– И это ты находишь классным? Ты сейчас не лучше, чем один из них.
– Ты сошел с ума! Они совершенно отвратительны. Я никогда не смог бы стать «низкоуровневым». У меня уже уровень 1000, потому что я классно выгляжу.
ЭТА ЖЕНЩИНА БЫЛА ВОСПИТАНА МАШИНОЙ. ПРОЧТИ ЕЕ ДУШЕРАЗДИРАЮЩУЮ ИСТОРИЮТ – 13:08:47:13
– Я правильно понял, – говорит Петер, – что ты была воспитана машиной?
– Да, – отвечает Кики. – И что?
– Это кое-что объясняет.
– Что ты имеешь в виду?
– И ты называешь ее мамой?
– Она так называется. Это наименование продукта: М.А.М.А. Multipurpose Artifical Mother Alternative (англ. – Многоцелевая альтернатива искусственной матери).
– Подожди, подожди, – говорит Петер неожиданно весело. – Иными словами, великая, непонятная, таинственная, не отвечающая ни перед кем в мире, кроме самой себя, Кики Неизвестная, человек-загадка – до сих пор живет со своей мамой?
– Ты все превращаешь в шутку.
– На самом деле.
– Я здесь уже не живу, – отвечает Кики. – Это всего лишь для меня надежное место. Убежище.
– Я понимаю, – говорит Петер, ухмыляясь. – Это что-то наподобие пещеры? Твоя крепость уединения?
Электронная няня опять входит в комнату. Она, похоже, все еще вне себя от радости и подает изысканную еду – равиоли из банки. Н-да. Изысканная еда – это уж слишком.
– Кикикики, – произносит няня, и на ее мониторе, расположенном на животе, воспроизводится сцена из мультфильма. Микки-Маус, Дональд Дак и Гуфи сидят в жилом автоприцепе перед накрытым столом, и Микки говорит: «Дерзайте, люди!»
После этого M.A.M.A. опять исчезает в кухне. Для Кики все это кажется совершенно нормальным, но для Петера – довольно странным.
– У мамы дефект речевого аппарата, – говорит Кики. – Поэтому она нашла этот обходной прием. Она воспроизводит на своем мониторе фрагменты из фильмов, в которых герои говорят именно то, что она сама хочет сказать. Если она показала мне Даффи Дака с ярко-красной, выпускающей пар головой, который кричит: «На этом закончим!», я знаю, что я опять зашла слишком далеко.
– Когда у нее возник дефект речевого аппарата?
– Он был у нее всегда. Во всяком случае, сколько я себя помню.
– А ты родилась здесь? – спрашивает Петер. – В Машинном квартале?
– Нет, родилась я, вероятно, не здесь.
– Но твои самые ранние воспоминания связаны с этим местом?
– Да.
Петер смотрит на Кики.
– Так ты?.. – пытается спросить Петер.
Кики закатывает глаза.
– Я не андроид, дурачок.
– Но как это возможно, что ребенка-человека вырастила машина?
– Знаешь, – признается Кики, – ты будешь смеяться, но я тоже задаюсь таким же вопросом.
– И что?
– Не имею понятия.
– Не имеешь понятия? Но это не ответ.
– Это на твой взгляд.
– Значит, ты выросла здесь совершенно без людей?
– Спасибо за вопрос. Теперь я чувствую себя помешанной.
– Извини, – говорит Петер. – Если тебе от этого станет легче, то мои родители тоже довольно странные. Билли, мой отец, собирает, например, фильмы в древнем формате, который называется Ultra-HD-Blu-ray. Якобы качество должно быть лучше, чем при прямой трансляции, но я не вижу никакой разницы. У него для каждого фильма есть небольшой голубой диск в пластиковом боксе, для которого предназначена собственная полка. Полка по какой-то причине даже именуется так же, как и мой отец. Это все – полный абсурд.
Кики улыбается:
– Ты – прелесть!
Петер замечает, что он забыл снять шляпу. Он ее снимает и бросает на комод.
– Зачем тебе шляпа? – спрашивает Кики.
Петер вздыхает.
– Она предохраняет от слежки.
– В ней алюминий или что-то еще?
– Нет, просто от любых камер.
– Гм.
– Ты в это не веришь?
– Нет. Но она тебе идет.
– Спасибо.
Петер почесывает подбородок.
– Когда ты познакомилась со Стариком? – спрашивает он.
– Мне было года четыре или пять, когда я начала исследовать местность. При этом я часто встречала этого чудного старого мужчину – он уже тогда был старым, который занимался тем, что каждой машине, которая попадалась ему, рассказывал очень странные анекдоты. Я в основном их не понимала, но и машины зачастую не многим меня превосходили. Старик стоял рядом с наклоненной головой и бормотал что-то наподобие «Очаровательно!».
– И тогда ты с ним заговорила?
– Ты сошел с ума? Я была маленькой девочкой. Мне было тогда непросто разговаривать с жуткими старыми мужчинами. Нет. У меня была неприятная встреча с электрическим сторожевым таймером. Ты слышал когда-нибудь о жучке бешенства?
Петер покачал головой.
– Первое поколение сторожевых таймеров было выпущено на рынок не будучи протестированным надлежащим образом. Если в показателях «агрессивность» и «размер площади» выбрать слишком высокие значения, то некоторые теряют рассудок и атакуют без разбора каждого, кто им попадется. Один из таких монстров прижал меня к стенке в одном тупике. Эти животные выглядели тогда не так, как сегодня. У них не было шерсти и никаких прибамбасов. Это был лишь механический скелет собаки с зубами-пилами и светящимися глазами. Я подумала, что мне конец. Но тут неожиданно появился Старик и начал колотить монстра металлической трубой.
– Что он начал делать?
Кики улыбается:
– Да. Тебе лучше не связываться с ним.
– Я приму это к сведению.
– После этого он вместе с M.A.M.A. стал обо мне заботиться. Я не знаю, что бы из меня вышло, если бы он этого не делал.
– Возможно, он совершенно нормальный человек, порядочный и с хорошими манерами, законопослушный, вежливый и не такой неуравновешенный.
Кики смеется:
– Невероятно.
– Он не искал твоих родителей? – спрашивает Петер.
– Искал, конечно. Но мы не обнаружили ни одного следа.
– А что с твоей няней? Ты никогда не пробовала ее починить, чтобы она могла рассказать тебе, что случилось?
– Я всегда считала, что мне не стоит этого делать, – признается Кики. – Я люблю маму такой, какая она есть.
Петер проницательно смотрит на нее.
– Странно! – говорит он потом. – Ты слишком любопытна! Ты наверняка пыталась ее взломать.
Кики вздыхает.
– Ее воспоминания защищены паролем… – говорит она.
– Это никогда тебя не останавливало.
– Кто-то, возможно, мой отец, а может быть, моя мать или даже Санта-Клаус возился с M.A.M.A., так как она не совсем обычная серийная модель. А Санта-Клаус знал, что он делал. Если бы я попыталась получить доступ без пароля, все данные немедленно пропали бы.
– А ты не можешь попытаться угадать пароль?
– Я уже это делала. Проблема только в том, что когда я ввожу неверный пароль, следующую попытку я могу предпринять только через определенный интервал времени. И что еще хуже, этот интервал удваивается после каждого неверного ввода. В самом начале я ждала всего лишь одну секунду, но потом…
Кики вздыхает. Она активирует свой смарм и делает пару жестов.
– С момента моей последней попытки прошло четыре года, восемьдесят дней, два часа, четыре минуты и две секунды. Это значит, что я должна ждать еще тринадцать дней, восемь часов, тридцать восемь минут и шесть секунд, прежде чем я смогу сделать очередную попытку.
– О, вау! – восклицает Петер. – Четыре года. Это означает, что ты действительно часто совершала попытки.
– Вообще-то, нет, – отвечает Кики. – Двадцать восемь раз, если быть точной.
– А если ты сейчас опять ошибешься…
– Тогда я должна буду ждать больше восьми лет.
– Черт!
– Это также означает, что до конца моей жизни у меня есть еще только четыре попытки. И при последней из них мне будет уже за восемьдесят. Но на сей раз у меня есть зацепка.
– Вот как?
– Недавно я заметила кое-что странное, – говорит Кики. – Не только то, что все мои поисковые запросы ничего не дали, но и то, что я не могла потом свои запросы найти.
– И что это означает?
– Это означает, что запросы, очевидно, удалялись.
Петер проглотил последнюю порцию равиоли.
– Правда?
– Ты слышал когда-нибудь о «праве на забвение»? – спрашивает Кики.
Петер качает головой:
– Что это такое?
– Я считаю, что здесь есть какая-то связь.
M.A.M.A. опять входит в комнату, собирает тарелки и подает что-то похожее на шоколадный батончик. Петер радуется, как ребенок, и сразу откусывает кусочек батончика.
– Ну как, вкусно? – спрашивает Кики.
– Да, вполне, – отвечает Петер. – А что это такое?
– Это шоколадный батончик на основе белка насекомых, – объясняет Кики, смеясь.
Увидев озадаченное лицо Петера, она начинает смеяться еще громче, что из-за полученных ушибов вызывает у нее болезненные ощущения.
Петер выплевывает на тарелку наполовину съеденный кусок батончика.
– Да ты что, – восклицает Кики, – он же ведь не ядовитый.
– В этом батончике части насекомых?
– Да. Батончик называется «шокотаракан». Разве ты никогда об этом не слышал?
– Мои фильтры до сего времени уберегали меня от этого.
– Не будь ребенком, – говорит Кики и откусывает от своего батончика. – В детстве я ела их постоянно.
Петер берет надкусанный батончик и критически изучает его. Он не видит никаких следов от насекомых. Ни щупалец, ни крылышек, ни ножек.
– Ты ведь меня разыгрываешь, – говорит он.
– Абсолютно нет, – возражает Кики. – Я знаю, что вы здесь, наверху, в мире состоятельных людей, находите это омерзительным, но без ферм по разведению насекомых у нас здесь, внизу, возникла бы огромная проблема голода.
– Меня еще никто не причислял к состоятельным людям…
– Кто из нас двоих является приятелем Генрика Инженера?
– Я ему не приятель…
– А если ты думаешь, что у тебя было трудное детство…
– Я так совсем не думаю.
– Разве нет?
– Я этого никогда не утверждал!
Петер в нерешительности все еще держит батончик большим и указательным пальцами.