Возвращаясь к креслу, Айлин прошла мимо изображения молодой женщины, затянутой в чёрный бархат, с талией, которую можно перехватить двумя пальцами. Красота её тонкая и нежная: красиво очерченные губы, каштановые волосы, приглаженные до зеркального блеска, и огромные глаза, такие тёмные, такие сияющие. Это она сама в былые дни, двадцатилетняя невеста, восходящая оперная звезда. Кажется, только вчера были цветы, поклонники, будущность и он, неотразимый, как бог, влюблённый, пылкий… И что потом? Плюс сорок, минус красота, здоровье, покой. Старость — никакая это не жизнь.
Усевшись, Айлин с кривой улыбкой взглянула на портрет мужа, отставного военного, шальным ветром занесённого в их края. У него горящий взгляд из-под длинных чёрных кудрей и плотно сжатые губы. Ни одна женщина не могла перед ним устоять, когда он был захвачен страстью, — что же говорить о ней самой? Юная и малоопытная в любовных сражениях Айлин сдалась без боя. Он требовал, и она оставила сцену, а через неделю после свадьбы объявил ей, что свобода есть высшее благо для мужчины и ему жаль, что он не понял этого раньше. И что ей теперь вспоминать, его измены с прислугой? Дикие кутежи? Грубость и пренебрежение? Когда через много лет одна из служанок вбежала в спальню с криком, что господин Буй сломал шею, неудачно скатившись с лестницы, Айлин у туалетного столика примеряла серьги. Ничто не дрогнуло в её лице, она переспросила: «Сломал шею, только сейчас?» Служанка, девушка простая, подтвердила, глотая слёзы: да, только что, прямо на её глазах… Она оказалась беременна от скатившегося господина Анчи Буя. Какой сюрприз.
По двойному портрету — единственной дочери Катрисс и зятя — Айлин лишь скользнула взглядом. Слишком больно. Зять напал на Сантэ, и его убил Хранитель, после этого дочь ушла из дома, оставив Фанни на её попечение.
— Бабушка, ты хотела меня видеть? — раздался звонкий голос. Фанни вошла в гостиную.
— Здравствуй, милая, — сдержанно поздоровалась Айлин, оглядев внучку, довольно высокую для своих четырнадцати лет, тонконогую, в чёрных обтягивающих брюках и короткой белой курточке. Слегка вьющиеся чёрные волосы накрывали её плечи. — Как школа?
— Стоит на месте, — с вызовом ответила Фанни, плюхаясь на стул напротив Айлин.
— Это радует. Поговорим о твоём портрете. Считаешь, усы тебе идут?
— Э-э… — растерялась Фанни.
— В принципе, я не возражаю, вот только немного жидковаты, кажется. Попрошу
художника сделать их пышнее. А может, как у Сантэ? — Айлин жестом указала на портрет главной мурры. — Одно время Дубъюк был помешан на кошачьих усах, все модницы их
наклеивали.
— Бабушка, это не смешно!
— Хотя бы выйдет оригинально.
Фанни задохнулась от возмущения, но не успела ничего сказать, Айлин её опередила:
— Давай так, дорогая. Усы сотрём, а портрет останется на месте. И мы закроем тему живописи.
— Нельзя меня переодеть в брюки?
— Извини, это парадный портрет.
— Ладно, — помолчав, буркнула Фанни. — Что ещё?
— Ты знаешь.
— Уже доложили? Бомбаст? Вечно шпионит!
— У меня просто… нет слов, — срывающимся голосом произнесла Айлин. — Как ты могла пнуть мурру? Мне в тысячный раз повторить, что это смертельно опасно? Для тебя это новость?
— Она сама напросилась! Больше не будет ко мне лезть.
— Могла бы её приласкать! Хотя бы иногда.
— Ни за что!
— Любой ребёнок в Дубъюке знает, что нельзя причинять кошкам боль. Даже непоседа Гонзарик с муррами сдержан и ласков.
— Просто он любит кошек, а я их ненавижу! Так и знала, что ты устроишь скандал из-за какой-то пнутой мурры…
Айлин смотрела на внучку расширенными от ужаса глазами.
— Ты понимаешь, что говоришь?
— Да не пинала я её, бабушка! Бомбаст, как всегда, преувеличивает. Ну, отодвинула легонько ногой…
— Видимо, одна нога у тебя лишняя, — скорбным голосом сказала Айлин. — Если бы не великодушие Сантэ, не призвавшей Хранителя… Скажи, ты в самом деле такая бессердечная или просто притворяешься? Не понимаешь, что ей было больно?
Фанни опустила глаза.
— Случайно, наверное, по сухожилию попала… прости, бабушка…
— Ты ей скажи, перед ней извинись!
— Да?! Чтобы она потом опять ко мне полезла?
— Фанни, прошу тебя, остановись, пока не случилось беды… Взываю к твоему разуму…
Айлин говорила громко и взволнованно, но семена её красноречия падали в бесплодную землю: Фанни замкнулась и демонстративно глядела мимо, наматывая на палец волнистую чёрную прядь. Вся в мать, такая же упрямая, расстроилась Айлин, и криком тут не поможешь…
— Знаешь, я не устаю им удивляться, — сказала она тихо.
В глазах Фанни мелькнул интерес.
— Кому?
— Мы живём рядом с удивительными созданиями. Проходят тысячи лет, рушатся города, цивилизации, а мурры всё ещё здесь, с нами. Только подумай, видеть их — всё равно что смотреть на солнце или на луну. Неужели тебе не хочется узнать их поближе?
— Дорогая бабушка, — иронично сказала Фанни, — всё, что мне нужно знать о кошках, я узнала давным-давно.
— Ты ошибаешься.
— Я прочла почти все книги в нашей библиотеке. И я сыта по горло личным общением с этими…
— Осторожнее, дорогая, — быстро вставила Айлин.
— …муррами. Утром я забежала на кухню, чтобы быстренько перекусить, а твой кот задрал
хвост и снова обрызгал мою школьную сумку, прямо у меня на глазах! Так что пусть он тоже держится от меня подальше! — Фанни кипела от негодования.
— Во-первых, не надо угроз. Во-вторых, Господин Миш не мой кот, а общественное достояние. И, наконец, к зову природы стоит относиться с пониманием.
— С пониманием? Он меня преследует, за что-то мстит! Мне весь день казалось… — Фанни поочерёдно понюхала обе ладони, осторожно втягивая воздух, — что от меня несёт на всю школу!
— Согласна, это неприятно… Я тебе сочувствую.
— Правда сочувствуешь? Искренне?
— Та-ак, — протянула Айлин. — Что ты ещё натворила?
— Ничего… Просто выбросила сумку в мусорное ведро.
— Третья сумка за месяц? Фанни! Но у нас же есть специальные средства… можно было замыть…
— Думай, что хочешь, — довольно враждебно сказала Фанни, — но я всё равно отсюда уеду. Я не собираюсь тратить свою жизнь на то, чтобы оберегать твоих выдающихся кошек. Она у меня не такая длинная, как у них.
Айлин досчитала про себя до пяти и твёрдым голосом сказала:
— Фанни, ты у меня одна. И, пока не нашлись другие претенденты, остаёшься официальной наследницей дома Монца.
— Да хоть бы уже кто-нибудь нашёлся! Когда-нибудь…
— Быть Хозяйкой мурров — это честь, а не только огромная ответственность, — будто не слыша, продолжала Айлин.
— По школе кто-то разбросал листовки с карикатурами от Детей свободы, и, как всегда, бабушка, ты там главное действующее лицо. Я должна мечтать о такой чести?
У Айлин вспыхнуло лицо.
— Продажные болтуны! Они понятия не имеют, как сложно управлять этим городом…
— Дай мне, пожалуйста, денег, — перебила Фанни, — я куплю новую сумку.
— Я в сотый раз прошу тебя не нарушать законы, и гражданские, и те, что связаны с табуированными вещами: с муррами и тайными знаниями. Иначе каждый решит…
— …что я сошла с ума, раз пришла на занятия с бумажным пакетом из булочной!
— … решит, что теперь ему всё дозволено.
— Стина, конечно же, сразу предложила скинуться мне на сумку! Пока у неё сердце не разорвалось от жалости — к нашей бедности.
— А ты? — заинтересовалась Айлин.
— Не объяснять же, что пакет попался мне под руку на кухне, когда я опаздывала. Сказала, что в моде всё экологичное…
— Ну, и прекрасно. Стина Дрём-Лис может говорить всё что угодно, но поверь мне, скоро все в школе будут ходить с бумажными пакетами. Помнишь, как ты вылила на себя пузырёк репейного масла, а потом не смогла его смыть и породила моду на эффект сальных волос?
Фанни прыснула со смеху.
— Мокрых!
— Но по сути — грязных. Никогда не забуду массовые протесты родителей.
— Бабушка, ты ведь помнишь Виляву? — неожиданно спросила Фанни.
— Это у неё проблемы с математикой?
— Ну, да. Ничего не соображает.
Вилява была новенькой, переведённой в конце года из другой школы. Надо же было так назвать ребёнка. Девочку! Мало того, что фамилия Выскоч… У Фанни никогда не было подружек, её друзьями были книги. Но уже дважды она приезжала из школы вместе с высокой крупной девочкой, очень раскованной. Говорила та без остановки, громко хвалила дом и выглядела как полная противоположность обычно немногословной и погружённой в меланхолию Фанни. Но Айлин была скорее рада их дружбе.
— Да, я помню Виляву.
— Ты же видела, как она… одета?
— Заметила, — ответила Айлин. Тонкое обтягивающее трико невыгодно обрисовывает полноватые формы, вязаная кофта слишком коротка… Всё удручающе ярких цветов. — Мы будем это обсуждать?
— Только чтобы всё исправить, — поспешила объяснить Фанни. — Понимаешь, родители Вилявы не бедные, но не горят желанием тратиться на её одежду, а сама она не слишком хорошо разбирается в моде, носит, гм, безвкусное старьё. Ты позволишь подарить ей новые вещи? Шотка согласилась сшить несколько нарядов, но велела сначала спросить у тебя.
Шотка была их домашним стилистом. Айлин удивилась.
— Прости, удобно ли это? Мне, конечно, не жалко, но что скажут родители?
— Отцу всё равно, а у матери Вилява ни о чём не спрашивает… — Фанни прикусила язык, увидев, как Айлин нахмурилась. — В смысле, она не будет возражать.
— Фанни…
— Бабушка, не надо! Всё будет нормально! Считай это благотворительностью, которой ты уделяешь столько внимания.
— Но они состоятельные люди. Как можно ни с того ни с сего делать подарки их дочери?
— Очень просто! Они даже не заметят. Отец всё время на работе, на стройке, дома почти не бывает.
А мнение матери никого не заботит… Поколебавшись, Айлин кивнула.
— Хорошо, дорогая. Полагаюсь на твоё благоразумие. Увидимся за ужином.