– В лучшем случае вынужденный.
К тому времени они уже смешались с толпой, пытавшейся проникнуть в город: мужчины и женщины влекли свои пожитки на телегах, ослах и лошадях или, в отсутствие чего-то из перечисленного, на собственных спинах. Многие вели за руку детей, или гнали скот, или держали на веревках собак. То тут, то там Церера слышала разговоры про фейри. Это был массовый исход испуганных людей, ищущих защиты за высокими стенами. Каждого из них допрашивали стражники, прежде чем либо пропустить за ворота, либо посоветовать попытать счастья в каком-нибудь другом месте. Основной причиной отказа было отсутствие места для ночлега. Те, кому было отказано в разрешении войти, присоединялись к растущему сообществу, разбившему лагерь за стенами цитадели, – некоторые уже развели костры, чтобы приготовить еду или погреться.
Церера поймала себя на том, что чешет рану на руке, которую успела расцарапать до крови.
– Калио? – спросил у нее Лесник.
– Укус чешется и безумно болит, а значит, она наверняка уже где-то совсем близко. Надеюсь, что не станет еще хуже, а то я уже почти подумываю отрубить себе руку.
– Давай будем надеяться, что до этого не дойдет, – сказал Лесник. – У тебя есть мазь на случай, если боль станет совсем уж невыносимой, но используй ее с умом. Если ты слишком сильно притупишь боль, у нас не будет возможности выслеживать дриаду.
– Она где-то в этом городе, – уверенно произнесла Церера. – Она точно должна быть там, хотя, честно признаться, я не вижу, как это могло получиться. Он так плотно запечатан, что даже крысе было бы трудно пробраться за эти стены.
Стражники впереди них приказывали всем всадникам спешиться. Церера и ее спутники слезли с лошадей и повели их по подъемному мосту.
– Если только Калио не стала заморачиваться тем, чтобы пробираться сквозь них, – сказал Дэвид, когда они оказались на другой стороне рва.
– В смысле?
Дэвид постучал ногой по земле. Он лучше кого-либо другого знал внутреннее строение этой земли, эту пустоту под ней.
– Не исключено, – ответил он, – что дриада пробралась туда под землей.
Когда они добрались до ворот, то обнаружили, что путь им преграждает деревянный шлагбаум, утыканный гвоздями, который был опущен, чтобы перекрыть вход в цитадель. Перед ним наготове стояли восемь стражников под присмотром маршала замка – в некотором роде начальника службы безопасности, отвечающего за его вооруженную охрану.
– На сегодня впуск прекращен, – объявил маршал. – Разворачивайтесь и приходите завтра.
– Мы здесь, чтобы повидаться с лордом Балвейном, – сказал Лесник.
– И вы, и все остальные, – устало, но не недоброжелательно ответил маршал. – Идите и найдите себе место для отдыха, а утром попробуйте снова. Но сейчас я могу вам сказать, что вы не удостоите его светлость своим обществом, даже если мы согласимся впустить вас. А если попытаетесь побеспокоить его, то окажетесь по обратную сторону стены быстрей, чем успеете произнести его имя.
– О, я думаю, он все-таки захочет нас увидеть, – заметил Лесник.
– И почему же?
– У нас есть что ему показать.
– Сначала вы можете показать это мне, а я уж решу, стоит ли это времени его светлости.
Лесник развязал мешок, который свисал с его седла с тех самых пор, как они выехали из Салаамы, и вытащил из него отрубленную голову фейри-подменыша, на время принявшего облик Баако. Голова все еще слегка благоухала специями и не была тронута тлением.
– Итак, – спросил Лесник, – как думаете: лорд Балвейн все-таки примет нас сейчас?
Маршал присмотрелся к ужасному трофею – и зачарованно, и явно испытывая отвращение от этого зрелища. Церера предположила, что это было первое физическое доказательство существования фейри, которое ему предоставили. Он даже порывался дотронуться до предъявленной ему безухой головы, но в итоге передумал, как будто, даже отделенная от тела, она все еще обладала способностью причинять вред.
– Коли такое дело, – произнес наконец маршал, – то, полагаю, вам лучше войти.
LWYRMGEARD (староангл.)Змеиное гнездо, клубок змей
По городу их сопровождала четверка стражников во главе с маршалом, который представился как Денхэм. Это был старый вояка, о чем свидетельствовали многочисленные шрамы, и шел он как человек, чьи раны так полностью и не зажили, так что каждый его шаг напоминал ему о собственной смертности.
Хотя за стенами цитадели царила бурная деятельность, Церера не заметила каких-то особых приготовлений к отражению возможного нападения, пусть даже по мере их приближения к собственно замку на глаза попадалось все больше вооруженных людей. У путников забрали лошадей и отвели в конюшню, пообещав предоставить тем сено и воду, а их самих сопроводили в приемную перед главным залом. Через несколько минут принесли еду: холодное мясо, виноград, хлеб, сладкие пирожные и графин вина. Вдобавок у окна поставили три чаши с горячей водой и положили рядом нетронутый еще кусок мыла, чтобы они могли помыться, прежде чем предстанут перед лицом лорда Балвейна. Мужчины сразу разделись до пояса, но Церера не собиралась последовать их примеру, независимо от того, сколько времени с ними провела и насколько комфортно чувствовала себя в их компании. Помывшись за занавеской, она переоделась в свой последний комплект чистой одежды – теперь, вновь ощутив себя более-менее человеком, ей не хотелось опять надевать грязную. А еще нанесла на свою рану тонкий слой целебной мази – ровно столько, чтобы унять самую сильную боль и раздражение.
Когда Церера покончила с этим делом, они с Лесником наскоро перекусили, хотя Дэвид есть не стал. Под их пристальными взорами он расхаживал по комнате, рассеянно постукивая пальцами по стенам. Наконец вернулся к окну, но не стал открывать его, и его взгляд был направлен внутрь, а не наружу. Церера отставила свою тарелку, чтобы присоединиться к нему.
– Ну как вы? – спросила она.
– Здесь была моя спальня, – отозвался он, – когда я давным-давно впервые очутился здесь – или, вернее, моей была комната на месте этой. Кто знает, может, кое-какие из камней в этих стенах – те же самые… По крайней мере, эти стрельчатые окна очень похожи. Даже не исключено, что они уцелели после обрушения замка.
Он посмотрел мимо Цереры туда, где сидел Лесник, который прислушивался к их разговору.
– Не думаю, что нам стоит тут надолго задерживаться, – сказал Дэвид.
– А я и не планировал навеки здесь поселиться, – отозвался Лесник. – Нужно найти Калио и убедить Балвейна помочь нам вернуть детей. Покончив с этим делом, мы сразу же уйдем.
– Я не уверен, что хочу оставаться здесь даже настолько. Разве вы этого не чувствуете?
Лесник внимательно посмотрел на него.
– Что не чувствую? – спросил он.
– Вы были правы. Эти камни не следовало использовать повторно. Их надо было оставить там, где они упали, а природа позаботилась бы обо всем остальном. А теперь всему плохому, что когда-то наполняло их, было позволено вновь расцвести пышным цветом. Я чувствую его запах и вкус у себя на языке, потому что помню этот запах и вкус с прошлого раза. Как долго стоит этот замок?
– Несколько десятилетий, судя по размерам цитадели.
– И все это время, – продолжал Дэвид, – обитатели этого замка дышали его воздухом, их кожа касалась его стен, его яд просачивался в их поры. Даже если б Скрюченный Человек и вправду умер, я все равно не захотел бы жить в месте, построенном на остатках того, что раньше было его логовом. Но тот факт, что что-то от него могло тут сохраниться, вызывает у меня еще бо́льшую тревогу.
Послышался стук в дверь, и когда та открылась, они увидели за ней какого-то представителя замковой челяди вроде дворецкого, стоящего в коридоре, а рядом с ним – двоих стражников. Позы у тех были напряженные, каждый держал руку на эфесе своего меча. Дворецкий оказался худым, мрачным мужчиной со слезящимися глазами, который выглядел так, словно почти ничего не ел – а если и ел, то не получал от этого никакого удовольствия. Одежда на нем была однотонной, тускло-коричневой, отчего толстенная должностная цепь у него на шее выглядела еще более неуместной и даже вроде как давила на него тяжким грузом, поскольку держался он явно сутулясь. Этот тип даже не потрудился назвать свое имя – либо потому, что не обладал такой уж большой важностью, либо, что более вероятно, поскольку считал себя слишком уж важной персоной. Что имело значение, так это его титул и положение в замковой иерархии, а не какие-то там светские условности и даже элементарные законы вежливости.
– Я мажордом лорда Балвейна, – объявил он. – Он согласился сейчас принять вас. Вам следует взять с собой…
Тут мажордом сделал паузу, и его правая рука с вытянутым указательным пальцем сделала некий неопределенный жест, словно в попытке помочь ему подобрать правильное слово, прежде чем наконец остановиться на слове «останки».
Лесник подхватил мешок с головой и протянул ему.
– Вас не затруднит? – спросил он.
– Я уверен, что вы более чем справитесь, – отозвался мажордом, с отвращением разглядывая как мешок, так и его обладателя. В нем была какая-то отчетливая настороженность, которой Церера не заметила в маршале у ворот; и она интуитивно почувствовала – с уверенностью, рожденной десятилетиями общения с мужчинами и необходимости уживаться с миром, в котором они всегда одерживали верх, – что мажордом что-то скрывает.
Без дальнейших слов Церера и ее спутники последовали за ним в сопровождении идущих впереди и позади стражников в самое сердце замка. По мере их продвижения окружение становилось для Цереры все более и более узнаваемым – вплоть до цвета камней в стенах, формы окон и железных держателей для факелов. Она поняла, что идет по стопам Калио, и что замок и все, кто в нем обосновался, находятся во власти фейри. Словно в подтверждение этого, ее рана начала болезненно пульсировать – с настойчивостью, напомнившей ей об остроте первоначального укуса. Калио была совсем рядом.