[25].
Рут записывала числа в аккуратные колонки, сводила их и подсчитывала итог. Окончательная сумма, за вычетом расходов на содержание, но без учета процентов, составила 8 817 долларов 29 центов – по тем временам небольшое состояние.
Однако для Ады куда большее значение имел сам процесс перечисления трудов и дней. Взяв в руки заполненный «Дне´вник», она почувствовала, что будто прошла через обряд очищения. Воспоминания о рабской доле, естественно, никуда не делись, но основной их груз перешел на страницы гроссбуха. Она как бы снова освободилась – на этот раз по-настоящему – и прожила остаток дней в мире и гармонии, которых прежде не знала.
Принадлежала же книга, по сути, Рут, и следующие двадцать пять лет она безуспешно пыталась стребовать деньги с потомков Бернса. Те, однако, считали, что сожжение плантации сняло с них всякую ответственность за рабов, и на письма не отвечали. Точно так же повели себя одиннадцать губернаторов Джорджии и шесть президентов США.
В конце концов Рут завещала «Дне´вник» старшей дочери, Люси, а та, в свою очередь, – Джорджу. Следующим хранителем должен был стать Хорас, если только Монтроуз, который в пять лет самочинно объявил себя заместителем хранителя, первым не вырвет ее из мертвых рук брата. Офелия же, средняя сестра, давным-давно устранилась от всех этих дел. Нет, она по-прежнему приезжала на каждый День благодарения и вела записи, так как у нее самый аккуратный почерк, но хранение книги оставила на братьев.
Она знала, что в их руках «Дне´внику» ничего не грозит.
В полдень Джордж с Монтроузом встретились у банка. Каждый добирался туда по-своему: так у них повелось с 1946 года, когда их обоих задержала полиция. Слово за слово, они попали в участок, и лишь немалой взяткой их удалось оттуда вытащить. В банк они успели чудом; еще чуть-чуть, и он бы закрылся на все праздники.
Сегодня добрались без приключений, но уже в банке стало понятно, что что-то не так. В фойе было полно народа, даже с учетом того, что сейчас у всех обеденный перерыв; очередь выходила аж на улицу. А вместо заведующего банком Бена Розенфельда их встретил охранник Уайти Данлап.
– Что тут такое, Уайти? – спросил Джордж. Осмотревшись, он заметил, что шторки на окнах кабинетов заведующего и его помощника закрыты.
– Копы заходили, – объяснил Уайти вполголоса. – Отдел по борьбе с организованной преступностью.
– И что хотели?
Уайти пожал плечами.
– Понятия не имею. Меня поставили сторожить у входа. Знаю только, что из-за этого работать начали на час позже, и пронесся слух, будто банк закрывают, и народ спешит поскорее снять деньги. Мистер Розенфельд с самого утра на телефоне, успокаивает перепуганных вкладчиков. Он просил извиниться, что не может лично вас обслужить, но разрешил это сделать мне.
Ячейка находилась в подвале. Уайти открыл дверь хранилища, пропустил Джорджа с Монтроузом внутрь, потом подобрал с пола окурок сигары. Нахмурившись, он проверил помещение, не затаился ли тут кто.
Джордж уже стоял со своим ключом наготове.
– Уайти? – позвал он.
– Да-да, сейчас…
Зажав окурок двумя пальцами, Уайти выудил из кармана свой ключ.
Джордж вытаскивал коробку из ячейки, а Монтроуз стоял рядом, готовый подхватить ее, если вдруг с братом случится удар или он заживо вознесется на небеса. Лицо у Джорджа действительно изменилось, но от того, что коробка подозрительно легкая.
– Что такое? – спросил Монтроуз.
Джордж снял крышку. В коробке хранилась кожаная папка: бумаги на освобождение семейства Берри, датированные 1833 годом, а также более недавние документы, например, свидетельство о рождении Хораса. А вот «Дне´вника», который обыкновенно лежал сверху, не было. На его месте они обнаружили короткую записку:
«МОЛОТ ВЕДЬМ»
Беруик-стрит, запад, д. 750
Чем раньше, тем лучше.
– Ах ты ж сын сукин, – проговорил Монтроуз.
Вместо подписи было нарисовано восходящее солнце – символ Ордена Изначального рассвета.
По адресу ехали уже вместе, на «паккарде».
– Револьвер-то захватил? – спросил Монтроуз, пока Джордж заводил двигатель.
– Под сиденьем, – ответил Джордж, а когда Монтроуз потянулся, схватил брата за руку. – Не надо, я сам.
– Что, теперь твоя очередь стрелять в него?
– Я просто попробую вернуть книгу Ады. – Джордж удержался от напоминания, как Монтроуз пытался застрелить Калеба Брейтуайта и чем это закончилось. – Лучше найди адрес. Карта в бардачке.
Монтроуз что-то проворчал себе под нос, но дальше пререкаться не стал.
Джордж старался терпеливее относиться к брату – да, к брату, и не «единокровному», а полноценному: именно так он представлял Монтроуза окружающим и сам в это верил. Ты либо родственник, либо нет; третьего, по его мнению, не дано. Но все равно то, что у них разные отцы, нередко давало о себе знать, и ярче всего проявлялось в вопросе с книгой прабабки Ады.
Семейству Берри повезло: их последний владелец, Люциус Берри, был из тех редких, истово верующих христиан, каких еще называют «солью земли». Родители, братья и сестры Люциуса погибли во время вспышки холеры в 1832 году, и ему достались в единоличное владение семейная табачная плантация и семеро рабов. Истолковав эпидемию как знак свыше, Люциус задался целью искупить грехи предков. Он распродал остатки наследства, погрузил рабов со скарбом в повозки, под охраной вывез их на запад и подарил им не только свободу, но и землю и деньги на новую жизнь: сказка, ставшая былью.
Впрочем, «повезло» не значит, что обошлось совсем без страданий. Освобожденным Берри пришлось хлебнуть немало горя. Одного убили белые поселенцы, не пожелавшие соседствовать с чернокожим. Трое мальчиков и девочка из второго поколения погибли на Гражданской войне. А отец Джорджа, Джейкоб Берри, успешный коммерсант, умер в двадцать четыре года: богатство, увы, не спасло от астмы, которая мучила его всю недолгую жизнь. Одно облако пыли, взметенное проезжающей повозкой, – и легкие не выдержали. Джорджу тогда было всего три, а Офелии не исполнилось и года.
После смерти первого супруга Люси Берри вышла за Улисса Тернера, человека с совершенно иной биографией. Отчим Джорджа не уставал напоминать, что Тернерам не досталось ничего: ни свободы, ни даже фамилии. Дед Улисса был урожден Саймоном Суинсгудом на плантации Суинсгудов в Северной Каролине. В 1857 году он сбежал на Великое мрачное болото и шесть лет жил отшельником, после чего присоединился к армии северян. Именно там, на болоте, он взял себе имя Нат Тернер – распространенное прозвище среди изгоев, которое обычно подтверждали доблестными деяниями, такими как убийство ловцов рабов и налеты на поселения белых.
Так, по крайней мере, рассказывал Улисс. В более сознательном возрасте Джордж понял, что именно байки о похождениях прадеда Тернера стали его первым знакомством с приключенческой литературой и фантастикой. Нет, он не считал их выдумкой – скорее пересказом «по мотивам» реальных событий. Однако Монтроуз верил каждому слову, и неудивительно, что он вырос с твердой уверенностью: хранителем книги Ады должен быть Тернер, а не Берри.
Такого же мнения придерживался и отчим. Он не скрывал своего презрения к тому, что, мол, Берри все получили «на блюдечке», а также убеждения, что Джордж слишком неженка, но традиции все-таки уважал. Именно поэтому в последнюю ночь мая 1921 года, когда белое население Талсы объявило войну черным, Улисс, вопреки уговорам матери, разрешил Джорджу отправиться за книгой Ады. Она хранилась в сейфе в магазине, который отчим держал на Арчер-стрит. А тем временем первые отряды поджигателей уже переходили железную дорогу, разделявшую два города. В ту ужасную ночь произошло много всякого, и поэтому Джордж никогда не хвастался своим поступком, тем более перед Монтроузом. Хватало того, что он показал себя и что брат это знает.
– Беруик-стрит… Это в Лейк-вью. – Монтроуз ткнул в карту.
– Понял. Держись.
Он прибавил газу – рискованный поступок для темнокожего, который направляется в белый Чикаго. Однако заклятие, которое наложили на «Вуди» в Арпхеме, все еще держалось, и патрульные либо смотрели куда-то в сторону, либо в упор машину не замечали. Омрачало удовольствие только то, что волшба Калеба Брейтуайта оберегала их, по сути, для того, чтобы они без задержек явились на его зов.
На вывеске «Молота ведьм» пуританин в цилиндре жег на костре женщину. Кроме этого, здание не выделялось ничем: обыкновенная кирпичная кладка, вместо фасадного окна мелкие стеклянные блоки, стальная дверь выкрашена под кирпич. Идеальное место для подпольного бара во времена «сухого закона». Впрочем, так, скорее всего, и было.
Джордж вышел из машины, пряча револьвер в кармане. Монтроуз открыл багажник «паккарда» и вооружился разводным ключом.
Над дверной ручкой была записка: «Закрыто на частное мероприятие», но дверь оказалась не заперта. Джордж вошел внутрь, Монтроуз следом, и они попали в бар с низким потолком.
За столиком в центре зала сидел Калеб Брейтуайт, а с ним еще один белый человек с сигарой – крупный широкоплечий мужчина с каштановыми волосами с проседью, стриженными под ежик. Нос ему, видно, неоднократно ломали, а красные пятна на щеках указывали на то, что он крепко пьет, причем не один десяток лет. Однако взгляд голубых глаз, которые смотрели на Джорджа и Монтроуза сквозь табачный дым, был острым и внимательным.
Еще двое белых дежурили у барной стойки: оба без курток, у каждого одинаковые подмышечные кобуры, а на жилетках – полицейские звезды. Между ними, склонив голову и держа перед собой руки, скованные наручниками, сидел негр. Джордж не сразу признал племянника: ведь тот должен был сегодня отбыть в Айову проверять новые адреса для «Путеводителя».
Аттикус поднял голову.
– Привет, дядя, – уныло сказал он.