Страна потерянных вещей — страница 21 из 73

– Я придерживаюсь мнения, – закончила Церера, – что у меня наверняка какое-то нервное расстройство, а вы – просто часть его. Простите великодушно, но, поскольку вы почти наверняка ненастоящий, для вас все это явно не так утомительно, как могло бы быть в противном случае. По каким-то причинам, которые я не могу сейчас себе даже отдаленно представить, этот роман, «Книга потерянных вещей», стал основой для фантастического мира, в котором я сейчас нахожусь. Но если я сумею найти выход отсюда – то есть ключ к этому своему нервному срыву, – то проснусь на удобной и чистой больничной койке, медсестра предложит мне чашечку чая и кусочек тоста, и все будет хорошо – или, по крайней мере, вернется в норму.

– Но почему ты пришла к выводу, что этот мир не настолько реален, как твой, – спросил Лесник, – если даже и не в большей степени?

– Этого не может быть. Этого просто не может быть.

Но, произнося эти слова, Церера вновь поймала себя на том, что хочет, чтобы что-то из сказанного ею соответствовало истине, в то же время втайне признавая, что, увы, дело совсем не в этом. Все здесь было слишком уж реальным: тошнота и ломота от яда, острая боль в руке от жала Калио, вкус супа, жар очага, запах звериных шкур и лампового масла и даже звук дыхания Лесника. Ни один ночной кошмар, ни один бред в результате психологического или эмоционального срыва не может быть настолько детальным. Или может?

Лесник смотрел на огонь, погрузившись в какие-то собственные мысли – или, как оказалось, в воспоминания.

– Итак, он написал книгу… – сказал Лесник огню. – Ну естественно, написал!

И Церера увидела у него на лице такую нежность…

– Дэвид, – произнесла она. – Вы говорите про Дэвида.

– Да.

– Потому что он был здесь. Вы – тот, кого он тут повстречал, – тот самый Лесник.

Церера почти сразу обо всем догадалась, но предпочла не высказывать это вслух, пока не узнает больше.

– Да, я повстречал его, – подтвердил Лесник. – И путешествовал с ним, но только не здесь – или, вернее, не совсем здесь.

– Вы говорите загадками, – сказала Церера. – Насколько я уже поняла, этот недостаток присущ многим созданиям из этого мира.

Лесник опять вернул все свое внимание к ней.

– Это не те земли, в которые попал Дэвид, – объяснил он, – равно как и этот дом – не тот же самый, в котором я улегся спать. Этот мир в чем-то схож, и, хотя кое-что, оставшееся от пребывания здесь Дэвида, – все, что происходило, пока он путешествовал по этим краям, – сохранится в нем, многое станет другим. Кое-что из того, что было известно, сменится теперь неизвестным, а некогда обыденное окажется чуждым и неизведанным.

– Почему? – спросила Церера.

– Из-за тебя. Если ты оказалась здесь, то лишь потому, что тебе это было суждено. Никто не попадает сюда случайно или по ошибке. Все здесь изменится в ожидании твоего появления и теперь, когда ты уже здесь, будет развиваться и дальше. Все, что ты собой представляешь, – твои страхи, твои надежды, то, что ты любишь, и то, что ненавидишь, – возымеет свое действие. Теперь это твоя история, и этот мир уже создает обстановку, в которой должен разворачиваться ее сюжет, – точно так же, как это некогда произошло и с Дэвидом.

Церере не понравилось, как все это выглядело. Она не была настолько уверена в своей психической стабильности – даже в лучшие времена, – чтобы надолго застрять в мире, обусловленном чем-то подобным.

– Он бесследно исчез, – сказала Церера. – Вы в курсе?

– Дэвид никуда не исчезал, – ответил Лесник. – Он вернулся – в это царство и ко всему, что он любил.

– Так написано в концовке, – сказала она. – В его книге.

– Это был исход, о котором он мечтал, и для него это стало реальностью. Это была его награда.

– За что?

– За то, что никогда не терял надежды.

– Значит, он здесь?

– Где-то, – ответил Лесник. – Но имей в виду, что это не единственная версия этого мира, поскольку есть и другие: миры над мирами, некоторые из которых отличаются друг от друга вплоть до последней детали, а некоторые – всего лишь одной. И все они соединяются между собой связующими пространствами – наподобие дверей.

– А может ли дерево быть таким связующим пространством?

– Когда оно захочет им быть, или когда ему ничего другого не остается. Не исключено, что старый дом Дэвида в вашем мире – тоже из таких.

Церера жадно впитывала в себя все услышанное – или же лишь пыталась, поскольку слова Лесника не особо-то укладывались в голове.

– Но я попала сюда не по своей воле, – заметила она. – Я пыталась спастись от плюща и лица в нем, и, убегая, вдруг перенеслась сюда.

– А я и не говорил, что это был твой собственный выбор, – возразил Лесник, – Только то, что тебе было суждено здесь оказаться – или же тебя сюда заманили.

– Заманили? Но чем?

Лесник подбросил в огонь еще одно полено. Откуда-то снаружи донесся вой, поразивший Цереру своей близостью.

– Всего лишь волки, – бросил Лесник.

– Всего лишь?

– Когда-то давным-давно встречались здесь твари и похуже волков.

– Ликантропы, – сказала Церера, имея в виду существ из книги Дэвида – полуволков-полулюдей, стремящихся править миром вместо человеческого рода.

– Их больше нет, но волки всё еще мечтают о них.

– А не может ли быть так, чтобы в каком-то из этих миров, о которых вы говорили, ликантропы добились своего? – спросила она.

– Если такой мир и существует, – ответил Лесник, – то у меня нет никакого желания посещать его.

«Или мир, в котором победил Скрюченный Человек, – подумала Церера. – Такого тоже лучше всего избегать».

– Вы говорили о том, как я здесь оказалась, – напомнила Церера, – и о приманках.

– Я могу лишь догадываться, но ты говоришь, что тот дом неумолимо привлек тебя к себе. А что было в этом доме? Комната на чердаке, библиотека, книги, истории… А потом заявил о себе некий призрак – тот, в плюще. Судя по твоим словам, он искал тебя, прислушиваясь к твоему голосу.

– Но он пытался убить меня!

– Да неужели?

– Он гнался за мной! Хотел поймать меня!

– Опять-таки: ты в этом совершенно уверена?

– Ну конечно же, уверена!

– Весь этот плющ – и сам по себе разумный, но способный контролироваться каким-то высшим сознанием – захватывает весь дом и снаружи, и изнутри, но так и не может помешать одной-единственной женщине сбежать из него?

– Он ранил меня! – Церера задрала штанину. – Смотрите: видите отметины там, где он пытался схватить меня?

– Схватить тебя или подстегнуть? – уточнил Лесник. – Плющ вьется, прилипает, душит… А не хлещет.

Церера не хотела признавать, что ее обманом загнали в этот мир. Она думала, что избежала поимки, и сначала поздравила себя с быстротой и находчивостью – хотя бы за то, что просто выбралась из того дома. Но если Лесник прав, то она не была ни быстрой, ни находчивой, а всего лишь стала жертвой кого-то гораздо более умного и проницательного, чем она.

– Я писала истории про Скрюченного Человека, – сказала она. – Он был у меня в голове. Не мог ли как раз он…

– Скрюченного Человека больше нет, – перебил ее Лесник. – Ни в одном из всех миров. Он уже умирал, когда появился Дэвид, и разорвал себя надвое, когда не сумел добиться своего. Он сам и стал орудием своего собственного уничтожения. Как и от ликантропов, от него осталось лишь одно воспоминание.

Церера не стала спорить. Что она вообще знала об этом месте? Конечно же, не столько, сколько Лесник.

«Но это не совсем тот самый мир. Он сам так сказал. То, что некогда было известно, стало неизвестным».

Церера заставила этот внутренний голос умолкнуть. Сомнения ей не помогут. Она хотела верить Леснику. Нужно было доверять его суждениям, как некогда доверял Дэвид.

– А как насчет той дриады – Калио? – спросила Церера. – В конце концов, это ведь она меня отравила.

– Я не видел ничего похожего на дриаду, когда наткнулся на тебя, – сказал Лесник. – Там был след древесного сока, хотя у меня не было времени проследить его. Но с такими, как она, никто не сталкивался уже много лет. Дриады и им подобные практически исчезли из этого мира. Если на тебя и вправду напала дриада, то она должна быть очень старой и очень одинокой. Но где же эта Калио так долго скрывалась и почему ей было суждено появиться именно сейчас?

Лесник еще раз осмотрел ранки на руке у Цереры. Там было шесть проколов: по одному на каждый ноготь и последний – от шпоры на запястье у Калио. Как раз через нее, объяснил Лесник, та и впрыснула яд, чтобы вывести Цереру из строя. В центре отметины виднелся вертикальный разрез – там, где Лесник иссек рану ножом, пытаясь удалить часть яда.

– Хотя это явно работа дриады, – добавил он, – и эта рана меня беспокоит. Я вывел не весь яд, иначе ты не провалялась бы без сознания так долго. Рану должен изучить кто-то более сведущий в подобных делах, но таких людей сейчас не так уж и много.

– Мне надо вернуться в мой собственный мир, – сказала Церера. – Там моя дочь, и я нужна ей. Если есть какая-то проблема с этой раной, то с ней могут справиться врачи, но я не могу здесь оставаться.

– Уже стемнело, – ответил Лесник, – и даже я предпочел бы не шататься по лесу ночью. Если дриада все еще где-то там, она – или же они, что бы это ни значило, – будет лелеять не только свою рану, но и обиду. Она захочет отомстить.

– Я ее сильно ударила, – сообщила Церера. – Может, даже убила.

– Их не убьешь – только не камнем. Дриады – это существа из дерева и коры. Их можно ударить камнем или пробить гвоздями, и это ранит их, но не смертельно. Только огонь способен на это, потому что все живые существа боятся его, а дриады куда больше остальных. Эта Калио наверняка уже оправилась от удара, поскольку дриады очень быстро исцеляют себя. Нет, мы не рискнем выходить отсюда до утра, да и потом выйдем только тогда, когда будем уверены, что это безопасно.

– И как мы это узнаем? – спросила Церера. – Калио была почти невидима для меня, пока я ей не врезала.