатаям закрыть порочащий переулок бизнес.
Жизнь на Новосолдатской улице Нижнего Новгорода и в Кунавине так описал в автобиографической повести «В людях» Горький (1914): «Кругом было так много жестокого озорства, грязного бесстыдства – неизмеримо больше, чем на улицах Кунавина, обильного «публичными домами», «гулящими» девицами. В Кунавине за грязью и озорством чувствовалось нечто, объяснявшее неизбежность озорства и грязи: трудная, полуголодная жизнь, тяжелая работа. Здесь жили сытно и легко, работу заменяла непонятная, ненужная сутолока, суета. И на всем здесь лежала какая-то едкая, раздражающая скука».
А вот жители Ямской улицы Киева в 1880‐е годы сами попросили у властей расквартировать у себя проституток, справедливо считая этот бизнес прибыльным. Вот как об этом было написано в фельетоне, опубликованном в консервативной газете «Киевлянин»: «На днях от жителей Ямской улицы Лыбедского участка поступило к и[исполняющему] д[елами] губернатора прошение приблизительно следующего содержания: „Так как вы будете в затруднении, куда перевести дома терпимости с Эспланадной улицы, а по закону они должны быть на окраине города, то посему мы, жители Ямской улицы, заявляем, что наша улица вполне подходит под дома терпимости. Переселите их к нам, и наше благосостояние этим улучшится, потому что под такие дома квартиры идут дороже. Мы же теперь не имеем никаких доходов, а налоги и городские потребности уплачиваются нами наравне с жителями центральной части Киева“».
И Яма расцвела – в 1909 году Александр Куприн описал ее в одноименной повести: «На улице точно праздник – Пасха: все окна ярко освещены, веселая музыка скрипок и роялей доносится сквозь стекла, беспрерывно подъезжают и уезжают извозчики. Во всех домах двери открыты настежь, и сквозь них видны с улицы: крутая лестница и узкий коридор вверху, и белое сверкание многогранного рефлектора лампы, и зеленые стены сеней, расписанные швейцарскими пейзажами…» В наше время это тоскливая, пустая промзона близ станции метро «Палац Україна» («Дворец Украина»). Такое же впечатление оставляют практически все описанные выше улицы в разных уголках бывшей империи. При Потаскуе было веселее.
Глава 29. ПРОБЛЕМА РОЗЫ В РУССКОЙ ЖИЗНИ
Волгоградская область – Самарская область – Анапа – Ставрополь – Сочи – Оренбургская область
Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Жизнеустроительная функция топонима впервые была сформулирована на… немецком языке. Сначала был апельсиновый Ораниенбаум Петра Великого под Питером, а через полвека появились многочисленные розы в названиях хуторов немецких колонистов в Поволжье – бедных крестьян-иммигрантов из Германии, Швейцарии, Австрии, которых пригласила в Россию Екатерина Великая. Посмотрим, какие красоты увидели немцы в своих розовых очках на наших просторах:
Два розовых ручья (по-немецки Розенбах) дали имена хуторам в Запорожской области.
Розовую гору (Розенберг) колонисты встретили в Грузии, на берегах Волги, в Запорожье. Были еще Розенвальд, Розенгарта, Розенгейм, Розенгоф, Розендамм, Розенорт и 14 розовых полей (Розенфельд) по всей империи – со временем колонии стали выделять новые колонии, и те забирали с собой родное имя – как делали древнегреческие колонисты.
Название «Долина роз» – Розенталь – немецкие колонисты дали трем местам на Волге, двум – в Запорожской областях, по одному – на Алтае, в Днепропетровской, Николаевской, Одесской, Омской, Ростовской областях, Хабаровском, Краснодарском и Орджоникидзевском (Северо-Кавказский регион) краях, Калмыкии. Еще был