собой дверь.
4
Бдительный Барри Строжар, которого Фанни с детства называла дедушкой, занимал особое место в кухонной иерархии. Можно сказать, он находился на самой её вершине, потому что помнил наизусть сотни рецептов, любил и умел готовить так, как не умела невероятно одарённая в кулинарии Виктория. Страстно мечтая освоить все тонкости приготовления старинных блюд, повариха, с её-то крутым нравом, безропотно следовала советам Барри. Она жалела его, опекала и всегда защищала, что бы он ни натворил.
В дальнем конце кухни, в огороженном уголке стоял на резных кошачьих лапах высокий буфет из чёрного дерева. За мутными стёклами хранились на полках сотни ёмкостей со специями и лекарственными травами — главное богатство старика. В битком набитом буфете Барри легко находил нужную банку, пакетик из фольги или хрустальный графинчик с притёртой пробкой. До верхних полок он еле-еле дотягивался с дубового табурета-лестницы. Мартон для безопасности приделал к табурету перильца, а для мобильности — колёсики со стопором, и получил в подарок роскошную смесь для мясных блюд.
На вертикальных сетчатых рамах по бокам от буфета сушились подвешенные пучки трав, привозимых из долины и самых разных уголков света. Уважая кулинарный фанатизм своего преданного слуги, Айлин благосклонно поощряла эту статью кухонных расходов.
Натрудив ноги беготнёй по дому, Барри с кряхтеньем садился за столик в своем уголке, благоухающем молотым перцем, корицей, базиликом, мятой и ещё тысячью специй, и с выражением абсолютного счастья на лице растирал ингредиенты в мраморной ступке, составляя пряные смеси по своим рецептам при помощи старинных весов на манер аптекарских. Это было его личное пространство, его рай, в который другие не смели вторгаться. Но теперь Фанни только и вынашивала планы вторжения.
Прошла неделя после визита к Марьяне. Готовясь к нему, Фанни заранее подготовила нужные слова и позаботилась о подарках. На деле всё оказалось сложнее и мучительнее, чем она себе представляла, — она ещё никогда не сталкивалась с таким исступленным выражением горя. Марьяна, в кое-как запахнутом халате, растрёпанная, сидела за столом в компании подруги, которая щедро подливала ей вина и пила сама. Увидев гостей, Марьяна бросилась к ним с жалобными криками. Тягостным стенаниям не было конца. Фанни ревела, Айлин сидела не шелохнувшись, без кровинки в лице, и не могла завершить ни одной начатой фразы, прерываемая взрывами отчаяния матери, потерявшей ребёнка. До самого дома Айлин и Фанни не проронили ни слова. Уже поднимаясь по лестнице, Фанни сказала сдавленным голосом:
— Бабушка… — Она была опустошена.
Айлин поняла с полуслова и крепко сжала её руку.
— Горе может быть очень разрушительным, дорогая. Для всех. Но мы уехали, а она осталась с ним один на один.
Той же ночью, без сна ворочаясь в постели, Фанни решила, что, если полиция бессильна, она сама найдёт ребёнка и вернёт улыбку на заплаканное лицо Марьяны. По крайней мере, один из реальных способов осуществить задуманное ей доступен…
Крестики на плане, увиденном в бабушкином кабинете, постоянно стояли у неё перед глазами, и после короткой внутренней борьбы она украдкой исследовала тайники — за картинами в парадном зале, за панелями и под половицами в комнатах и подсобных помещениях. Один был устроен в её комнате. Увы, все они оказались пустыми. Приняла ли бабушка меры предосторожности, забрав всё из тайников после случая со Слежем, или их опустошили ещё раньше, так или иначе, спрашивать: «Где всё? То, что там было?» не следовало во избежание скандала. Самый последний тайник оставался на кухне, и, как подозревала Фанни, как раз в буфете Барри. Она решила проверить его во время подготовки к парадному обеду, назначенному на ближайший выходной, и почему-то очень на него рассчитывала.
Традицию обедов для именинников из числа персонала Айлин ввела недавно и с подсказки Длит. Узнав об этих планах, Виктория почувствовала себя уязвлённой. Обслуживать, будто господ, горничных, сантехника, охранников и всех остальных? Бомбаст потчевать дорогущими крабами? Едва не лопаясь от возмущения, повариха впервые за шесть лет работы в доме Монца набралась смелости возразить хозяйке:
— Неправильно это, госпожа Айлин! Они в этот дом пришли работать, а вы им устриц будете подавать? Привыкнут к хорошей жизни — разбалуются. Ещё, не дай бог, воровать начнут.
— Зачем так мрачно, Виктория? — отвечала Айлин терпеливо. — И пусть будут устрицы, я не обеднею. Сама подумай, кто, кроме меня, порадует их деликатесами? Эти люди мне как родные. Разве они не заслужили, чтобы хотя бы раз в месяц их отблагодарили хорошим обедом за их нелёгкий труд?
— Труд всегда нелёгок, — гнула своё повариха. — Легко только на диване лежать.
— Дорогая, как ещё объяснить тебе мои мотивы? Так велит мне сердце, понимаешь?
Против велений сердца Виктории нечего было возразить, поэтому, начиная с осени, в первый выходной месяца весь персонал дома, как одна большая семья, собирался в огромной столовой на первом этаже. Айлин вручала именинникам подарки, сопровождая это трогательное действо краткой поздравительной речью.
Поначалу слуги чувствовали себя неловко за роскошно накрытым столом, среди серебряных приборов, хрусталя и фарфора, робели, не знали, как держаться, о чём говорить. Но их скованность быстро рассеялась в сердечной атмосфере, которую умели создать Айлин и её новая ловисса. Теперь парадный обед ждали, к нему готовили лучшие платья и костюмы. Вот только устрицы, изысканные паштеты и замысловатые коктейли не имели успеха; их быстро вытеснили со стола более простые, но не менее вкусные блюда. Слуги заранее заказывали Виктории картофель и птицу, приготовленные разными способами, салаты из свежих овощей, её чудесные грибные запеканки с подливками, заварные пирожные и крюшоны. Разнообразие меню поддерживалось закусками — крошечными бутербродами с бесконечным вариантом наполнений, от сыров и колбас до креветок.
…После школы Фанни заглянула на кухню. Тавала с Викторией пили чай за обеденным столом, на котором стояла миска с только что испечёнными пирожками. На полу развалился похрапывающий Господин Миш.
— Чайку, госпожа Фанни? — приветливо спросила Виктория.
— Спасибо, я сама! А с чем пирожки?
— С яйцом и зелёным луком.
— Ура!
Фанни нашла в шкафу свою кружку, налила чаю и устроилась за столом.
Тем временем Виктория достала свёрнутую в несколько раз газету «Новости Дубъюка и окрестностей».
— Вот, котенька, специально приготовила, чтобы прочитать. Тут про тебя пишут, в рубрике «Не забудется, не сотрётся».
Котенька на полу громко всхрапнул не открывая глаз.
— Хотим рассказать… к празднику Всех кошек… ага, вот! Двести лет назад в Зелёном проезде обновляли заборы всеми оттенками зелёного. Один из домовладельцев разрисовал свой забор кошачьими мордочками, вышло так удачно, что его сосед поспешил повторить у себя. К вечеру все заборы на улице были прелестно изукрашены, потому что другие хозяева пошли дальше и поспешили нанять профессиональных живописцев. Говорят, сами Прекрасные пришли насладиться плодами их творчества. В знак одобрения, благородный Господин Миш оросил один из заборов, и под крики ликующей толпы забор тут же покрылся благоухающими цветами!
— И почему наш дом до сих пор не превратился в розовый сад? — вставила Фанни, уплетая пирожок.
— Говорят, тогдашний мэр, — с выражением продолжала читать Виктория, — поспешил выпустить указ, запрещающий рисовать кошек на других улицах Дубъюка. Ну, а мы говорим: спасибо Господину Мишу и остальным Прекрасным за счастье любоваться… — Виктория прервалась и взглянула поверх газеты. — Ты не лопнешь, Тавала?
— Ой, Викторьюшка, до чего вкусные у тебя пирожки, не могу оторваться, вот, думаю, последний, вот последний, — хихикнула прачка.
— Ну, а мы думаем, пора тебе в прачечную. Тебя же сюда приняли не пирожки есть, правда? И запомни: чай в одиннадцать и в семнадцать ноль-ноль, а не каждые полчаса.
Тавала засуетилась, выбираясь из-за стола.
— Спасибо… побежала…
— Не скажи, так и будет сидеть возле пирожков, — ворчала Виктория, убирая со стола посуду.
— Виктория, а почему Гонзарика не видно? — спросила Фанни.
— Так парень теперь по расписанию живёт. Сам себе составил, чтобы стать организованнее. Дядя ему такое задание дал. После обеда пишет книгу о путешествии на космическом корабле, нам зачитывает отрывки. Ой, фантазёр… Там всё по-детски, конечно, чего требовать от семилетнего? Но так она его захватила… А он, когда чем-то увлечён, удержу не знает. Тут мада Лорна прочитала ему лекцию о правильном питании, он всё записал. — Виктория процитировала: «Люди, как свиньи, едят всё подряд, жареное, острое, химическое, горячительное, портят кровь, не следят за весом…» Обещал придерживаться. И правда, стал меньше налегать на конфеты и газировку. А тут ещё Гриватта к нему прицепилась… — Виктория помрачнела.
Фанни уже слышала, что в последнее время, ко всеобщему удивлению, Гриватта испытывала подобие привязанности к мальчику, и теперь тот заснуть не мог без её вечернего визита.
— Не представляю, какие сказки она может рассказывать. Про шагающих мертвецов разве что. Наиграется и бросит, а мальчишка будет переживать, — удручённо добавила Виктория. — Он и так жалуется на головные боли. И на то, что пишет с ошибками.
— Я могу с ним позаниматься, — сказала Фанни, ополаскивая кружку в раковине. — Хотя,
если зрительная память хорошая, слова запоминаются сами. Ему нужно больше читать. А где дедушка Барри?
— Горничных, наверное, гоняет. Нынче такое творится с этим дедушкой… Лиси до слёз довёл, плохо, видите ли, горничные полы моют да плохо комнаты проветривают. Всё ему мерещится неприятный запах по утрам.
— Так, может, вонища из-за этого? — Фанни кивнула на распластавшегося посреди кухни мурра. — Он же всё метит, как ненормальный.
Господин Миш поднял ухо.
— Да что вы, — сказала Виктория, с обожанием взглянув на своего любимца. — Никакого запаха от меток не бывает, всё обработано дорогущими средствами. — Ухо опустилось. — Просто вредничает наш старичок Барри. Недавно из-за старой посудинки скандал закатил.