Ему вспомнилась вычитанная где-то фраза – дверь в Царство Небесное так низка, что входить туда придется на коленях. Но тут был, кажется, другой случай. Скорее это мелочная месть Пряхи, которой вздумалось заставить их ползти через собачий лаз, обдирая задницы. И от этой забавной шуточки делалось как-то уж очень не по себе.
Финч все еще ждал, когда Пряха объявится собственной персоной и выскажет ему все, что думает об идиотах-землянах, которые похерили ей всю работу. Но, если Пряха и винила Финча в гибели своего мира, она ничем этого не выдала. Несколько дней он думал, что она молчит умышленно, зная, что так ему будет тяжелее: все время ждать, когда ударит молот. Иногда ему казалось: худшее, что она может сделать, это просто отпустить его. Может быть, дверь в стене таверны приведет его в Нью-Йорк. Он вернется к отцу и мачехе. Получит свой диплом, и отцовские деньги откроют ему дорогу в любой колледж. Нажмет кнопку звонка и будет ждать, когда Алиса откроет дверь.
Может быть, где-то в глубине души он и не прочь был вернуться домой, но не таким, как сейчас: несчастным, израненным, обглоданным. Уж если возвращаться, то это должно быть похоже на возвращение короля-изгнанника в свои владения. Человека, который кое-что повидал в жизни и сумел выбраться из этого дерьма.
Но дни шли за днями, население Сопределья все уменьшалось, и Финч начал понимать, что его планам вряд ли суждено осуществиться. Сырым холодным утром он сидел за столом в таверне, потому что больше идти было некуда. Но и здесь уже ничто не радовало: Ален ушел на следующее утро после того, как в стене обнаружилась дверь. С тех пор таверна превратилась в автовокзал. Люди входили с туго набитыми узлами, в одиночку или парами, со слезами прощались у стойки или просто ныряли в дверь, не говоря ни слова.
И все время тут пахло воспоминаниями. Каждый раз, когда дверь отворялась, этот дурацкий ветер врывался в таверну, а вместе с ним то, что было давно потеряно. Сахарное облачко рожка с мороженым из кондитерской в нескольких кварталах от его дома в Верхнем Ист-Сайде. Запах пота и резины, напоминающий о баскетбольных тренировках в спортзале. Отцовский одеколон. Пока Финч смотрел, как люди бесследно исчезают в дальней стене бара, он весь пропитался запахами дома. Все это время он забавлялся с металлической лисичкой, которую прихватил в доме Хансы.
В игрушке была какая-то хитрость. Финч в этом не сомневался. У нее были большие глаза и три дергающихся хвоста, как у жутких старинных часов с циферблатами в виде кошек, и в горле слышался странный скрежет. Кончики ушей и хвостов были позолоченными, а все остальное – из какого-то красного металла. Если приложить ухо к ее животу, можно было услышать едва различимый гул.
Финч не сразу заметил девушку, наблюдавшую за ним из-за другого столика. Лет двадцати с небольшим, обесцвеченные волосы заплетены в косы и уложены венком вокруг головы, одежда трех оттенков линялого черного. Своей невозмутимой манерой она напомнила ему Дженет. Когда он наконец взглянул на нее, она сверкнула улыбкой и встала, словно взгляда было достаточно в качестве приглашения.
– Привет, – сказала она, усаживаясь напротив. – Часто здесь бываешь?
Финч кивнул в ответ на эту слабую шутку и ничего не сказал.
Девушка достала красную стеклянную бутылку и поставила на стол.
– Здесь, кажется, уже не подают, так я с собой принесла. Хочешь?
Финч отложил лисичку:
– Мы что, знакомы?
– Вряд ли. Я недавно в этом городе.
Он вяло поинтересовался:
– И откуда?
– Да так, бродила. Вернее, плавала. Хотела побывать на островах, поглядеть, что там, за горизонтом.
Сердце у Финча забилось. Он сам всегда об этом мечтал.
– Ну и как, много видела? Что нашла?
Голос у нее сделался легким, напевным, как у заправской рассказчицы.
– Нашла сказку, в которой все действие происходит на островке размером вот с эту таверну. Видела русалок, которые своим пением вызывают штормы, а потом уводят их обратно под воду. В море есть такое место, где всегда шторм, и в нем всегда мотается корабль. Есть место, где можно спуститься по лестнице на дно моря и прогуляться по саду, и вода будет плескаться прямо у тебя над головой. – Голос у нее упал. – Красиво там. Но все равно не то что дома.
Финча царапнуло то, как она произнесла это слово. Как будто «дом» – это было совершенно конкретное место, и она знала, где его искать.
– А где твой дом?
– Так я тебе все и рассказала с одного стакана. – Она улыбнулась, хотя, кажется, и не шутила. – Я пришла тебя самого расспросить о том, в какие делишки ты ввязался. А это… – Она прищурилась. – Что это, лиса? Не против, если я взгляну?
Финч убрал руки: мол, смотри на здоровье.
– Сказочная работа, да?
Он неохотно кивнул. Такое выражение он слышал впервые.
– Я так и думала. – Она подняла игрушку, осмотрела со всех сторон, а потом резко дернула за средний хвост.
Когда она поставила лисичку в центр стола, та зажужжала и затряслась. Она преображалась на глазах: хвосты вытянулись, превращаясь в две руки и пару сложенных вместе ног, глаза, как ни странно, оказались грудью, а над ней выросла новая голова, и вся фигурка вытянулась, напоминая уже не яблоко, а песочные часы.
Теперь это была металлическая женщина с плутоватым лисьим лицом.
Финч поднял ее и поднес к уху, чтобы проверить, слышен ли еще гул.
– Как ты догадалась, что она умеет превращаться?
– Гораздо интереснее, что она еще умеет делать. – Девушка щелкнула по фигурке ногтем. – А еще что-нибудь в этом роде у тебя есть?
Финч мысленно перебрал содержимое своего тайника под кроватью: стеклянная роза, рыбья чешуя и прочее.
– Может, и есть. А кто интересуется?
Девушка протянула руку:
– Иоланта. Рада знакомству.
Он пожал руку, разглядывая девушку: ледяного цвета волосы, придающие ей своеобразную привлекательность, неглубокие впадины ключиц, неземные черты лица. Похоже, ее дом где-то еще дальше, чем Нью-Йорк.
– Эллери, – сказал он. – Финч.
– Так вот, Эллери, правда в том, что я не хочу умирать здесь. И, думаю, мы с тобой могли бы помочь друг другу, если… – она указала на металлическую фигурку, – если у тебя есть еще какие-нибудь ценные вещицы сказочной работы.
– Никто не хочет здесь умирать. Все пытаются выбраться. А лиса-то тут при чем?
– Подумай. Что тебе нужно, чтобы уйти?
– Дверь.
– Дверь и деньги. Я знаю место, где мы можем получить за эту лису несколько звонких монет и чего угодно еще. Как тебе такое предложение: я получаю сорок процентов за то, что приведу тебя туда и представлю. Ну, и за то, что подала тебе идею.
– Твой покупатель из Сопределья?
Она улыбнулась – расслабленно, но под этой расслабленностью скрывалась хищная акулья повадка.
– Нет, не из Сопределья.
– Значит, ты можешь вытащить нас отсюда? Знаешь безопасный путь, с гарантией?
– Знаю.
– Тридцать процентов твои. – Финч взял красную бутылку и отхлебнул. Напиток напоминал ром из сахарного тростника. – И я должен взять с собой еще двоих.
Иоланта достала карманные часы на длинной цепочке и взглянула на циферблат. С того места, где сидел Финч, он казался совершенно пустым.
– Сорок процентов, и я лично гарантирую для тех двоих безопасный выход. Но с нами они не пойдут.
Ее рука, когда Финч пожал ее, была на ощупь жесткой и твердой – рука девушки, которая ходила под парусом в незнакомых водах в поисках сказок.
Она задержала его ладонь в своей.
– Встречаемся здесь завтра на восходе солнца. Приводи двух своих друзей и тащи все, что хочешь продать. И попрощайся со всеми. Больше ты эту страну не увидишь.
17
В круглосуточном кафе в двух кварталах от моего дома подавали кофе из капельной кофеварки в огромном количестве и дешевые завтраки для рабочих со стройки и стариков в спортивных костюмах. Я знала, что София наверняка опоздает, и, пока ждала, успела пролистать несколько глав «Подменыша». Когда она наконец появилась, то показалась мне какой-то маленькой – обычно она выглядела выше своего настоящего роста, а сейчас как-то сжалась. На ней было все то же платье, что и на поминках, – такое темное, что я не могла разглядеть, есть ли на нем пятна крови.
– Привет, Трешка, – сказала она, падая в кресло напротив меня. Такое прозвище она мне придумала, от Трижды-Алисы, и, слыша его, я всякий раз ощущала смесь нежности и раздражения. Когда подошла официантка, София немного оживилась. Заказала для нас обеих вафли с шоколадной стружкой, омлет с грибами и канадский бекон. Я видела: она уже прикидывает, как бы слинять потом, не заплатив.
– За завтрак платим пополам.
Она подмигнула, но как-то вяло.
– Какой же это завтрак, если еще и солнце не взошло?
Принесли еду – она напоминала кусочки какой-то пластиковой игры. Я смотрела на руки Софии, орудующие вилкой и ножом, на облупившийся лак у нее на ногтях. Сама я была так занята своими мыслями, что не смогла проглотить ничего, кроме кофе с молоком.
Что сейчас делает Финч? И где он? Перед глазами у меня всплывали самые невероятные картины. «Иногда твое лицо встает передо мной так ясно и так внезапно, что этому должно быть одно-единственное объяснение: ты тоже вспоминаешь обо мне в эту минуту…»
– Эй!
Я очнулась от своих мыслей и тяжело перевела дыхание, словно меня поймали на чем-то запретном.
На губе Софии остались маленькие полумесяцы – следы зубов там, где она ее прикусила. Кожа вокруг глаз была как синяя бумага.
– Ну вот, ты затащила меня сюда. Что молчишь?
– Господи, София. – Это вырвалось у меня само собой, как только я вгляделась в ее лицо. – Ну и паршивый видок у тебя.
– Сама такая.
– Извини. Я просто… Жаль, что ты не можешь поспать.
– Не жалей. Я уже и не помню, что это такое.
С меня словно кожу заживо содрали, обнажив все нервы. На глаза выступили слезы – я не успела их сдержать.