Но больше всего на свете — больше Прекрасных, которых он привёз с собой, больше денег, власти и поклонения — безжалостный Уго Марусс любил свою дочь. Белокожая, черноволосая Агнеш была всеобщей любимицей. Красоту и добросердечие она унаследовала от матери Бии, урождённой Монца, а умом и характером удалась в отца — хитрая, вспыльчивая и упрямая. Брак её родителей, продлившийся шестнадцать лет, случился, скорее всего, по расчёту — слишком они были разными, чтобы заподозрить в их отношениях взаимную симпатию. Впрочем, когда вскоре после прибытия в Дубъюк Уго потерял жену, страдавшую желудочными болями, он на время тронулся умом и повсюду ходил с её портретом, представляя всем как супругу написанное маслом прекраснейшее матово-бледное лицо с тёмными глазами. От полного безумия его спасло лишь участие Агнеш; её уговорами он начал есть, спать и постепенно овладел собой. Горечь потери вылилась в участившиеся безобразные сцены, он преследовал слуг, издевался над гостями, насильно выдал замуж Агнеш. От ненавистного мужа Агнеш родила двух дочерей. Судя по именам, которыми их наградили (Первая и Вторая), дети тоже были нелюбимыми. Но потом случилось нечто ужасное для самого Уго — без памяти влюбившись в простолюдина из долины, Агнеш сбежала к нему, прихватив с собой то, что по праву считала своим, своё наследство. Никто в Дубъюке не посмел осудить её, никто, кроме отца.
Жестокий и властный, Уго спланировал карательные меры и поставил город на колени, требуя выдать блудную дочь и предмет её страсти. Их искали, но тщетно. Безумие вновь овладело стариком. Он утверждал, что Агнеш превратилась в птицу, по ночам прилетала и заглядывала в окна его спальни. Пытаясь поймать её, он умудрился выпасть из окна и к душевным страданиям прибавил физические: из-за раздробленной пятки стал
сильно припадать на левую ногу. Вскоре началась война с кошками, и Уго убили.
…До Фанни донёсся лёгкий скрип паркета. В глубине библиотеки кто-то, осторожно ступая, прошёл между рядами высоких дубовых шкафов с книгами, потом раздалось шуршание и что-то глухо стукнуло. Бесшумно поднявшись, Фанни прокралась к проходу и выглянула из-за шкафа. Лицом к стене, обшитой деревянными панелями и увешанной портретами, стояла Длит. Издалека Фанни не могла хорошо разглядеть, что происходит. Заинтригованная, она вышла из укрытия и окликнула:
— Ловисса?
Длит в тёмном плаще до колен, с капюшоном и в узких брюках, заправленных в высокие шнурованные ботинки, стояла перед огромным, от пола до потолка портретом Агнеш. В такой одежде, лишавшей её женственности, ловисса обычно выходила прогуляться.
Кажется, Фанни появилась не вовремя, но Длит спокойно взглянула на неё.
Портрет прекрасной юной Агнеш, которым Фанни часто любовалась, был повёрнут в сторону, будто на петлях, а за ним, в неглубокой нише, находился другой, незнакомый. Встав рядом с Длит, Фанни с удивлением рассмотрела его.
…За пустым столом вполоборота сидит молодая женщина в тёмно-красном платье. Освещены лицо и прямоугольник глубокого декольте. Чёрные волосы почти сливаются с тьмой и двумя гладкими полукружьями обрамляют печальное лицо. Краски насыщенны до предела: красный цвет платья выглядит как запёкшаяся кровь, чёрного слишком много, золотистый сгущён настолько, что кожа выглядит мертвенно-жёлтой. Кажется, женщина на портрете вот-вот заплачет, у неё скорбный, полный упрёка взгляд. Она несчастна, потому что отец-тиран выдал её за нелюбимого. Это Агнеш в пору несчастливого замужества. Фанни не сразу её узнала.
— Что скажешь? — тихо спросила Длит. — Портрет нарушает все каноны.
Агнеш была редкой красавицей. Когда Айлин говорила, что внучка очень похожа на свою пра-пра-пра, Фанни даже не пыталась перечить — сравнение было слишком лестным. В Спящей крепости хранились сотни портретов Агнеш, от парадных полотен до миниатюр в медальонах и рукописных книгах. С раннего детства Фанни любила их рассматривать, жадно вникая в мельчайшие детали, и сейчас была согласна с Длит: портрет необычен, не в традициях дома изображать Агнеш страдающей.
— Уго высосал из неё жизнь, — сказала она. — Он был мастер на такие дела.
— А знаешь, ты вылитая Агнеш. Не возражаешь, если я закрою?
— Конечно.
Длит потянула первый портрет за край рамы, он с лёгким щелчком встал на место — на нём юная и счастливая Агнеш предстала во всём блеске своей красоты.
— Хитро придумано, — вырвалось у Фанни. — Как вы узнали о тайном портрете?
— От Айлин.
— Нельзя ли всё вернуть назад? Хочу рассмотреть кое-какие детали…
В глазах Длит промелькнуло лёгкое беспокойство, но она надавила пальцами на раму в нижнем правом углу, механизм тут же пришёл в движение, портрет с шорохом повернулся на скрытых петлях, и вот опять перед ними страдающая Агнеш.
Фанни подошла поближе к полотну и несколько мгновений пристально смотрела на него.
— Что-то интересное, Фанни?
— Мне показалось, что из темноты на Агнеш глядит кошка.
— Кстати, я слышала, ты пнула Сантэ? Будь осторожнее, Фанни, чтобы не лишиться ноги. Хорошенько подумай, прежде чем провернуть такое снова.
— Вы меня пугаете?
— Я о тебе беспокоюсь. Какие у тебя планы на жизнь?
— С ногой или без ноги?
Длит и бровью не повела.
— Планируешь уехать из Дубъюка? Стать хозяйкой Прекрасных — большая честь, неужели откажешься?
— Когда мне было три года, — с неприязнью сказала Фанни, — мой отец хотел убить Сантэ. Но Хранитель оказался ловчее, и я потеряла отца. Все скрывают, но почему-то мне кажется… или припоминается… что мать от горя сошла с ума… И больше не могла оставаться в этом доме. А что за жизнь у бабушки? Сплошное беспокойство из-за ваших любимых кошек. Ну, и как вы думаете, после всего этого я могу испытывать к муррам нежные чувства?
— Сможешь, если узнаешь о них побольше.
— Не тратьте время, вербуя меня в свои ряды. Я вам не Дуриан Желтобородый, эпоха Сомнений, понятно?
— Я и не настаиваю. Это твоя жизнь. Ты скучаешь по матери? Хочешь её увидеть? Я могла бы устроить вашу встречу.
Фанни посмотрела на Длит почти с ужасом.
— Зачем? О чём мне с ней говорить? Она же меня бросила!
— Ну, я просто подумала…
— Нужно любить тех, кто о тебе заботится!
— Я согласна. Знаешь, тебе стоит заранее подумать, чем ты будешь зарабатывать. Во-первых, есть куда уехать?
Фанни помолчала, потом сказала, глядя в сторону:
— Я хочу в Монровию. Там бабушкины сёстры.
— Ещё нужна профессия. Так уж здесь заведено, что состояние Монца целиком достаётся Хозяину или Хозяйке мурров, его нельзя распылять по белу свету. Конечно, тебе выделят финансовую помощь, но только на первых порах, на год-два. — Длит говорила мягко, проявляя заинтересованность, а не поучая.
— Думаете, деньги семьи меня остановят? Я вполне способна обеспечить себя сама, — буркнула Фанни.
— Чем, если не секрет?
— В цирк устроюсь. Силачом.
— А серьёзно?
— Могу работать официанткой, делов-то…
— Тяжёлая и неблагодарная работа. Всю смену на ногах, с полными подносами.
— У меня сильные руки.
— Тогда, наверное, тебе следует знать, что в дешёвых заведениях платят мало, а в дорогих требуются хорошо обученные специалисты.
— Закончу курсы.
— Но ты готова обслуживать других? Каждый день сталкиваться с хамством, с пренебрежением? Это может стать проблемой для чувствительной девушки с амбициями. А может, лучше найти другое применение своим способностям? И с пользой провести семь лет, что остались до твоего совершеннолетия?
Слишком много новой и важной информации… Фанни была озадачена.
— Давай, если не возражаешь, — сказала Длит, — поговорим об этом позже, а сейчас обсудим другое. Я знаю, история с инспектором Слежем тебя чему-то научила. Но иногда трудно противостоять соблазнам. Если у девочки-подростка появилась тайна, она может быть опасна.
Сердце у Фанни ёкнуло. Сразу зачесалось под мышкой, где была спрятана эта вещь. Неужели Длит узнала? Но как?!
— Кажется, пора обедать, скоро ударят в гонг, — быстрее, чем следовало бы, сказала Фанни.
Длит не обманула эта уловка. Что-то назревало, какое-то электричество копилось в воздухе и грозило взрывом.
— Фанни, я хочу, чтобы ты сию минуту избавилась от опасных предметов, которые постоянно носишь с собой.
— Опасные предметы! — воскликнула Фанни довольно фальшиво. — Почему-то мне не кажутся опасными записки от мальчика, который мне нравится!
Длит нахмурилась.
— С твоей памятью, ты легко могла бы держать все тексты в голове.
— Но держать послание от дорогого человека в руках, а не в голове, — лучше! Это настоящее счастье! — Звучало убедительно, и она сама поверила бы, что у неё под мышкой любовные записки, но внутренний голос твердил: врушка, врушка…
Взрыв случился, только не такой, какого опасалась Фанни. Её слова сразили Длит, железную Длит, до слёз затронули что-то глубоко личное. С трудом сдерживая рыдания, она развернулась и быстрым шагом вышла из библиотеки. Фанни в остолбенении смотрела ей вслед.
…Через несколько минут она постучалась в комнату, расположенную на первом этаже. Никто не ответил. Девушка осторожно толкнула дверь, заглянула в комнату. Яркое солнце, пронзая ажурные занавеси, разрисовывало стены узорами. Плащ был брошен на пол, ловисса неподвижно лежала на узкой кровати, застеленной покрывалом, — отвернувшись к стене и зарывшись лицом в подушку.
Толстый ковёр на полу гасил звуки шагов. Фанни подошла к рабочему столу у окна; здесь аккуратной стопкой лежали несколько книг, папки с бумагами, стояла вазочка с тюльпанами. Она положила на стол свёрнутый в несколько раз пакетик из плёнки.
Длит отняла от лица полотенце и не оборачиваясь позвала:
— Фанни…
Фанни вздрогнула.
— У вас что, глаза на затылке?
— Я узнала твои духи. А мальчик у тебя есть?
— Есть, — ответила Фанни. — Но он об этом не знает.
Она вышла, тихо прикрыв за