Сергей БаруздинСтрана Комсомолия
Об этой книжке, или простоДЛЯ НАЧАЛА
Ты прочитаешь эту книжку сам. Ну конечно, сам!
«Сам! Сам! Сам!»
И я так говорил, когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас.
Но я тогда повторял слово «сам», а сам читать ещё не умел. И мне помогали взрослые люди — воспитательница детского сада, потом учительница в школе. Дома — мама, папа, бабушка и дедушка. Они делали за меня то, что я пока не умел делать сам…
Ты, конечно, знаешь слова «дедушка», «бабушка», «папа» и «мама».
Ты много раз слышал слова «комсомол», «комсомолец», «комсомолка». Комсомол — это Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодёжи, Может быть, у тебя даже старшая сестра — комсомолка? Или старший брат?
Но ты, слышавший эти слова не раз, наверно, удивишься:
«Комсомол, бабушка, дедушка, папа с мамой и ещё Страна Комсомолия? Почему все эти слова стоят рядом?»
Почему?
Эта книжка расскажет тебе почему. И почему страну нашу можно назвать Страной Комсомолией.
И ещё она расскажет тебе об Алёшке, твоём ровеснике, который, как и ты, без конца спрашивает: «Почему?»
РАССКАЗ ПЕРВЫЙО хитром Алёшке — будущем комсомольце
Алёшка — обычный человек. Сейчас — октябрёнок. Потом пионером станет. Чуть позже — комсомольцем. Вполне взрослый, серьёзный человек — Алёшка.
В яслях Алёшка был. В детский сад ходил. Сейчас учится. Уже в третьем классе. По арифметике — пять с минусом. По русскому — три с плюсом.
От роду Алёшке — десять, но тоже пока с минусом. Десять будет через несколько месяцев.
И всё же Алёшка странный человек, не похожий на всех других.
Во-первых, Алёшка не любит ложиться спать.
Это — раз.
Два — другое.
Когда Алёшку загонишь в постель, он начинает хитрить.
— Давай поговорим! — говорит Алёшка. — Ну, две минутки!
— Давай поговорим, — соглашаюсь я и сажусь рядом с Алёшкой на его постель, в тёмной комнате.
И мы говорим.
Говорим о всяком — об улице нашей и о школе, о том, что Алёшка видел по телевизору, и о машинах.
— А ты, «Запорожец» новый видел?
— Видел, — говорю я.
— А я не видел. Зато я «Волгу» новую видел. Знаешь, как здорово! Она…
— Знаю, — соглашаюсь я. — Её даже хотели сначала назвать «Волной», а потом решили по-старому, «Волгой». Как «Москвич». Он меняется, а марка остаётся.
— А почему сейчас в цирке Олег Попов не выступает? — перескакивает Алёшка.
— Наверно, он выступает в других городах или в других странах, — отвечаю я. — А ты знаешь, что Олег Попов очень любит книжки читать? Не как ты!..
— Ну папочка! — восклицает Алёшка. — Я тоже люблю…
Поговорили. Хватит! Всё хорошо! Вроде бы и спать можно!
Но, оказывается, нет!
Алёшка просит всех по очереди:
— Давай поговорим!
Нас много: дедушка, бабушка, мама, старшая сестра Клава и я.
— Что делать будем? — спросила мама. — Нельзя же так! Парень засыпает в результате этих «поговорим» в одиннадцать…
Мы собрались на тайное от Алёшки семейное собрание и решили: каждый по очереди.
Надо же как-то перехитрить хитрого Алёшку. Договорились: перехитрить! И не просто перехитрить, а с пользой для Алёшки.
Алёшке я сказал:
— С сегодняшнего вечера все говорят по очереди. Начнём со старших. Сначала — дедушка. Это на сегодня. Бабушка — завтра. Послезавтра — я. Послепослезавтра — мама. Ну, а Клава, как самая молодая среди нас, не считая тебя, на послепослепослезавтра тебе выделяется. Только, чур, разговор о серьёзном. Согласен?
— И я хочу о серьёзном, — сказал Алёшка. — Ясно, согласен!
РАССКАЗ ВТОРОЙО дедушке и о том, о чём рассказал дедушка
— Дедушка, давай поговорим! — попросил Алёшка, когда лёг в постель.
— Давай, — согласился дедушка. — Только о чём?
— О чём-нибудь…
— Вот Клаву нашу сегодня в комсомол приняли, — сказал дедушка.
— Ну и что? Подумаешь, меня тоже примут, когда мне четырнадцать лет будет…
— Важное событие! А ты её даже не поздравил…
— Я поздравил. Просто тихо — вы не слышали… Ну, давай, дедушка, поговорим!
— Тогда хочешь, расскажу тебе, как я молодым был?
— Расскажи!
— Расскажу… Был я лет пятьдесят назад молодым, как ты, ну, чуть постарше. Года на четыре. Работал на Путиловском заводе в Петрограде, в Ленинграде по-нынешнему. В пушечной мастерской. Сначала подмастерьем, учеником, а потом настоящим рабочим. Токарем. Делали мы пушки. Ну, не такие, как сейчас, а по тем временам пушки.
Трудные это годы были. По десять — четырнадцать часов работали. И ещё боролись с хозяевами, капиталистами. Как раз Февральская революция наступала.
Мы, молодые, — конечно, за революцию, чтобы свергнуть проклятых капиталистов вместе с царём! Бастовали…
Вот тут и вышла у меня неувязка, неприятность большая.
Мастером у нас был Христофор Васильевич. Все знали, что он хороший, большевик.
Однажды бросился я к нему:
«Я тоже, Христофор Васильевич, хочу против царя воевать!»
«Как?»
«Я всё знаю, — говорю. — Вы против царя, и я — против!»
Посмотрел на меня мастер и спрашивает:
«То, что ты против, догадываюсь, а вот стрелять ты умеешь или не умеешь, не знаю».
«Не умею», — признался я.
«Не умеючи против никак нельзя, — шепнул мне Христофор Васильевич. — Научись сначала…»
Стал я учиться стрелять. Из винтовки и нагана. Старшие ребята помогали. Тайно, чтоб никто не видел. Уезжали по воскресеньям подальше от завода, за город. Там и тренировались.
Как-то, когда мы так занимались стрельбой — на окраине это было, на свалке, — появляется вдруг Христофор Васильевич. Вроде бы поначалу и удивился:
«Чем это вы, ребята, занимаетесь?»
А потом говорит:
«Есть важная новость. Центральный Комитет Российской социал-демократической рабочей партии сообщает: твердыни русского царизма пали, по всей России поднимается красное знамя восстания!..»
Это всё было в феврале, как я уже говорил.
И вот октябрь, семнадцатый год.
Штурмовали мы вместе с революционными матросами и солдатами Зимний дворец. Охраняли Смольный, откуда Ленин Владимир Ильич руководил революцией…
С Владимиром Ильичем я тогда лично беседовал.
Встретил меня Ленин у входа в Смольный, спрашивает:
«Рабочий?»
«Рабочий, — говорю, — с Путиловского».
«Молодой. Сколько же лет-то, товарищ?»
«Да уже немало, товарищ Ленин, — отвечаю. — Пятнадцатый год. Два года на Путиловском».
«Революция — дело молодое, — сказал Владимир Ильич. — И вам, рабочей молодёжи, надо объединяться, чтобы бороться за дело революции, защищать её».
И верно. Один — хорошо. Два — лучше. А сотни вместе — ещё лучше! Вот мы и объединились. Создали мы у себя на заводе кружок рабочей молодёжи, чтоб за революцию бороться, за новую жизнь… Таких кружков и союзов молодёжи много было. И на Путиловском, у нас, и на других заводах Петрограда и по всей России.
По ночам несли мы патрульную службу на улицах Петрограда. Тогда что ни улица, что ни дом — опасность. Из-за угла в тебя враги стреляют. Из подъездов стреляют. Из окон домов стреляют. Всякое случалось.
Однажды мы узнали: враги решили пробраться в Смольный. А там ведь штаб революции, там — Ленин.
Три дня и три ночи искали мы, красногвардейцы, их по всему Петрограду. Куда ни заходим, люди как люди. Там — дама какая-нибудь с мужем, здесь — студент с мамой. В другой квартире — старушка с внуком. Ещё в соседней — мужчина в пиджаке телеграфиста. И жена его. Правда, когда зашли мы к этому телеграфисту, он мне сразу не понравился. Но так будто ничего подозрительного.
Вернулись. А меня всё сомнение берёт.
На обратном пути говорю товарищам:
«Давайте, ребята, всё же опять пойдём на Литейный проспект к этому телеграфисту. Что-то не так…»
Поначалу пошутили надо мной товарищи.
Потом согласились:
«Сходим ещё разок, а вдруг…»
И что ты думаешь, вернулись на Литейный, поднялись потихоньку на третий этаж, а там, в квартире телеграфиста, слышим странный разговор. Не то чтоб он один с женой говорит, а много мужских голосов.
Стучим в дверь — паника, шум, и вдруг всё стихло. Никто не открывает.
Ещё стучим — молчание. Взломали дверь, а в нас стреляют.
Семь человек, как потом узнали, стреляли. Двоих мы убили, а пятерых живьём забрали. Оказалось, что телеграфист — никакой не телеграфист…
Меня тогда в этой квартирной переделке пуля саданула…
Это в октябре семнадцатого года было.
А через год после революции, в октябре восемнадцатого года, приехали мы, молодые рабочие делегаты, в Москву на Первый съезд комсомола. Тогда он назывался Первый Всероссийский съезд союзов рабочей и крестьянской молодёжи.
Москва, да и вся наша страна, разутая была, раздетая.
Вот мы, комсомольцы, на этом съезде и поклялись: всегда будем вместе с большевиками бороться за Советскую власть, защищать её от всех врагов, строить счастливую жизнь для людей.
— Значит, ты был комсомольцем, дедушка? — удивился Алёшка.
— Был, а как же! И горжусь, что был. Вот так и рождалась она, наша комсомолия, в которую Клава сейчас вступила… А за подвиги на фронтах гражданской войны вручили нашему комсомолу первую большую награду — орден Боевого Красного Знамени.
— А бабушка?
— И бабушка. Это и её награда, и моя, и всех нас, комсомольцев.
— Бабушка молодая была, да?
— Конечно, молодая. Как сейчас Клава.
— Здорово!
— С бабушкой твоей мы и познакомились в Москве, на первом комсомольском съезде. А потом, как это водится, поженились. Только уже после гражданской войны…