Все кости у нее скрючились, как от артрита. Голос скрипел, как старая лестница.
– Если я умру, мои дети уйдут со мной. Убьешь это тело – убьешь и их. Ты сейчас убиваешь Алису.
Прошла секунда.
– Подожди, – сказал Финч, не поднимая головы.
Весь мир ждал. Пряха не умирала, она застыла все в том же положении. А я побежала.
Волосы у Финча стали совсем белыми. Я подбежала к нему, поскользнулась на его клочке земли и остановилась. Но не успела я протянуть к нему руки, как между нами вырос забор, ощетинившийся колючей проволокой.
– Не прикасайся ко мне, – проговорил он дрогнувшим голосом. – Я могу убить тебя. Растворить в воздухе. Ты же персонаж. А я – Прядильщик.
Я вцепилась в собственные локти.
– Хорошо, – сказала я. И добавила: – Все в порядке. – Это были бессмысленные слова, но больше мне нечего было ему сказать.
– Алиса… – сказал он. Он всегда любил произносить мое имя. – Что мне делать?
Я взглянула на его сгорбленные плечи, обмякшие губы и почти погасшие искорки в его прекрасных глазах.
– Ты должен закончить историю.
Пряха ждала. Ее затянутые катарактой глаза казались ледяными. Она не стала умолять.
– Клетка, – проговорил Финч охрипшим голосом. – Герой поймал чудовище и посадил в клетку. Оно было настолько опасным, что понадобился целый мир, чтобы удержать его. Прутья клетки были золотые, и в ней чудовище уснуло. Оно спало целую вечность. Больше оно никому не причиняло вреда – спало и видело во сне волшебные сказки.
И клетка захлопнула в себе Пряху, как певчую птицу. Та ничего не сказала напоследок. Только подалась на полшага вперед, а затем легла и больше не двигалась.
Финч вздохнул. Забор между нами рассыпался, свет погас с довольно громким щелчком. И Финч повалился на бок.
Я не умерла, коснувшись его, и не растворилась в воздухе. Он дышал неглубоко, и кожа, на которую падал отсвет прутьев клетки, казалась желтой. При этом слабом свете я разжала его пальцы, вынула из них осколки разбитой чашки и вытерла кровь. Моя рана на руке уже не кровоточила, просто болела. Глаза у Финча были полузакрыты, дыхание неровным.
– Финч!
Он не отвечал.
Он может умереть здесь. Он может умереть здесь, в темноте, и тогда я останусь совсем одна.
И тогда я медленно опустилась на землю. Положила голову ему на плечо и закрыла глаза.
– Мне очень понравились твои письма, – сказала я ему. – Я не умею хорошо говорить. Я вообще почти ничего толком не умею. Но твои письма мне понравились. Я писала тебе ответы, мысленно. Столько всего наговорила, что теперь уже и не помню, что тебе рассказала, а чего ты еще не знаешь.
Все сердце я вложила в эти слова. Все мое израненное, нечеловеческое сердце.
– Ты это чувствовал? – шепотом спросила я. – Ты слышал, когда я с тобой говорила?
Молчание, а затем его щека коснулась моих волос: он покачал головой.
– Ну ничего. Я могу рассказать тебе все заново. Нам только нужно… нужно встать и найти дверь. Пока…
Пока там, за дверью, что-то еще осталось.
– Сейчас.
Я почувствовала его дыхание и медленно подняла голову. До сих пор от смущения я не могла взглянуть ему в лицо.
Глаза у него уже не были мутными. Они прояснились, взгляд стал сосредоточенным, и их свет был направлен прямо на меня. В этих глазах я увидела всех тех Финчей, которых знала. И фаната, и странника, и изменника, и героя. Он вновь произнес мое имя и взял мое лицо в ладони.
Внезапно по моей шее скользнул легкий ветерок. Я потрогала ее рукой и наткнулась на голую кожу и кончики коротко обрезанных волос.
По телу пробежал электрический разряд, словно я ударилась локтем. Волосы у меня были совсем короткими, остриженными почти под корень – как в те дни, когда мы с Финчем впервые встретились. Я опустила взгляд. На мне были узкие черные джинсы с дырками на коленях. Синяя полосатая рубашка. Та одежда, которую я носила в семнадцать лет.
Финч поспешно убрал руки.
– Вот черт. Извини. Я сам не знаю, что делаю, просто не знаю, как это работает.
– Да все в порядке, – машинально выговорила я. Солгала сквозь зубы, скрывая ужас перед своим преображением. Оно напоминало о том, что я здесь всего лишь персонаж.
– Нет, не в порядке. Я не… я не хочу в тебе ничего менять, я просто…
– Молчи, – сказала я с нажимом. – Идем искать дверь.
– Я же Прядильщик. – Он проговорил это извиняющимся тоном. – Это мой мир. Я могу сам сделать дверь.
Мне казалось, что он еще слишком слаб для этого, но он медленно встал и поднял руки, словно дирижер.
Дверь, которую он сделал, была совсем простой, из некрашеного дерева. Только что ее не было, и вдруг появилась. Мы долго смотрели на нее, потом оглянулись на лежащую в клетке Пряху. Она спала.
Финч хотел взять меня за руку, но спохватился.
– Держись за мою футболку, – сказал он.
Я ухватилась за футболку и зацепилась пальцем за обтрепанную петлю на его джинсах. Так мы и вышли из этого мира.
41
Мы шагнули в холод, в запах пыли и поток белого света. Я заморгала и только тут поняла, что это не свет, а цвет. Мы вернулись не в тот склад, ярко освещенный люминесцентной лампой, из которого уходили. Здесь все было бесформенным, смазанным – одни бледные руины. Мы перешагнули через кучку костей: все, что осталось от создания Пряхи, которое открыло нам дверь в Страну Ночи.
– Как ты думаешь, далеко это зашло? – Голос у Финча был таким же бесцветным, как и комната.
Телефон лежал в кармане разряженный. Я все-таки сжала его в руке.
– Не знаю.
– Это из-за меня, – сказал Финч и медленно повернулся на месте. – Все из-за меня.
– Не смей так говорить. То, что осталось, осталось благодаря тебе. Вот это – из-за тебя.
Кости у него торчали под самой кожей. Мы оба были грязными, от нас несло кровью. Я сняла с его щеки приставший лепесток и вспомнила письмо, которое он прислал мне в сердцевине цветка.
– Ты должен положить этому конец. Закрыть дверь.
– Конец?
Вид у него был таким растерянным, что у меня кольнуло сердце.
– А что? Думаешь, не сможешь? Разве ты не знаешь как?
– Я знаю, как это сделать, – уверенно отрезал он. – Я чувствую. Но… ты же слышала, что сказала Пряха.
Пряха. Дафна. Чудовище и женщина, которой никогда не существовало. Они слились у меня в голове в один размытый образ.
– Она много чего наговорила.
– Ты знаешь, о чем я. Если я положу этому конец, если убью тот мир и Пряху – что тогда будет с тобой?
Не только со мной, со всеми нами. Если Пряха погибнет вместе с миром Финча, не уйдут ли ее дети вслед за ней? В горле у меня запершило: я вспомнила, что София уже ушла.
– Мы же знаем, что она лгунья, – сказала я.
– По-моему, в этот раз она не врала. А вдруг все равно уже поздно? Что, если я уже слишком много всего создал там? Я закрою дверь, и ты тоже умрешь, и я останусь здесь один, как в какой-нибудь паршивой серии «Сумеречной зоны»?
Его нарастающий страх помог мне успокоиться. Я вспомнила серебристые очертания его города, землю, цветы и огромную золотую клетку. Представила, сколько все это весит в сравнении с этим огромным миром.
Я вспомнила Эллу. Закрыла глаза и попыталась нащупать ту невидимую нить, что связывала нас. Ничего не вышло, но это ведь еще не значило, что нити больше нет. Наверное, мы просто начинаем отделяться друг от друга, становимся двумя самодостаточными людьми. Может быть, это как раз самое человеческое, что могло со мной случиться.
– Нет, мне так не кажется, – сказала я. – Еще не поздно.
– А что, если оставить все как есть? Пока. Выйдем, посмотрим, как далеко это зашло. Тогда и решим, что делать.
– Финч… – тихо сказала я.
– Ты меня не заставишь, – так же тихо ответил он. – Ты не имеешь права меня об этом просить. Что будет, если ты умрешь? Как ты будешь умирать? Растаешь? Рассыплешься? Да черт! О чем мы вообще говорим?
Он выпрямился, как будто его поразила какая-то мысль.
– Наверняка есть еще какой-нибудь мир, куда мы можем уйти. Иоланта… – На его лице отразилась сложная гамма чувств. – Иоланта мне показывала. Целые книжные полки миров, столько, что в письме не опишешь. Алиса, ты не поверишь, что я там видел.
– Ладно, – сказала я. – Давай уйдем в другой мир.
У него широко распахнулись глаза, и тут же он все понял. Я протянула к нему руки. Чувствовала под пальцами шрамы у него на костяшках и думала о том, какие истории за этим стоят. Мы смотрели друг на друга, держась за руки, и слышали все, что не было сказано: и «здравствуй», и «прощай», и песню без слов о любви.
Может быть, в каком-нибудь другом мире говорят на языке, на котором можно будет об этом спеть. Может быть, я могла бы найти такой мир. Одна, с Эллой, с Финчем. А может быть, я смогу остаться здесь и выжить. Может быть, я рассыплюсь в прах, растворюсь в ткани истории, разлечусь искрами фейерверка, в которых отразится все: и то, что мама успела сделать для меня в самый последний момент, и карие глаза мальчика, странствовавшего по другим мирам, и ловкие проворные пальцы той, что сотворила меня, а потом в своей гордыне едва не сделала себя богом.
Финч коснулся губами моих рук – сначала одной, потом другой. Он смотрел на меня, и я вспомнила, что один миг может обернуться миллионом миллионов историй, миллионом разных путей. Может быть, это моя последняя страница.
Грудь Финча вздымалась и опускалась. Кадык прыгал под шрамом на горле. У меня было очень странное чувство – будто я плыву, невесомая, в пузыре заколдованного воздуха. Я наклонилась ближе к Финчу, и на меня будто снова пахнуло ветром другого мира. Я коснулась губами старого шрама на его горле и поняла, какие они, должно быть, холодные: такой теплой по контрасту была его кожа. Он вздохнул, проглотил комок, и это было…
Это было…
В голове у меня никогда не было тишины. В ней всегда звучали какие-то слова, много слов, часто ненужных, неправильных, и они не смолкали, даже когда я спала.