– Ты это брось. Здесь многие в селах так живут. Это не оправдание. Тем более что он прекрасно понимал, кого ведет и с какой целью, в погранзоне жил, как-никак. И вообще, пустой разговор, мы не в суде, чтобы будущий приговор обсуждать.
– Но ведь можно не доводить дело до суда? В исключительных обстоятельствах так делают. Например, если начать оперативную игру с противником. Тогда они потребуются нам на свободе, а парня вообще можно оформить как нашего агента-осведомителя. Уверен, он отработает все с лихвой.
– Эх. Хотел тебя сразу на свинарник отправить дослуживать. Прекрасная была идея! И чего, спрашивается, передумал? Нет Морозова – нет проблем на ровном месте. Выкладывай, что за очередная фантазия у тебя родилась.
Выслушав мое предложение, майор надолго задумался.
– Такое решение я сам принять не могу. Но попробовать можно. Только ты один важный момент упустил. Если диверсантов отпускать, то медаль давать получается не за что? Ты готов отказаться от заслуженной награды? – ехидно улыбаясь, поинтересовался змей-искуситель в погонах.
С такого ракурса ситуацию я не оценивал и поэтому немного растерялся. Медаль – это гарантированный отпуск, голубая мечта любого солдата, возможность увидеть родных, друзей, родной город. И не надо меня совестить, что я всего три месяца отслужил, а уже по дому соскучился. На самом деле я почти тридцать лет в этом времени не был! А некоторых друзей и родственников похоронить успел. Можно понять, как меня тянет в родные места.
Но есть один момент, который трудно объяснить словами. Мое влияние на историю усиливается с каждым прожитым здесь днем, и чем дальше, тем больше ответственность за мои поступки и решения, которые повлияют на миллионы людей в этой стране. В скором времени, как я надеюсь, грядет большая чистка, и это будет серьезное испытание для меня лично, как ни банально это звучит. Брать грех на душу в самом начале пути – это очень плохая примета. Так можно скурвиться раньше времени. Поэтому судьба парнишки-проводника и его несчастной семьи не должна висеть тяжким грузом на моей совести. Вот так, немного пафосно и нелогично рассудил я. На самом деле вершитель судеб из меня, как из Гарри Поттера – министр финансов Узбекской ССР, то есть никакой. Но парнишку и его родных реально жалко.
– Медаль – дело наживное. Не в наградах счастье, – поделился я философской истиной, когда-то выраженной Карлсоном в отношении тортов и их места в жизни.
Майор одобрительно усмехнулся, видимо, и он не сомневался в ответе.
– Думаю, Громов согласится. Он к твоим безумным инициативам неровно дышит.
– Конечно, согласится. Они же по его теме сюда заявились.
Товарищ Жилинский возмутился:
– Морозов, не охренел ли ты? Мы вторые сутки с них ничего вытянуть не можем, а ты дурака валяешь, важную информацию морозишь. Откуда узнал? Допрашивал задержанных, а мне не сообщил? Самодеятельность, понимаешь, развел.
– Обижаете, товарищ майор. Никого я не потрошил. До всего дошел своим умом. Самая вероятная причина.
– Ладно, потрошитель, с Громовым будешь объясняться. Мне твои сказки Венского леса не интересны.
В этот раз я и не соврал даже. Действительно догадался, используя банальную дедукцию и обычную логику. В моем мире диверсант был один и появился только через три недели. Никаких других причин, кроме появления старца Исмаила, для изменения привычного хода событий не было, так что и думать нечего. Из-за него явились. Правда, объяснить майору ход рассуждений не смог бы при всем желании.
– И еще одна просьба, если можно.
– Выкладывай.
– Мне срочно надо познакомиться с местным секретарем райкома комсомола. Вы же наверняка его знаете, давно здесь служите. Или лучше сразу контакт наладить с заместителем по идеологической работе. Хочу их привлечь к организации городского праздника.
– Хм. Райком партии этим занимается, зачем тебе комсомольцы понадобились?
– Культурная программа у нас слабая. У них тут и музыкальный коллектив есть, и ВИА в доме культуры выступает.
– Ладно. Позвоню. Но уговаривать сам будешь. Сразу предупреждаю, товарищ скользкий, бескорыстно и пальцем не пошевелит. Хотя… Вы друг друга стоите. Вдруг уболтаешь. Дятел дятлу хвост не выщиплет.
– Может, глаз не выклюет? У классиков так вроде бы? – решил блеснуть я эрудицией, но был вежливо послан в пешее филологическое путешествие в сторону штаба тыла, где меня заждался товарищ Громов.
На следующий день на утреннем построении мне вручили заслуженную награду. Сразу в двойном размере, как и обещали. Пал Палыч лично пожал мне руку выдал проникновенную речь из трех предложений, о том, что надо гордиться, брать пример и «учиться коммунизму надлежащим образом». Последняя фраза – дословная цитата из трудов Ульянова-Ленина, которая обычно используется для торжественных выступлений, когда лень сочинять что-то вразумительное.
Надо было видеть гамму чувств на лицах окружающих: от восторга и восхищения до тихой зависти, переходящей в неприязнь. Радует, что завистников ничтожный процент – кроме сержанта Зайцева ни одного больше не заметил. Но зато Кроля чуть удар не хватил, так сильно он переживал, что кому-то счастье подвалило, а не ему. Говорят, он в обед даже кушать не мог, так сильно переживал. Чем изрядно всех позабавил.
Ради торжественного случая я добыл у сержанта Анисимова новую форму и даже бушлатом свежим обзавелся. Мое обмундирование только на «подменку» годилось после ночных приключений. Так что на награждении я сиял, как золотой перстень у цыгана на базаре. Дело не в тщеславии, просто мне предстоял визит в городской комитет ВЛКСМ, а там исключительно по одежке встречают.
В последнее время мой статус сильно изменился. Из молодого солдата-чайника он как-то быстро и неуловимо трансформировался в смесь блуждающего полудембеля и блатного контрактника, если бы такие были в советской армии. Впрочем, с натяжкой любой прапорщик – это есть подвид контрактника.
Разве что выезд с территории части пока еще не свободный, но путевых листов незаполненных у меня целая стопка – теоретически можно поехать куда захочешь. И даже топтунов Громов, похоже, отозвал, по причине полной бесполезности оных.
Сопровождающего не дали, отпустили одного. После истории с потерявшимся старлеем опасаются сажать кого-то рядом? Чем закончилась история с любителем дармового хаша, я не знаю, да и не особо интересовался. Уволить со службы точно не уволят, блатной все-таки. Выговор влепят да сбагрят куда-нибудь от греха подальше при первой оказии.
Прежде чем наведаться в комитет ВЛКСМ, я долго и упорно вспоминал, откуда у меня взялось стойкое отвращение, переходящее в неприязнь, к этой замечательной организации, так что даже спустя тридцать лет оно не исчезло.
Если напрячь память, то вроде бы ничего отвратительного за Всесоюзным Ленинским союзом молодежи не числится. В глубоком прошлом так вообще полезная и местами героическая социальная сеть. Извиняюсь, оговорился – общественная организация. Хотя слово «общественная» можно смело менять на государственно-бюрократическая.
По идее, наоборот, к комсомолу отношение должно быть очень хорошее, все школьные годы и учеба в институте тесно переплетены с комсомольскими буднями. Комсорг – душа коллектива, главный организатор праздников, дискотек, выездов на картошку и так далее и тому подобное. Политинформации и демонстрации тоже особого неприятия не вызывали никогда. Так откуда такая четкая отрицательная позиция взялась? Все комсорги, которые встречались на моем жизненном пути, были приятными симпатичными девушками, а с одной так мы и вовсе… в кино ходили.
Трудно сформулировать конкретные задачи комсомола: они брались за все сразу и по большому счету ни в чем не преуспели и никакого толка стране не принесли. Но и вреда, строго говоря, от них не было.
Если отвлечься от преданий старины глубокой времен Сталина и раннего Брежнева, то к концу восьмидесятых ВЛКСМ выродился в кузницу кадров партхозноменклатуры и школу подготовки эталонных карьеристов.
Но и это не повод, чтобы их невзлюбить! Ведь к советской компартии лично у меня отношение намного лучше. Все же партийный руководитель – это обычно еще и хозяйственник, или производственник, если мы не будем брать в расчет национальные республики. Коммунист – это не всегда привилегии и пайки, чаще всего это двойная ответственность и много лишних забот.
Как ни пытался понять, откуда берутся истоки этого отвращения к ВЛКСМ, так и не смог найти причину. Пока не сообразил, что причина эта находится вне советского периода! Комсомольская элита – это те самые «новые русские», которые подобно стае шакалов рвали страну на куски в девяностые.
Именно из них вышли идеальные мародеры, беспринципные, наглые, без малейших признаков морали и совести.
Конечно же, не все комсомольские руководители оказались «оборотнями со значками», подозреваю, что мизерная часть, но зато порезвились они на славу во времена благодатной приватизации и неукротимого бандитского передела.
Именно из них вышли будущие ельцинские губернаторы, банкиры, олигархи и прочие достойные люди.
Может, мне так повезло, но примерно половина упырей на высоких должностях, которых я лично знал, имели именно комсомольское прошлое. Не в том смысле, что значок на лацкане носили, а конкретно первые или вторые секретари райкомов ВЛКСМ и даже просто инструкторы – все удачно пристроились при новой власти.
Ну а дальше уже чистая психология. Печальное послезнание накладывает свой отпечаток на отношение к молодым вожакам из комсы здесь и сейчас. Впрочем, терзания совести в данный момент неуместны: в Азербайджане, как и в любой другой южной республике, работник райкома комсомола – это стопроцентный карьерист, взяточник и казнокрад по убеждениям.
Интересный парадокс: к местным вороватым чинушам я снисходительно отношусь, ведь они никогда не жили по-другому. Это как потомственные каннибалы племени маори – какой с них спрос, они всегда этим занимались. Но если поедан