А тем временем они с Лесником еще и будут искать их пропавшего ребенка.
Может, пегая была и поменьше кобылы Лесника, но оказалась легка на ногу, да и нагружена была не так тяжело, так что ничуть не отставала. Вместо того чтобы сразу же направиться в сторону упомянутых им крестьянских хозяйств, Лесник сделал по владениям Блайтов три круга, каждый из которых был шире предыдущего, так что на карте их путь выглядел бы в виде спирали. Церера видела, как он всматривался землю, пытаясь отыскать след, оставленный убийцами, но так ничего и не нашел – и в конце концов сдался.
– Надо двигаться дальше, – сказал Лесник. – Яд дриады не получится сдерживать слишком уж долго, и даже примочки могут перестать действовать уже до конца дня. Это не похоже на укус паука или змеи. В этом яде есть какое-то заклятие.
– Но как же ребенок?
– Нельзя выследить того, кто не оставляет следов. Я не вижу ни отпечатков сапог, ни следов копыт. Те, кто забрал младенца, могли передвигаться и не на своих двоих.
– Вы хотите сказать, что они умеют летать? – спросила Церера.
– Ты же читала описание этого места в рассказах Дэвида… Здесь есть существа, которые охотятся и убивают на лету.
Церера мысленно вернулась к книге.
– Гарпии?
В греческих мифах, которые она читала, гарпии были наполовину женщинами, наполовину птицами. Хотя те, с которыми столкнулся Дэвид, были наполовину женщинами, а наполовину летучими мышами, что делало их еще более устрашающими – как вампиров, которых не тревожит солнечный свет.
– Блайтов убили не гарпии, – ответил Лесник. – Они бы сами сожрали трупы, а не оставили их свиньям. И если б убийцы хотели смерти младенца, то убили бы его вместе с его матерью и бабушкой. Возможно, у нас еще есть какое-то время.
Но Церера не была в этом настолько уверена. Можно причинить боль ребенку, и не убивая его, и любому ребенку нечего делать среди тех зверей, человекообразных или нет, которые способны убить его мать. Тем не менее она не видела, чтобы у них с Лесником был какой-то выбор. Оставалось лишь и дальше продвигаться вперед – в надежде, что им все-таки откроется какая-то подсказка.
XXVIIEOTENAS (староангл.)Великаны
Два часа спустя Церера с Лесником подъехали к какому-то круглому строению, стены которого были сложены из камня, а крыша покрыта соломой. К нему прилепились такие же, только значительно меньшего размера – словно крошечные пузырьки, притянутые к более крупному.
– Я не узнаю это место, – недоуменно произнес Лесник.
Но Церера уже видела подобные сооружения, пусть даже и в виде реконструкций или рисунков, обнаруженных во время археологических раскопок, которые так любил посещать ее отец и в которых с удовольствием принял бы участие, если б его пригласили: это был так называемый «круглый форт». Большое строение представляло собой первоначальный дом, а затем, по мере увеличения численности семьи или возникновения необходимости в хозяйственных помещениях, к нему добавлялись дополнительные кольца.
В дверях основного жилища громоздился огромных размеров старик, девяти или десяти футов ростом[16] и разве что вдвое меньше в ширину. Он был таким высоким, что ему пришлось наклонить голову, чтобы не задеть ею притолоку, и настолько широкоплечим, что ему пришлось повернуться боком, чтобы пролезть в проем. Церера заметила горизонтальный синяк, еще только заживающий у него на лбу – судя по всему, старый гигант регулярно забывал пригнуться, входя и выходя из дома. Длинная седая борода доходила у него до самого пупка, а живот свисал до коленей. Судя по его виду, пустись он вдруг бегом, вряд ли смог бы убежать далеко или быстро, но мускулы у него на руках по сравнению с мускулами Лесника была все равно что мускулы Лесника против мускулов Цереры, а ладони достаточно большими, чтобы захватить ее голову целиком. Она бы не сказала, что глаза у него особо добрые, но и злобными они тоже не были. Вот, подумала Церера, человек суровый, но честный.
Он поднял правую руку, и лишь тогда Церера заметила двух великанов помоложе и великаншу поменьше, все еще подросткового возраста, которые вышли из своих укрытий за кустами и стенами. Все они были выше семи футов ростом, но более худощавого телосложения, чем старик, хотя и относительно. Несмотря на свои внушительные габариты, они так хорошо спрятались – чему способствовал и цвет их плащей, – что даже Калио наверняка была бы впечатлена их камуфляжным мастерством. Каждый был вооружен массивным охотничьим луком, и хотя по знаку старика они опустили их, но стрелы оставили на тетиве, а луки держали наполовину натянутыми.
– Кто вы такие и что вам здесь нужно? – вопросил старый великан, и голос у него оказался настолько низким, что у Цереры завибрировали все внутренности.
– Мы путники, направляемся в деревню по ту сторону ущелья, – ответил Лесник. – Я дровосек, а это моя дочь.
Но Церера приметила, что на подъезде к дому он снова снял со спины свой топор и положил его поперек седла.
– Больно уж хорошо ты вооружен для дровосека, – заметил великан. – И если ты собираешься и дальше лгать о происхождении ребенка, то лучше тебе было придумать что-нибудь получше, чем просто искупать ее в травяных настоях и нарядить в чужую одежду. Я учуял ее запах еще до того, как увидел, и сразу понял, что она не из этих краев.
Палец, длинный и толстый, как огурец, протянулся в сторону топора Лесника.
– А что касается вот этой игрушки, – добавил великан, – то если б мы хотели убить тебя, ты был бы уже мертв, а если мы решим убить тебя позже, она тебе все равно не поможет.
Лесник, сочтя эти слова вполне логичными, убрал топор в перевязь за спиной.
– Я и вправду дровосек, но на самом деле просто опекун этой девочки, так что должен следить, чтобы ее никто не обидел, – сказал он. – Ее зовут Церера.
– А я – Гогмагог, – представился великан. – Вы находитесь в моих владениях.
Церера даже невольно вскрикнула от восторга: Гогмагог, прославленный великан древнего Альбиона, один из расы титанов, которые, согласно легенде, первыми заселили Британию! В историях, которые рассказывал ей отец, Брут[17] и его товарищи после побега из разгромленной Трои высадились на Альбионе, где им пришлось сражаться с великанами за власть над королевством. Гогмагог, последний из титанов, вроде как расстался с жизнью после того, как его сбросил со скалы троянский герой Корин, хотя в некоторых версиях утверждалось, что его привезли в цепях в Лондон, где он служил одним из городских стражей. Теперь она видела перед собой живого великана с таким же именем; мало того – Церера была убеждена, что это и есть тот самый Гогмагог, поскольку если в башне в лесу могла обитать Рапунцель, то почему бы и Гогмагогу тоже не сыграть свою роль в разворачивающемся повествовании?
– Ты что, знаешь меня, деточка? – осведомился Гогмагог, заметив ее реакцию.
– Я слышала то, что про вас говорят, – ответила ему Церера. – Там, откуда я родом, ваше имя овеяно легендами.
Гогмагог так и напыжился от гордости.
– Видали, дети мои? – обратился он к своим отпрыскам. – Я же говорил вам, что знаменит!
Но на тех, как и на всех детей, нередко стесняющихся своих отцов, это явно не произвело особого впечатления.
– И давно вы здесь живете? – спросил Лесник.
– Сколько себя помню, – ответил Гогмагог, но Церера увидела, как его лицо на миг омрачилось замешательством. – Сколько мы все себя помним, – добавил он, и выражения лиц молодых великанов повторили его собственное. Теперь в дверном проеме позади Гогмагога возникла еще одна фигура – великанши, держащей на руках младенца размерами почти с Цереру.
– Это моя супруга, – объяснил Гогмагог. – Ее зовут Ингеборг, а на руках у нее наш маленький Горам. А остальные – это мои сыновья Бландабор и Корморан, а также моя дочь Грила. Прочие из нашего потомства ушли собирать дрова.
Словно в ответ на эти слова, в роще с западной стороны от них с треском рухнуло на землю дерево, а кроны его собратьев испуганно затрепетали. Ингеборг все это время широко и приветливо улыбалась Церере, обнажив зубы – большие и квадратные, словно кафельная плитка в ванной.
– Что вы знаете о госпоже Блайт? – спросил Лесник.
– Она была внимательна к нам, если не сказать больше, – ответил Гогмагог. – Она помогла моей жене родить нашего младшего сына, так как это были трудные роды. Мы же, в свою очередь, поступили так, как и подобает добрым соседям.
Церера искренне посочувствовала Ингеборг. Родить одну только Фебу и без того было достаточно тяжело – нет уж, хватит! Ей даже и думать не хотелось о том, насколько болезненней выталкивать из себя великанского младенца. Лесник тоже вроде немного расслабился, но место опасливой скованности заняла печаль – печаль человека, вынужденного поделиться плохими новостями.
– Госпожа Блайт погибла, – сообщил он, – и ее дочь тоже. А ребенок, который жил с ними, бесследно исчез.
– Погибла? – переспросил Гогмагог. – Но как?
Церера могла сказать, что его потрясение было самым неподдельным, и его дети отразили его, понуро повесив головы.
– Их убили, – ответил Лесник, – а тела скормили свиньям. Я похоронил то, что осталось, и теперь мы ищем ребенка – правда, те, кто забрал его, не оставили никаких следов.
Жена Гогмагога коснулась руки супруга, и они обменялись взглядами. Великан понимающе кивнул.
– У моей жены нюх получше, чем у меня, – объявил он, – а у меня он острей, чем у любой гончей. Не исключено, что мы больше преуспеем в поисках, чем вы. Мы сейчас же отправимся туда и посмотрим, что удастся обнаружить.
– Об их животных тоже нужно будет позаботиться, – присовокупил Лесник. – Наверное, вы могли бы добавить их к своему поголовью.
– Это можно, – подтвердил Гогмагог.
А затем впервые заговорила Ингеборг, и голос у нее оказался почти столь же низким, как у ее супруга. Она спросила, не нужно ли им что-нибудь в дорогу, но они уже взяли все необходимое из запасов Блайтов.