— Мистер Грэм, ваш поспешный отъезд… — раздался голос с акцентом выпускника привилегированного колледжа.
Я выстрелил в него в упор. Переступил через него и вышел из разгромленной квартиры. Время, когда мы были пилотами бомбардировщиков, прошло. Может быть, и не было никогда такого времени.
— Все-таки ты зря пристрелил этого типа, — сказал Райли. — Ну ничего, мы все это оформим надлежащим образом, он у нас быстро станет очередной жертвой гванеронской разведки, свежеиспеченным павшим героем. Газетчики уж в квартире…
— Молчи, сволочь, — крикнул я, и он замолчал. — Господи, Тэд, что же мы с тобой наделали? Нас затянуло в шестерни машины, которую мы сами изобрели, и перемелет в порошок!
— Я бы сказал, что ты чрезмерно драматизируешь ситуацию.
— Одного не пойму, — потерянно отозвался я. — Этот Блен и как его там дальше говорил, что они послали в Гванеронию свою группу, и оттуда идут сводки…
— Ты думаешь, только мы с тобой такие умные?.. Патрик, у нас много работы. Президент постоянно требует информацию из Гванеронии. Ты в состоянии?
— Не могу, — сказал я. — Ничего не могу… Ты связался с разведкой Нашего Ближневосточного Союзника?
— Свяжусь в скором времени. Вот что, Патрик. Сегодня ты свободен, езжай и напейся, твори, что душе угодно, все оплачу и отовсюду вызволю, но завтра изволь быть свеженьким, как юная кармелитка-послушница. Я все понимаю, но служба есть служба… Работы у нас невпроворот, назревают решающие события… — он мечтательно посмотрел в потолок и продекламировал:
Что за женщина жила,
Бог ее помилуй!
Не добра и не верна,
Но мужчин влекла она
С сатанинской силой.
Да, мужчин влекла она
Даже от Сент-Джаста.
Ибо Африкой была.
Нашей Африкой была,
Африкой — и баста!
Вот так, Патрик. Пусть в этот раз и на бумаге, но Африка — наша…
До трех часов дня я пил у Джима и никак не мог надраться. У Джима, как всегда, было людно и шумно, резво бегали официантки, обнажался под лихую музыку кордебалет, а я сидел, тупо уставясь на пустую бутылку, и думал, что же мне делать.
В истории с Гванеронией нет ничего необычного — мы с Райли устали это повторять, подбадривая друг друга. С точки зрения обывателя мир — всего лишь газетная полоса, и когда я сижу над сводкой, то ничем не отличаюсь от какого-нибудь Джона Смита, листающего воскресное приложение. Чтобы увидеть за черными строчками усеянное трупами поле, нужно будить фантазию, заставлять работать воображение, а зачем это мне, зачем это Джону? Мы летим в бомбардировщике на страшной высоте, мы не видим земли, я и Джон, но иногда сбивают и бомбардировщики, и пилотам, если они хотят спастись, приходится ползти по грязному полю, дрожа за свою шкуру…
— Мистер Грэм? — спросил незнакомый голос.
— Да, — сказал я. — Какого черта?
— Майор Цвий Ехлуми, разведка Вашего Ближневосточного Союзника. Я буду краток. Наши аналитики пришли к выводу, что вы агент-двойник, работающий на разведку Букиры. Возможно, что и на палестинцев тоже…
— Что с Мтагари? — спросил я.
— К сожалению, несмотря на все принятые меры, мы ничего не добились. Мистер Грэм, если не хотите разделить его участь, вы должны рассказать все о своих контактах с людьми Букиры и Арафата, о деятельности гванеронской разведки в этой стране. Как и когда были завербованы полковником Чегудумой или Джейн Митчел, что успели передать.
— Пошел вон, — сказал я.
— Не глупите. Если будете запираться, уберем.
— Пошел вон!
Он отошел, растворился в толпе. Я расплатился и направился к выходу. Фантасмагория достигла апогея — мое творение готовилось убить меня. Лучше и не пытаться уехать на своей машине — они великолепно умеют подкладывать бомбы, мы же их и обучили…
Кое-чего я добился — смог угнать машину, сумел оторваться от хвостов, но что дальше? Я бесцельно кружил по улицам, пока не вспомнил про Саймона Марша, единственного близкого мне человека, не связанного с нашими играми…
Он сидел передо мной, здоровенный, бородатый, невозмутимый, и его маленькая квартирка с африканскими масками на стенах, с книгами и газетами, сваленными на столе и креслах, квартирка, где в кажущемся хаосе был на самом деле свой, известный одному лишь хозяину порядок, действовала на меня, как кружка ключевой воды на умирающего от жажды. За порогом осталась суматошная жизнь — с фантомами, которые существовали на самом деле, и призраками, которых создавали мы.
— Ну, садись, — сказал Саймон и налил мне виски. — Что у тебя опять стряслось? Ты же, как правило, заявляешься в поисках сухой жилетки…
— Плохо, — сказал я. — Саймон, старина, понимаешь…
Зазвонил телефон. Саймон сграбастал трубку здоровенной лапищей, выслушал и взглянул на меня с жалостливой серьезностью.
— Это из «Глоба», — сказал он тихо. — Там…
— Не надо. Все я знаю…
— Ты из-за этого пришел?
— О Гванеронии слышал? — ответил я вопросом на вопрос.
— Разумеется. В общем-то банальная история — снова ради нефти лезем в очередную авантюру.
Я рассказал ему все… Плевать было на секретность. Он слушал, хмыкал, теребил бороду, изредка уточнял детали.
— Ты мне веришь? — закончив, спросил я.
— Верю, — сказал он. — Вообще-то, название меня удивило, но я тут же решил, что страну переименовали, в Африке такое случается — Заир, Бенин, Буркина Фасо, Котт д’Ивуар… Верю. И прав твой Райли — ваша сила в обыденности. Пороха вы не изобрели, изобрели велосипед, пусть и чудовищный.
— Это я и сам знаю.
— Но вот чего ты хочешь от меня?
— Господи, это же ясно. Ты известный журналист, сотрудник газеты, настолько влиятельной, чтобы никого не бояться. Я тебе дарю сенсацию века, Саймон!
— Послушай-ка, — перебил он. — Ответь честно — если бы не погибла Джейн, если бы не стали охотиться за тобой, ты пришел бы ко мне с таким предложением?
— Нет…
— То-то. Тебе ведь хочется отомстить, неважно кому и неизвестно как, лишь бы отомстить…
— Ты меня презираешь?
— Да вроде бы не за что, знаешь ли, — ответил он, подумав. — Просто ты и тебе подобные представляете собой новый тип людей, гомо информатикус, родившийся с развитием телевидения и глобальной сети информации. Мир вы представляете себе по сухим цифрам, сводкам и диаграммам, строительство нового онкологического центра и сожженная деревня для вас равнозначны — всего лишь группа дырочек на перфоленте. И это позволяет вам оставаться равнодушными к любому злу. К любому. Знаешь, у меня был знакомый математик. Он заложил в компьютер содержимое десяти крупных газет за последний год и вывел кое-какие алгоритмы. Он показывал мне смоделированные на основе этих алгоритмов номера газет — Патрик, это было страшно… Среднее арифметическое, полная безликость. Странам он дал произвольные названия, вроде твоей Гванеронии, лидерам — вымышленные имена, но, понимаешь ли, сто человек, которым он показывал эти «газеты», — сто! — ровным счетом ничего не заподозрили — газеты как газеты, те же сообщения о мятежах и матчах, гонке вооружений и бегах, локальных войнах и конкурсах красоты…
— Та-ак, — протянул я. — Значит, я — гомо информатикус, очень мило, буду знать. Ну а ты? Ты-то у нас кто, святой? Черта с два, служишь тому же богу…
— Именно потому-то я и не собираюсь выступать в роли судьи, — сказал Саймон. — Но между нами все же есть разница, Патрик. Я был в тех местах, где резвились банды, которые посылали такие, как ты. Видел, как горят деревни и умирают люди. И пытался рассказать об этом правду как мог. С тобой все по-другому. Чтобы такие, как ты, увидели за пачкой перфокарт или магнитных дисков кровь и боль, требуется, как правило, чтобы земля загорелась у вас под ногами. Чтобы убили твою девушку, а за тобой гонялись с автоматами твои же союзники. Вот тогда тебя проймет до костей, до печенок, и ты начнешь метаться — не в поисках справедливости, сохрани господь, — всего лишь в поисках способа отомстить. Я тебя поздравляю, Патрик, месть — это уже человеческое чувство.
— Провались ты, — буркнул я. — Мне от тебя нужно одно. Будешь ты писать об этом?
— Ни строчки.
— Прекрасно, — сказал я и встал. — Испугался? Есть кого…
— Сядь! — рявкнул он, и я сел. — Дурак… Меня не испугали в Африке ваши головорезы, чего ради я испугаюсь вас теперь. Тут другое. Скажи, пожалуйста, что произойдет, если я напечатаю статью?
— Меня выгонят.
— Тебя и твоего Райли. Или, вероятнее всего, не выгонят. Ваши денежки у вас отобрать довольно трудно, под суд вас не отдашь — умеючи, можно легко открутиться… Вы получите взбучку и будете по-прежнему корпеть над своими бумагами, раздувая реальные мятежи. С неделю люди будут смеяться над плохо знающими географию сенаторами и генералами, потом все забудется. Сенаторы будут по-прежнему угрожать реальным правительствам и странам, генералы — предоставлять помощь реальным прототипам твоего Мукиели. И все, и только-то…
— Одним словом, ты меня оставляешь этим молодчикам?
— Сиди, я еще не кончил, — он подошел к телефону и снял трубку. — Генри? Это Сай. Быстренько подбрось мне кого-нибудь из твоих парней и оповести остальных. У меня здесь подполковник Грэм, да, тот самый. Вот именно — ошеломляющие новости из Гванеронии. Побыстрее.
— Что ты еще придумал? — простонал я.
— Я тебя спасаю. Вывожу из игры. Ты им скажешь, что мятеж подавлен, что Мукиели убит, что-нибудь в этом роде, это твой последний шанс выбраться из мясорубки…
Через десять минут квартира Саймона была битком набита репортерами.
— Что там случилось, Патрик? — крикнул Вакер. — Что, Мукиели взял столицу?
— Джентльмены! — сказал я. — Должен вас огорчить — части Мукиели разбиты (кто-то удивленно свистнул). Да, джентльмены… Произошла досадная случайность, от которой не гарантирован ни один военачальник. Сегодня на рассвете подразделения Мукиели завязали бои в предместьях столицы, но… Полковник Мтанга Мукиели вместе со своим штабом погиб при налете истребителей на передвижной командный пункт. Оставшись без командования, повстанцы беспорядочно отступают под натиском превосходящих сил. Это конец, никаких сомнений. Прошу прощения, я взволнован, мне труд