Нашёлся он как-то сразу, легко, стоило Айлин лишь обмолвиться на одном из приёмов, что нужен специалист с опытом архивной работы. И вот он уже позвонил, уже пришёл, представил превосходные рекомендации, обаял, заговорил, обнадёжил. Как и доктору Рицу, ему чуть за тридцать, он высок, обрит наголо, у него умные глаза и превосходные манеры. Любит спорт, любит рассуждать об искусстве — понимает в опере! А эта внешняя бесстрастность, притягивающая, как магнит? У Айлин закружилась голова. Ах, если бы она была молода…
Звали его Котас Даймон. При первом же их разговоре он поразил Айлин обширными познаниями и феноменальной памятью, а чуть позже она смогла убедиться в его поистине нечеловеческой работоспособности.
К сожалению, всего через месяц старый архивариус умер. Айлин не решилась пустить чужака одного в библиотечные хранилища, но Даймон не унывал и объявил, что ему по душе работа со старым архивом в подвале. Туда он и перебрался, руководствуясь, как он объяснил ошарашенной Айлин, соображениями удобства. Архив — объект исследования — прямо под рукой, точнее, под ногами, не нужно терять время на хождение по лестницам и коридорам, да и вид отсюда превосходен: сквозь узкие зарешеченные бойницы виднелась Алофа. Со склонов холмов, случалось, в подвал залетали бабочки и шмели. Даймон ловил их и с удовольствием выпускал на волю.
…Цокольный этаж Спящей крепости разительно отличался от верхних этажей архитектурной бестолковостью и запущенностью. Наверху царили чистые линии, роскошь и уют — внизу змеился лабиринт из тёмных коридоров и грязных залов.
За долгую историю дома там скопились груды хлама: поломанная мебель, обгорелые книги, мраморные бюсты, картины, осколки витражей, треснутые блюда и вазы. В огромных сундуках, некогда доверху заполненных модными нарядами, лежали рулоны хрупких, рассыпавшихся от малейшего прикосновения тканей. В комнатушках, многие из которых не открывались веками, пылились ржавые мечи — грозное оружие минувших эпох.
В сопровождении Даймона Айлин спустилась в подвал, в тлен и хаос, и насмотрелась достаточно, чтобы оценить масштабы и сложность предстоящей работы. Кое-что из документов и книг лежало в шкафах и сундуках, но, в основном, всё это добро на протяжении столетий сваливалось в огромные кучи, где грязнилось и портилось.
Истинный лик Времени ужасал Айлин. Здесь, в подвале, вся история рода Монца, его многочисленных поколений сводилась к устаревшим, сломанным, выброшенным за ненадобностью предметам — они казались Айлин отвратительными, потому что рождали горестные образы и переживания. Особенную тоску на неё наводили дамские портреты. Со старинных полотен в облезлых рамах глядели прелестные женщины; Время сослало их из благоуханных покоев в сумрачное подземелье, и лишь редкий солнечный луч открывал взору их красоту.
Примерно через две недели Айлин решила проверить, чем заняты помощник архивариуса и подряжённая для ремонтных работ строительная бригада. Коридоры, по которым раньше брели, спотыкаясь и с фонарём, теперь были вычищены, на стенах висели светильники, и Айлин просто потеряла дар речи, обнаружив на своём пути залитый светом просторный зал — новый кабинет господина Даймона. Два узких окна были застеклены, работал кондиционер; гордо, как корабли, высились деревянные стеллажи. Шкаф со стеклянными дверцами и полками был уставлен банками, пузырьками и флаконами; в прозрачных коробочках лежали пинцеты, острые скальпели, наборы щёточек. Сам господин Даймон, в закатанной по локоть голубой рубашке, сидел за длинным столом и, позабыв обо всём на свете, увлечённо рассматривал через большую лупу на штативе какой-то желтоватый свиток.
Он обустроил примыкавшую к кабинету комнату, причём, весьма аскетично, и добавил к самой простой и необходимой мебели пару тренажёров. Питьевую воду ему доставляли в бутылях. Ванну он принимал раз в неделю наверху, в общей ванной первого этажа; в остальные дни обтирался мокрым полотенцем, о чём без стеснения сообщил Айлин. Питался сухим пайком и фруктами, так как не хотел отвлекаться от работы; спал на своём узком, как долблёная лодка, ложе не больше пяти часов в сутки, и, судя по всему, отличался железным здоровьем. Изредка он позволял себе выход в город.
За четырнадцать месяцев господин Даймон проделал колоссальную работу — разобрал и привёл в порядок часть огромного архива Монца в доступных ему шести залах. Подвал сухой, повезло, сказал он, иначе потери могли оказаться невосполнимыми.
Для него как учёного, который собирался переписать историю древнего рода, любая бумажка была так же важна, как для матери письмо родного сына. Всё казалось достойным самого пристального внимания: не только письма и личные дневники, медицинские карты и расходные книги с унылыми колонками цифр, но и случайно затесавшийся между хрониками и биографиями любовный роман — с засушенными незабудками между страниц; он тщательно пролистывал его, исследуя пометки на полях, зарисовки лиц и силуэтов, монограммы, формулы А+Б=л — все эти нежные глупости, рвущиеся из любящего сердца на бумагу.
Заразившись от господина Даймона страстью к каталогизации, Айлин, как вирус, вынесла на себе из подвала эту беду. По спокойному и почти безоблачному миру наверху пронёсся шквал распоряжений и ураган генеральных уборок. Шкафы были перерыты, вещи перестираны, а главное, систематизированы по принципу подобное к подобному. Измученные слуги валились с ног, ненавидели слово порядок, некоторые подумывали о расчёте. Разъярённая Фанни запиралась в своей комнате, под дверь ей ставили подносы с едой. С ней были солидарны Сантэ и Господин Миш, которые на время исчезли из дома. Прошла неделя, и, к общей радости, воодушевление Айлин иссякло, вытесненное другими делами, более важными, чем наведение идеального блеска в большом доме.
3
С папкой под мышкой Айлин спустилась в подвал и нашла господина Даймона на его рабочем месте, обложенного стопками книг и бумаг. Как всегда, бодр и работоспособен.
— Хочу поделиться тем, что успел сделать.
И Даймон принялся рассказывать об изменениях, которые внёс в семейную хронику Монца с учётом найденных в подвале материалов. Айлин морщилась — какая тоска… Нанимая его, она всего лишь выполняла свой долг перед обществом, и ей были не очень интересны подробности из давно ушедших времён.
— Когда меня уже допустят к основным фондам, госпожа Монца? — вдруг услышала она. — В документах встречаются временные лакуны, иногда столетние! Их необходимо восполнить. И полно фактов, требующих уточнения.
— Вы же знаете, господин Даймон, запрет на посещение хранилищ распространяется на всех, кроме членов семьи, — мягко напомнила Айлин.
— Я безобидный книжник! Принят на должность помощника архивариуса! — как обиженный ребёнок, вскричал Даймон. — Разве я виноват, что старик помер не вовремя? По его милости я стал помощником пустого места! Да ещё без доступа к книгам! Побираюсь тут, в подвале, как нищий, выпрашивая у вас пару страниц!
— Это ваш собственный выбор, — ответила оторопевшая Айлин. — И вы за него получаете жалованье, между прочим.
Он пронзительно глянул на неё.
— Я богат.
Айлин отвела взгляд.
— Извините, господин Даймон, но, вообще-то, я здесь по другому поводу.
— По какому?
— Вы как-то сказали, что у нас в Дубъюке вера в мифы только крепнет, потому что разные люди в разные времена замечают признаки обещанных пророчествами перемен. Откуда вы о них узнали? О пророчествах. От господина Ульпина? Вы, конечно, слишком мало работали с покойным, но…
К удивлению Айлин, на лицо Даймона набежала тень. Он сел за стол, вытянув и скрестив длинные ноги. Айлин тоже села — на скрипучий старый стул возле стола.
— Что у него можно было узнать? Старик фактически жил в библиотечных закутках, а там полно потайных местечек, вам это известно? Иногда я искал его часами. Вместо того, чтобы вводить меня в курс дела, он занимался своими… своими интригами… — Что-то близкое к ненависти мелькнуло в глазах Даймона, и он замолчал.
— Интригами? Не замечала ничего похожего.
— Приехав в Дубъюк, я первым делом отправился в городскую библиотеку, где изучил подшивки всех местных изданий за последние двадцать пять лет. В газетах и журналах есть колонки, посвящённые пророчествам. Одни охотно делятся своими наблюдениями, другие охотно о них читают. Так вот, количество свидетельств о якобы сбывшихся пророчествах медленно, но неуклонно растёт. Это, кстати, свидетельствует о том, что
некоторые мифы развиваются.
— И какие пророчества сбываются в этом городе, если не секрет?
— Да самые разные. Двести шесть лет назад была напророчена синяя обувь — в том году в моду вошли синие сапоги. Сто тридцать пять лет назад цветочницам пообещали бум на венки из роз для невест — теперь цветочные лавки не справляются с валом заказов. Гильдия пекарей… впрочем, вы уже поняли.
— Вы, наверное, шутите. Сборники пророчеств легко доступны, и они просто руководство к действию — для сапожников, цветочников и прочих мастеров. Бери и делай! Отличный рекламный ход.
— Может, и так. Вот бы проверить менее меркантильные предсказания… Наверняка в вашей библиотеке их полно. Но… — Даймон драматически развёл руки в стороны. — Дверь в страну знаний для меня закрыта.
— Ничего, я вас сейчас обрадую. Мне требуется квалифицированная помощь в одном важном деле. — Айлин потрясла папкой, которую принесла с собой. — Это документы самых знатных семейств города. Говорят, в них придаётся колоссальное значение истории с пропавшими недавно детьми.
— Ничего не слышал о детях.
— Ещё бы, — не сдержалась Айлин. — Сидя в подвале, мало что узнаешь о жизни наверху.
— Уверяю вас, первая госпожа, жизнь наверху никогда не доставит мне такой радости, как работа внизу. Если о пропавших детях писали в газетах, я смогу об этом прочесть, когда выберусь в город в ближайший выходной, — ровным голосом ответил Даймон.
— Извините… это было грубо… Господин Даймон, расшифруйте побыстрее всё, что тут наплели пророки и провидцы, и я буду вам очень признательна.