Притянув к себе Ими, Церера вытащила свой меч из ножен. Она надеялась, что кто-нибудь из жителей деревни наверняка заметил, что факелы внезапно погасли, и выйдет на улицу разобраться, в чем дело, но поблизости никого не было. Все безмятежно сидели в своих домах, греясь у очагов. Церера прищурилась, вглядываясь в тени и пытаясь определить таящуюся в них угрозу, но ночь становилась все более темной, более мрачной, чем должна была быть даже при отсутствии горящих факелов. Во мраке колыхались какие-то тени, еще больше углубляя его по мере своего приближения, которые напомнили ей чернила в воде – клубясь, сгущаясь, захватывая все большее пространство. Она чувствовала, что к ней подкрадывается истинная тьма, не тронутая солнцем, луной или звездами – темнота глубокой шахты, а то и могилы.
Церера открыла было рот, чтобы выкрикнуть слова предупреждения, но слова не шли с языка, как бы она ни силилась. Это был повторяющийся кошмар из ее детства, ставший реальностью, в котором она просыпалась, убежденная, что в ее комнату вдруг что-то проникло – некий призрак, которого нельзя было ни увидеть, ни потрогать, но который тем не менее присутствовал и желал ей только зла. И все же всякий раз, когда она пыталась позвать на помощь своих родителей, то не смогла издать даже шепот, когда эта неведомая тварь подкрадывалась все ближе и ближе – существо, не имеющее никакой формы и даже очертаний, поскольку олицетворяло собой все то, чего она боялась, ужасы и названные, и которые еще только предстояло назвать: всю ту боль, муки и потери, которые ждали ее впереди.
Ими плотно прижималась к ней. Церера рискнула опустить взгляд и увидела, что рот у той широко раскрыт в беззвучном крике. Неведомый преследователь наконец-то дал о себе знать.
Это был мужчина или же нечто похожее на мужчину: очень высокий, с черными волосами, собранными в пучок на макушке, отчего было видно, что ушей у него нет и в помине. Его кошачьи глаза-щелочки были расположены не на лице, а ближе к бокам головы, и вообще в его облике было что-то угрожающее, как у хищника, несущего в себя признаки целого множества зверей. Одет он был в тунику цвета лесной зелени, мохнатые, как мох, зеленовато-коричневые штаны и кожаные сапоги без каблука. На нем не было никаких украшений, и на одеянии его не имелось металлических пуговиц или застежек – ничего, что могло бы насторожить его добычу, вдруг некстати звякнув или отразив свет. Даже длинный меч у него в руке был тускло-серого цвета, а рукоять обмотана чем-то черным. Пальцы, сжимавшие ее, были затянуты в перчатку – открытыми оставались только самые их кончики. Когда он приблизился, Церера поняла, почему: ногти у него были длинными, черными и очень острыми, сами по себе являясь оружием.
Но на первый взгляд он был и красив, пусть даже красота его несла в себе что-то страшное – равно как и в его движениях сквозила смертельная грация. Когда его дыхание вновь донеслось до нее, полное пряных ароматов и вони разложения, и он приблизился к ней на расстояние вытянутой руки, Церера более ясно различила природу постигших его гибельных разрушений. Его лицо было испещрено крошечными трещинками и морщинками, словно на старой картине маслом, изображающей молодого человека, – как если б из-за старения и высыхания лака этот портрет потрескался и покоробился, создавая необычайный гибрид красоты и уродства. Она заметила пожелтевшие белки его глаз, отставшие от зубов десны и голые проплешины у него на черепе, просвечивающие сквозь редеющие волосы. Он напоминал оживший труп человека, умершего в самом расцвете сил, некое давно угасшее существо, борющееся с неизбежным разложением. Припомнив слова отца – «они почти что влюблены в смерть», – она поняла, что видит перед собой фейри.
И все же Церера не могла закричать и пошевелиться тоже не могла. Меч, тяжело оттягивая руку, завис без движения. Получалось только моргать и дышать – а вскоре, если б фейри добился своего, даже это было бы ей не под силу. Она слышала, как он что-то говорил, хотя слова его были ей непонятны, и подумала, что наверняка слышала его с того самого момента, как погасли факелы и его чары окутали ее и Ими. Шепотки лились, как мелодия, а его темно-красные губы – странно пухлые, будто пиявки, которые недавно насытились, – издавали звуки на каком-то экзотическом и завораживающем языке, и вскоре она поняла их цель: загипнотизировать ее, чтобы было легче убить.
И все же фейри потянулся не к Церере, а к Ими. Схватил девочку за волосы, притягивая к себе, и воздел меч, чтобы нанести смертельный удар по шее. Он уже набрал полную грудь воздуха, чтобы удар вышел более увесистым, но тут какой-то странный язык высунулся у него изо рта – не орган из мышц и крови, а нечто из кедра и стали. Стрела вонзилась в затылок фейри с такой силой, что наконечник ее выскочил дюймов на шесть между его губ, и с него тут же закапала иссиня-черная кровь. Фейри на миг застыл, выпрямившись во весь рост – на лице у него промелькнуло замешательство, – а затем рухнул на колени и упал лицом в грязь, и перья на тупом конце стрелы затрепетали от сотрясения, словно преследуемые каким-то последним мимолетным воспоминанием о птице, которой они некогда принадлежали.
Со смертью фейри чары исчезли, и тревожный крик, доселе намертво запечатанный в горле у Цереры, наконец прорвался наружу.
– Они здесь! – выкрикнула она. – Фейри уже здесь!
Только когда Ими добавила к ее голосу свой, Церера заметила лучника, который спас их. Тот накладывал на тетиву еще одну стрелу, выискивая новую цель. Выглядел он моложе, чем на своих последних фотографиях, но она сразу узнала его.
– Дэвид?
– Не сейчас, – бросил он. – Ты умеешь пользоваться этим мечом?
– Не знаю, – ответила Церера. – Еще не пробовала.
– Ну что ж, лучше бы тебе побыстрей освоиться с ним.
Не успела она сказать хоть что-то еще, как его уже рядом не было. Повсюду вокруг них жители деревни выбегали из своих домов, прихватив с собой все оружие, которое оказалось под рукой, а другие следовали за ними с факелами, чтобы рассеять мрак. Из центрального круглого дома появился Лесник, а сразу за ним – Саада, Табаси и Абанси. Лесник держал свой топор, а все остальные – копья со стальными наконечниками чуть ли не в фут длиной. За ними маячили еще несколько мужчин и женщин, все вооруженные.
Лесник бросился к Церере и Ими, Саада и Табаси едва не наступали ему на пятки.
– Вы не ранены? – встревоженно спросил он.
Обе покачали головами, а Табаси перевернул мертвого захватчика на спину, сломав древко стрелы.
– Определенно фейри, – констатировал он. – Но стрела не из наших.
– Это Дэвид убил его, – сказала Церера Леснику.
– Дэвид здесь?!
Возможности уточнить у нее не было, поскольку совсем рядом послышался сдавленный крик, и Абанси вдруг начал подниматься в воздух. Ноги его оторвались от земли, когда захлестнутая у него на шее веревка потянула его к крыше, где присела на корточки какая-то сутулая лохматая фигура, едва различимая на фоне напущенной фейри тьмы. Кто-то из мужчин внизу попытался схватить Абанси за ноги, но тот уже был вне досягаемости – верхняя его половина исчезла за краем крыши. Кто-то пустил стрелу в темноту, но Саада встревоженно приказала всем прекратить стрельбу, опасаясь, что кто-нибудь может попасть в Абанси. Однако эта проблема отпала сама собой, поскольку его тело свалилось обратно на землю, уже без головы. Теперь не опасаясь причинить ему какой-то вред, собравшиеся выпустили в воздух целую тучу копий и стрел, но то, что убило Абанси, уже вновь пришло в движение.
Лесник схватил Сааду за плечо.
– Вернись в дом! – приказал он. – Ты не должна пострадать!
– Но это ведь мои люди! Не могу же я прятаться, когда они сражаются и умирают!
– Фейри пришли, чтобы убить тебя. Если у них это выйдет, то не только твой народ будет страдать от твоего отсутствия.
– Он прав, – поддержал его Табаси. – Без тебя мы все ослабнем, а мне, – добавил он, – и вовсе не жить.
Саада, признавая мудрость первого аргумента и глубину чувств, стоящих за вторым, согласно кивнула. Ее и Ими мгновенно окружила фаланга воинов с копьями и мечами наизготовку, и в боевом порядке они отступили за стены главного дома.
– Ты должна пойти с ними, – сказал Лесник Церере.
– Нет, я останусь здесь, с вами, – ответила она, на пробу взмахнув мечом. – Иначе эта штуковина годится только в качестве украшения.
Лесник не стал утруждать себя возражениями – на это уже не было времени. Жители деревни продолжали погибать от рук фейри.
– Мы не можем сражаться с ними в темноте, – сказал Лесник Табаси. – Нужно больше света.
– Берите факелы! – призвал всех Табаси. – Все, какие только сможете найти!
Вскоре вокруг них опять вспыхнуло пламя, и навеянная фейри тьма шарахнулась от него, словно опасаясь обжечься.
– Держитесь небольшими группами, – приказал Лесник. – Помните, эти факелы столь же надежны, как сталь. Огонь – это оружие, а его свет – ваше преимущество.
Рядом с Церерой лежала груда незажженных факелов. Подняв один, она запалила его от уже горящего. Со всех сторон слышались крики замешательства и паники, источники которых терялись во мраке. Откуда-то справа от них донесся визг, за которым последовал женский вопль: «Нет! Нет!» Это прозвучало где-то совсем близко. Церера посмотрела на Лесника, и вместе с Табаси и еще одним из мужчин, стоявших позади них, они бросились на помощь женщине. Густая чернота поспешно отступала перед ними, и раз или два Церера слышала отчетливое шипение, когда какой-нибудь из клубящихся перед ними черных завитков не успевал вовремя отдернуться и пламя опаляло его, оставляя после себя запах, похожий на вонь сгоревшего пороха.
В дверях хижины лежал пожилой мужчина, наполовину высунувшись за порог. Над ним возвышался один из фейри, на сей раз меньших габаритов и более светлокожий, чем тот, что противостоял Церере, одновременно и с мужскими, и женскими чертами лица и очертаниями тела. В правой руке он держал за одну ножку младенца, свесившееся вниз личико которого уже стало багровым от прилившей к голове крови. Фейри пытался отбиться от женщины, скорее всего матери ребенка, которая накинула ему на левую часть тела рыболовную сеть, опутав от плеча до ноги, так что фейри не мог свободно взмахнуть своим мечом. В то же время женщина силилась удержать его левую руку с мечом, безуспешно тыча в кожаные доспехи маленьким кухонным ножиком. Наконец фейри удалось повернуть лезвие своего меча, чтобы разрезать сеть. Сбросив ее, он попытался исподтишка ткнуть им, чтобы выпотрошить свою мучительницу, и…