Она снова кивнула и опустила голову, чтобы он не заметил ее слез. У нее вообще глаза были на мокром месте.
— Бояться уже нечего, — сказал он, обнимая ее одной рукой за плечи.
— Я ее не видела. — Дейзи продолжала дрожать. — Смотрела на камень, а змею не видела.
— Так часто бывает. И со мной так было.
— А вы здешний? — спросила она.
— Да. Это моя земля.
Дейзи отодвинулась. Теперь ей стало совсем неловко.
— Не может быть. Я живу на ранчо для туристов, и там мне дали карту, показали, где лучше мыть золото.
— Они все время так делают, — рассмеялся он. — Собственной земли у них всего несколько акров, и они рассчитывают, что мы не станем гонять туристов за то, что те наберут здесь немного гальки. Мне жаль вас огорчать, но золота тут нет.
— Простите, — извинилась Дейзи. — Господи, мне и в голову не могло прийти…
— Ничего страшного. Меня зовут Джеймс Такер, и вы находитесь на моем ранчо.
— Я сейчас уеду.
— Зачем? Оставайтесь. Только скажите, как вас зовут.
— Дейзи Ламберт. Я из Силвер-Бей, это в Коннектикуте.
— Приехали искать золото?
— Нет.
Она рассказала, что учится в колледже ювелирному искусству и ее заинтересовали украшения индейцев из западных штатов, материалы, которые они используют. Потом спросила, можно ли ей оставить себе гальку, которую она намыла. Он разрешил, а когда она показала свои находки, выбрал один камешек. Темный, невзрачный, внешне он ничем не отличался от остальных.
— Беру свои слова обратно. Вы нашли настоящее золото.
— Честно?
Дейзи решила, что увезет крошечный самородок домой и использует его в своем первом ожерелье по индейским мотивам. Она почувствовала прилив вдохновения, ради которого и отправилась в Вайоминг.
— Ой! — Сильный порыв ветра чуть не сбил ее с ног.
Джеймс снял с нее шляпу, и ветер тут же растрепал ее волосы. Уронив обе шляпы, он притянул Дейзи к себе и поцеловал. Она разжала кулак, золотой самородок упал на землю.
Солнце пекло их непокрытые головы. Джеймс был нежен и нетороплив, а Дейзи, ощущая упругие мышцы у него на спине, хотела, чтобы этот поцелуй никогда не кончался.
Когда он все-таки закончился, Джеймс присел, отыскал упавший самородок и отдал ей. Руки у него были шершавыми от мозолей.
— Руки ковбоя, — прошептала она.
— Что?
— Так, ничего. — Ей надо было придумать, что сказать, чтобы он не ушел. — Мне просто здесь очень нравится.
— Если захочешь, и у тебя будут такие же руки, — улыбнулся он. — Поживи на ранчо подольше.
— Это не настоящее ранчо, — сказала она. — Так, ночлежка, где можно взять напрокат лошадь и получить в придачу карту чужой земли.
— Поживи у нас, — предложил Джеймс. — Места хватит.
— Спасибо за предложение, но я не могу.
— Почему? Будешь делать украшения, ездить верхом, когда пожелаешь. Мы будем рады, если ты у нас погостишь.
Так не бывает, о подобном приключении Дейзи и не мечтала. Она нерешительно пожала плечами. А потом он снова ее поцеловал.
Она переехала на ранчо Такеров, Джеймс поселил ее в том самом домике, где она жила теперь. Довольно долго — целые сутки — он держался от нее на почтительном расстоянии. Завтракала, обедала и ужинала Дейзи в большом доме, вместе с Джеймсом, Далтоном и Луизой. Она подружилась с Полом Марчем и другими пастухами. Тогда на ранчо еще работал Тодд, и однажды он принес ей букет ромашек. Джеймс потом его чуть не убил…
Дейзи подняла голому, посмотрела в окно, словно ожидая увидеть не снег, а летнее солнце. Воспоминания о первом приезде в Вайоминг, о встрече с Джеймсом пробудили что-то в ее душе. К ней вернулось вдохновение. Взяв кости, она принялась за работу, которая на время отвлекла ее от тревог.
Дэвид и Сейдж нашли сарай, где можно было укрыться от снежной бури. Две ночи они провели в дороге, и такой распорядок уже начал входить в привычку.
— В Вайоминге снега еще больше, — сказал Дэвид.
Они сидели в углу, собаки и котята спали у них на коленях. Петал жевала свою игрушку, преданными глазами глядя на Дэвида. Сейдж встала, кинула на пол охапку сена, чтобы устроиться поудобнее.
— А в Вайоминге хорошо? — спросила она.
— Как везде. Кое-где хорошо, кое-где плохо.
Сейдж слышала, как мычат и перетаптываются коровы, и в памяти всплыли образы из далекого детства.
— У нас тоже есть коровы. У отца на ранчо.
Дэвид презрительно фыркнул:
— Значит, он скотовод? Терпеть их не могу.
У Сейдж было такое чувство, будто ей плюнули в лицо.
— Если ты их терпеть не можешь, зачем же ты ночуешь в коровниках?
— Это молочная ферма, а не ранчо.
— Какая разница. Тут коровы, и там коровы.
— Молоко… — Дэвид поднял левую руку, затем правую, — и гамбургеры. На ранчо растят коров и быков, заботятся о них, а потом — режут.
— Отец сам скот не забивает.
— И что с того? Все равно это называется жестоким обращением с животными.
Сейдж видела, как исказилось и побагровело его лицо, и ей стало немного страшно. Она решила сменить тему.
— Ты вырос на ранчо?
— Нет. — Последовала долгая пауза. — У родителей был собачий питомник.
— Собачий питомник? — Он ведь говорил, что забрал этих собак из питомников, где их мучили.
Дэвид кивнул и уставился в пустоту.
— Поэтому я и спасаю тех, кому плохо. И никому не позволяю их обижать. Так что можешь не волноваться.
— Не буду.
— Тебе надо поесть.
Он ничего не сказал о ее беременности, но Сейдж поняла, что он знает. Впрочем, ей было все равно. Она была даже рада — сама не зная почему, она относилась к Дэвиду как к близкому человеку.
— Да. — Она погладила живот. — Мне надо поесть.
— Сиди здесь. Я скоро вернусь.
Собаки и котята сгрудились вокруг Сейдж. С ними ей было теплее и спокойнее. Она закрыла глаза.
И тут до нее донесся звук струи, бьющей по жести. Обернувшись, она увидела в глубине сарая Дэвида. Присев на корточки, он доил корову. Не прошло и минуты, как маленькое ведерко наполнилось. Вручая его ей, он смотрел на нее ласково и в то же время выжидательно.
— Вкусно, — сказала Сейдж.
Пока она пила, Дэвид кормил котят. Глядя на него, она вдруг поняла, что ей хорошо и покойно, что страхи, мучившие ее последние месяцы, куда-то исчезли.
Луиза сидела в палате возле постели Далтона. На него было больно смотреть: бледный, небритый, он лежал на спине, широко раскрыв рот; из вен на руках торчали иглы капельниц. Из-за бурана многие медсестры опоздали, а некоторые вообще не добрались до больницы.
Взглянув на серое лицо Далтона, Луиза решительно закатала рукава. В тумбочке нашлось все необходимое. Набрав в тазик горячей воды, она намочила и отжала полотенце, чтобы сделать Далтону компресс перед бритьем.
— Не волнуйся, любимый, — шепнула она ему на ухо, когда он зашевелился. — Я тебя побрею лучше любой молоденькой медсестры.
Взбив помазком пену, она намылила Далтону щеки.
— Как приятно, — сквозь сон пробормотал он.
Луиза обрадовалась:
— Как ты себя чувствуешь?
— Никак. Словно ведро виски выпил. А где Джейми?
— Гонит домой скот. Промил передать, что заедет, как только освободится.
— Осенний загон… — Далтон прикрыл глаза. — Мне бы надо быть там.
— Ничего, без тебя управятся. Отдыхай, а твоя верная подруга тебя побреет.
— Верная подруга… Розалинда…
У Луизы перехватило дыхание. Тазик качнулся, вода пролилась на одеяло. Давным-давно, когда она только переехала на ранчо, он дважды вот так оговорился, и Луиза тогда заявила: если он еще хоть раз назовет ее именем покойной жены, пусть пеняет на себя. За все эти годы он никогда больше этого не делал.
— Дьявол! — возмутился он. — Луиза! Я весь мокрый.
— Вот значит как. Теперь я опять Луиза. — В ее голосе было больше грусти, чем обиды.
— Ты о чем?
В палату вошли врач и сестра. Увидев, что творится с постелью, сестра охнула, а доктор заговорил о выписке: состояние Далтона более-менее стабилизировалось, но дома ему нужно обеспечить надлежащий уход, продолжать физиотерапию, так что без сиделки не обойтись.
Луиза была готова расплакаться. Они с Далтоном никогда не обсуждали подобную ситуацию. Как-то раз она завела об этом речь: сам подумай, работа у тебя опасная, что будет, если, не дай бог, надолго сляжешь. Он на нее наорал, тем все и кончилось. И вот что вышло. Официально она ему не жена, и доверенности на его медицинскую страховку у нее нет.
Как легко с его губ слетело имя Розалинды. Да и кто, собственно, для него Луиза? Он никогда не предлагал ей выйти за него замуж. Это ее задевало, но лишь теперь она поняла, насколько глубоко.
Розалинда с ранчо ДР.
А что, если Луиза не упомянута в его завещании? Джеймс в миг выставит ее за дверь. Она тряхнула головой, гоня от себя печальные мысли. Главное — Далтона выписывают.
Тодд вроде говорил, у него есть знакомая сиделка — двоюродная сестра или свояченица. Надо будет ему позвонить.
Снег все валил и валил — никто не мог припомнить такого затяжного снегопада в начале ноября. Джеймс и Пол, падая от усталости, наконец загнали стадо. Настало время отнимать телят от матерей.
У ворот уже стояли два полуприцепа. Водители, сидя в кабине одного из них, курили и о чем-то болтали.
Собаки бегали за телятами и, кусая их за ноги, заставляли идти в левый загон, а коров отгоняли в правый. Поначалу коровы думали, что просто потеряли своих детенышей из виду — ничего страшного, найдутся, — и только беспокойно крутили головами. Но тут водители, докурив, распахнули задние двери фургонов. И коровы заволновались всерьез. На этих машинах увезли на бойню не одно поколение телят, и стены пропитались запахами страха и смерти. Когда ветер донес до них эти запахи, матери все поняли.
Коровы заревели. Теснясь у ограды, они тянули шеи к машинам, в которые заводили телят. Давя друг друга, рвались к своим детенышам. От их воя разрывалась душа.
Уже тридцать раз Джеймс отправлял телят на убой. Эта работа всегда давалась ему нелегко, но в присутствии Далтона он старался показать себя опытным скотоводом, чтобы отец мог им гордиться. Сегодня ему было невыносимо. Может, потому, что рядом нет отца, а может, оттого, что приехала Дейзи, — страшно подумать, что она все это слышит.