– Сквозь эту чащу? Храбрая женщина.
– Может, и храбрая, но скорее напуганная до потери пульса. Ей было все равно, лишь бы оказаться подальше отсюда. В доме произошел какой-то катаклизм; она чудом унесла ноги.
– Пожар? – предположил Джордж.
– Похоже на то. По словам мамы, Ханна никому не рассказывала о случившемся – говорила лишь, что это нечто очень ужасное и ей оставалось только бежать… В общем, она каким-то образом спаслась, начала новую, свободную жизнь, однако до последнего вздоха боялась, что Брейтуайт или кто-то из его родственников разыщет и поймает ее.
Джордж задумался, а потом спросил, тщательно подбирая слова:
– А когда она сбежала… она случайно… не носила дитя?
– Я как-то спросил у матери. Она сказала, что суть истории не в этом.
– А в чем?
– Никогда не оглядывайся. И не доверяй людям по фамилии Брейтуайт.
– Монтроузу она этого, видимо, не говорила.
– Нет. И заставила меня пообещать, что я тоже ему не скажу. Получается, он как-то сам вышел на них. Или наоборот.
На крыльце возникла Летиша. Волосы у нее были мокрые после мытья, а еще на ней было фиолетовое платье – точно Золушка, хоть сейчас на бал.
– Ого, – сказал Джордж.
– Нравится? – Летиша с задорным смехом повертелась перед мужчинами. Блестки ярко вспыхнули в лучах солнца, которые пробивались сквозь дымку.
– Очень красиво, – оценил Аттикус. – Ты что, привезла его с собой?
– Дурачок, конечно, нет. Я нашла его в комнате. И еще с десяток похожих. Вы что, в шкафы не заглядывали?
– То есть ты взяла первое попавшееся платье и оно подошло? – спросил Джордж.
– Да, как будто на меня сшито, – ответила Летиша и снова крутанулась.
Аттикус встал.
– Предлагаю пройтись до поселка.
– Думаешь? – спросил Джордж. – Может, лучше забаррикадироваться в комнатах и ждать возвращения Монтроуза?
– Я бы не очень на это рассчитывал. Никуда он не уезжал, нужно искать его здесь.
– Ты полагаешь, что он в поселке?
– Скажем так: я уверен, что он не в Бостоне с господином Брейтуайтом.
– Допустим. Но не логичнее ли тогда его держать в усадьбе?
– Зависит от того, насколько хорошо ты знаешь Монтроуза.
Аттикус взглянул на окна третьего этажа, потом снова на Джорджа. Тот вопросительно смотрел на него.
– Будем считать, что это интуиция.
– Хорошо, я тебе верю, – сказал Джордж. – А когда мы его найдем…
– Свалим отсюда, да побыстрее. И не будем оглядываться.
Джордж согласно кивнул.
– Поддерживаю.
– И я, – подала голос Летиша. – Надеюсь, вы не думаете, что нас так просто отпустят?
* * *
«Паккард» уже куда-то отогнали. Следуя по отсыпанной дорожке, гости усадьбы обогнули западный флигель и вышли к гаражу, который раньше, по-видимому, служил конюшней: длинный навес и отдельные загоны с раздвоенными дверями. Внутри были припаркованы небольшой грузовичок, два седана «роллс-ройс» с затемненными стеклами и антикварный двухместный кабриолет жемчужно-серого цвета.
«Паккард» стоял в загончике номер пять. Аттикус достал из бардачка револьвер, проверил барабан. Заряжен. Вот только носить его негде: в штаны не засунешь – будет выпирать.
– Придется подняться наверх и взять пиджак, – сказал он.
– Дай сюда. – Летиша протянула руку. – И отвернитесь.
Пока Аттикус и Джордж смотрели в другую сторону, она каким-то образом спрятала револьвер в складках платья, а потом снова покрутилась, демонстрируя наряд.
– Когда выберемся отсюда, обязательно расскажешь, чем ты все-таки занималась, – сказал ей Аттикус.
От ложи в поселок вела дорожка, которая упиралась в арпхемскую церковь. Навстречу шла группка поселян. Один из них – уже знакомый Аттикусу пастух – тащил на спине освежеванную козью тушу, за ним следовала женщина с ведерком яиц и парой ощипанных кур, а еще двое мужчин волокли мешки с корнеплодами и другими продуктами. Тяжелая ноша, впрочем, не помешала им уступить дорогу Аттикусу, Джорджу и Летише и застыть с опущенной головой, как давешний рыболов.
– Доброе утро, – поздоровался Аттикус. Никто из арпхемцев не ответил и даже не посмотрел на него.
Церковь и другие постройки образовывали собой прямоугольную площадь. Напротив церкви располагалась мастерская. У входа сидел мужчина и на ножном станке точил лезвие косы. Он мельком взглянул на троицу и тут же вернулся к работе. А вот мастиф, прикованный рядом, был менее сдержан: заметив чужих, он спрыгнул с крыльца и подбежал бы к ним, если бы не цепь.
Джордж с опаской посмотрел на собаку.
– Ну что, откуда начнем? – едва успел спросить он, а Летиша уже открывала дверь церкви.
– Видимо, отсюда, – сказал Аттикус.
Внутри церковь представляла собой одно большое помещение. Прихожую отделял занавес, который поднимали и опускали с помощью закрепленных у потолка блоков, затем прихожая переходила в неф с грубо обтесанными деревянными скамьями человек на сорок. Свет проходил сквозь высокие узкие окна, забранные матовым стеклом, а над центральным проходом тускло мерцала масляная лампада в сосуде из розового стекла. Впереди неф снова сужался – там находилась сцена с пресвитерием, но не было ни алтаря, ни кафедры, стояла лишь небольшая деревянная трибуна, на которой лежала большая книга.
Единственным украшением в аскетичном убранстве церкви был витраж с изображением райского сада в стене над трибуной. Летиша, шедшая впереди, взвизгнула и, прикрыв рот рукой, захихикала. Аттикус решил подойти поближе.
Он узнал Адама и Еву, которые, обнявшись, стояли в лучах розового, наполовину взошедшего солнца – по всей видимости, того самого «изначального рассвета». В привычном сюжете недоставало некоторых деталей: Сатаны в обличье змея и запретного плода, хотя деревьев и кустов хватало. Руки Евы поэтому были заняты совсем иным «предметом».
А еще художник не нарисовал ни одного фигового листочка. У Аттикуса отвисла челюсть: чего-чего, а вот витражной порнографии он ранее не встречал.
– Да уж, это явно не баптисты, – пробормотал Джордж.
– Ага, это адамиты, – кивнул Аттикус. – Что бы это ни значило.
Он поднялся к трибуне, посмотреть, что за Библия там лежит, но его ждало разочарование: мало того, что книга была закрыта на замок, так еще и прикована к трибуне цепью.
Они вышли на улицу. Из мастерской доносился звон молотка, мастиф по-прежнему беспокойно натягивал цепь.
Следующей их целью стало каменное строение слева от церкви: круглое, одноэтажное, футов тридцать в основании и сужающееся к верхушке. Сбоку, у самой крыши, виднелись проржавевшие остатки железной решетки. Когда-то там, судя по всему, было окно, но его давно заделали. Окованная железом дверь оказалась заперта, а еще была настолько толстой, что Аттикус, постучав по ней кулаком, почти не услышал эха.
– Что скажете? – спросил он, обращаясь к Джорджу с Летишей. – Или слишком очевидно?
– Эй, что-то потеряли?
К ним подошла женщина с длинными рыжими волосами и очень бледной кожей. Поначалу Аттикус принял ее за родственницу Уильяма, потом ему показалось, что она вылитая Ева с витража, только одетая. На ней была хлопковая блузка с длинными рукавами, джинсовые штаны и кожаные сапоги. На поясе болталась связка ключей всевозможных форм и размеров.
– Доброе утро, – поприветствовал ее Аттикус, улыбаясь. – Меня зовут Аттикус, а это Джордж и Летиша. Мы гостим в усадьбе.
– Да уж ясно. – Женщина улыбнулась в ответ, но в глазах играла насмешка. – Я – Делла.
– Вы здесь представляете закон? – Она вопросительно наклонила голову. Аттикус указал на ключи и кивнул в сторону каменного строения. – Это ведь тюрьма?
– Тюрьма?! – фыркнула Делла.
Она обошла Аттикуса, сняла с пояса связку, нашла самый большой ключ и отомкнула замок. Схватившись обеими руками за кольцо, женщина потянула дверь на себя, затем жестом пригласила Аттикуса внутрь.
– Осторожно, порог.
Вход был низкий, пришлось пригнуться, а дальше – пустота, каменный пол оказался на добрых восемь дюймов ниже порога. Внутри было прохладно и сухо, пахло сладко и аппетитно. Привыкнув к мраку, Аттикус разглядел в темноте оторванную конечность – на цепи, свисавшей с потолочной балки, болталась оленья нога. Рядом висели еще крупные куски мяса: вяленого и копченого, целые и уже порядком искромсанные.
Аттикус пошел вдоль стены, заглядывая в корзины. Их содержимое он угадывал больше по запаху, чем на глаз. Джордж двигался следом, а Летиша топала ногами, проверяя, нет ли тут подвала. Однако пол казался цельным, и люков Аттикус тоже не приметил.
– Звери, – сказала Делла, стоя в проходе.
– То есть?
– К нам частенько залезают разные звери, ищут, чем бы поживиться. Еноты, лисы, иногда даже медведи. Эти, если совсем оголодают, могут в дом вломиться, но сюда им не залезть.
– Говорят, в окрестных лесах гризли водятся.
– Гризли, ха! – снова фыркнула Делла. – Нет, никаких гризли, только черные медведи – барибалы, – сказала она и весело добавила: – Та еще дрянь, эти черные. Они умны. Не в смысле по-человечески «умны» – звери все-таки, – однако напакостить могут. И к тому же упрямы. Мы спускаем на них собак, но порой они не отступают, даже когда сильно ранены. Самые упорные в итоге все-таки попадают сюда… в каком-то смысле.
Она указала на чью-то крупную ляжку.
Пока Аттикус с остальными думали о судьбе медведя, Делла отошла с порога и положила руку на дверь. На мгновение показалось, что сейчас их запрут, но нет – она просто выпускала их наружу.
– Ну что, пойдемте дальше?
* * *
Делла проводила их к яблоневому саду, разбитому на склоне к западу от деревни. Местный пасечник приветствовал их очередным безмолвным поклоном. Делла же, по ее словам, была в Арпхеме кем-то вроде «поселкового смотрителя»; в ее обязанности входило передавать хозяйские приказания и следить за их выполнением. Когда Аттикус спросил, не родня ли она Уильяму, Делла рассмеялась.
– Я не настолько высокородна и влиятельна, чтобы принадлежать к его семье.