нор. Если это и в самом деле было так, то он был полностью готов выступить за его закрытие, а не рисковать эскалацией взаимной вражды, – хотя и сомневался, что его деловые партнеры, и в частности Балвейн, столь же готовы расстаться с таким большим нетронутым богатством.
– Черт бы побрал этого человека, – в сердцах произнес Вильгельм. – Ну где же он?
И вот тут-то Балвейн и появился на галерее менестрелей, с единственной свечой в правой руке. Галерея протянулась по трем сторонам Большого Зала, и Балвейн расположился ровно посередине, взирая на своих гостей сверху вниз не с благодарностью или дружеским участием, а с чем-то близким к презрению.
– Я здесь, – молвил Балвейн, – причем уже довольно давно.
Если кто-то из тех, кто ляпнул в его адрес что-нибудь не то, и ощутил стыд или тревогу, то сумел хорошо это скрыть. С возвращением фейри Балвейн столь же нуждался в них, как и они в нем. Если он решит обидеться, то это его дело. У всех них есть дела поважнее.
– Я не против, чтобы ты занял самый большой стул за столом, братец, – сказала маркиза Дортхен, – но необходимость смотреть на тебя снизу вверх в течение всей нашей встречи нас быстро утомит.
– Не стоит беспокоиться на этот счет, сестрица, – ответил Балвейн. – Обсуждение не займет много времени. Вообще-то можно сказать, что все было решено еще до вашего приезда.
Дортхен нахмурилась. Якоб с Вильгельмом захихикали, как и всегда в моменты стресса или неуверенности. Вид у Кристианы был такой, будто она прикидывала возможность опять кого-нибудь отравить. И только герцог Карл, у которого был хорошо развит инстинкт самосохранения, отреагировал быстро и целеустремленно. Он уже был на ногах, направляясь к двери и обещанию безопасности, когда стрела с каменным наконечником угодила ему в поясницу. Удар заставил его, шатаясь, сделать еще несколько шагов, прежде чем он упал и вторая стрела положила конец его страданиям.
К тому моменту когда Карл испустил дух, большинство его собратьев-вельмож уже тоже корчились в предсмертных муках.
LVIDERN (среднеангл.)Скрытый, потайной
Молодой стражник, который сопровождал их во время экскурсии по замку, теперь оставался единственным часовым в коридоре, когда Церера, Дэвид и Лесник вышли из своей комнаты. Он подпирал стену, сложив руки на груди и скрестив ноги, поскольку поблизости не было никого, кто мог бы его за это отчитать, а каменный пол в сочетании с изгибом стен означал, что он сможет засечь приближение кого-нибудь из своего начальства по звуку задолго до того, как они появятся в поле зрения. Однако внезапное появление его подопечных удивило стражника настолько, что он выпрямился и принялся нашаривать свою пику.
– Вы должны оставаться в своих покоях, – встревожился он. – Лорд Балвейн распорядился, чтобы во время заседания совета все в замке оставались на своих местах. В целях безопасности.
– Замок небезопасен, – ответила ему Церера, – потому что фейри уже внутри.
– Это просто невозможно, – отмахнулся охранник.
– Еще как возможно, потому что я их сама видела.
Это привлекло его внимание, пусть даже Церера решила не добавлять, что видела их только в своем видении, что наверняка подорвало бы доверие к ней как к свидетельнице.
– Она говорит правду, – поддержал ее Лесник. – Они используют старые туннели под замком и потайной ход рядом с кухнями.
Охранник выслушал Лесника с куда меньшим сомнением, чем выказал его спутнице. «Патриархат не сдает своих позиций», – подумала Церера. Если ей когда-либо удастся вернуться в свой собственный мир, она больше никогда не станет голосовать за политика-мужчину.
– Что плохого, если все-таки осмотреться? – заметил Дэвид. – Это займет всего несколько минут. Мы не вооружены, так что не можем представлять никакой угрозы.
– А если мы воспользуемся этими черными лестницами, – добавила Церера, – то никто ничего и не узнает.
– Мне нельзя покидать свой пост, – заколебался стражник. – На меня напишут рапорт.
– Если фейри доберутся до Балвейна, – сказал Лесник, – некому будет о тебе докладывать. Но если потом выяснится, что в результате твоего бездействия ему был причинен какой-то вред…
Охранник быстро согласился, что убедиться не помешает, хоть и настоял на том, чтобы обыскать их на предмет припрятанного оружия – ну, вообще-то обыскал он Лесника и Дэвида, а в случае с Церерой ограничился визуальным осмотром, поскольку выражение ее лица не оставляло сомнений в том, что трогать ее руками будет крайне неразумно. Удовлетворившись и этим, стражник махнул им, чтобы шли вперед, а сам последовал за ними с пикой наперевес. Они спустились по тем же пыльным лестницам и коридорам, которые совсем недавно исследовали, не встретив никого, кроме нескольких слуг, которые были слишком заняты своими делами, чтобы проявлять к ним особое любопытство, так что вскоре без всяких препятствий добрались до портрета Балвейна.
– И где же этот ваш потайной ход? – поинтересовался стражник.
Церера проверила раму, просунув свои тонкие пальцы за позолоту, надавливая на нее и ощупывая завитки резьбы.
– Я ведь уже говорил, – попытался вмешаться он, – нельзя ее трогать!
– Это всего лишь рама, – успокоила его Церера. – Я ведь не рву холст. – Она обожгла взглядом троих мужчин. – Да не стойте же, разинув рты! Тут должен быть какой-то механизм. Поищите его!
Лесник и Дэвид принялись осматривать стены, надавливая на камни, пытаясь провернуть настенные светильники и даже с силой наступая на подозрительные плитки на полу. Охранник держался в сторонке, а когда понял, что это не какая-то уловка, наконец решился помочь, но безрезультатно. Портрет оставался на месте, не открывая никакого скрытого проема. В конце концов Церере пришлось признать свое поражение.
– Я была совершенно уверена, – сокрушенно произнесла она. – Я была настолько уверена…
И в этот момент послышался отчетливый щелчок. Портрет Балвейна за спиной у Цереры отделился от стены, словно дверь на петлях. Они быстро отступили, чтобы укрыться за картиной от того, кто мог из-за нее появиться.
Воительница-фейри, выбравшаяся в коридор, была сильно изуродована шрамами, и правый глаз у нее отсутствовал, так что Церера и ее спутники оставались незамеченными ею в течение нескольких решающих секунд. Этого оказалось достаточно, чтобы стражник подхватил свою отставленную на время пику, хотя воспользоваться ею не успел, потому что фейри мгновенно отреагировала на скрежет дерева по камню. Из ее правой руки вылетело что-то тонкое, смертоносное – кинжал с лезвием из черного железа и рукоятью, вырезанной из пожелтевшей кости и отделанной серебром. Церера хорошо разглядела эту рукоять, потому что кинжал мгновенно погрузился в шею охранника по самую гарду. Пика его упала на пол, и сам он последовал за ней, увлекая за собой Цереру, а фейри уже выхватила меч, готовая встретить следующую непосредственную угрозу. Таковой ей представился Лесник, самый крупный и сильный из всей троицы, который уже приближался к ней.
Однако фейри ошиблась. Как и стражник, она явно недооценила Цереру, которая перед выходом из отведенной им комнаты прихватила с собой свой короткий меч, засунув его сзади за пояс штанов и прикрыв складками рубахи. Когда фейри повернулась лицом к Леснику, Церера выхватила клинок и так глубоко вонзила его в правую ляжку воительницы, что кончик его выскочил с другой стороны. Фейри вскрикнула, плоть ее зашипела от прикосновения стали, а нога подломилась, не выдержав ее веса. Она попыталась рубануть обидчицу мечом, но Церера двигалась слишком быстро, и клинок лишь высек искры из пола. Лесник позади них подхватил пику и насадил фейри на острие, мгновенно убив ее.
Церера поднялась на ноги, уперлась подошвой сапога в тело фейри и выдернула из него свой меч. После смерти темные глаза воительницы стали серыми, и Церера увидела, как ее собственное отражение в них постепенно тускнеет, словно луна за облаками.
– Ее братья и сестры наверняка услышали этот крик, – сказал Лесник. – Они явятся посмотреть, в чем дело.
Перед ними зияла брешь, которую доселе скрывал висящий на петлях портрет. Проем был пробит явно не день или два назад, так что вряд ли был делом рук фейри. Скорее все выглядело так, как будто картина была сделана точно в его размер, или же наоборот – еще один путь к отступлению для Балвейна, если б события когда-нибудь сложились не в его пользу.
– Странно, что у них такой способ проникнуть в замок, – заметил Дэвид. – В смысле, через портрет Балвейна.
– Или не только через этот портрет, – сказал Лесник. – Лишь горстка людей может знать про этот потайной ход, в том числе и сам Балвейн. А вдруг это он сам пригласил сюда фейри?
– Зачем ему это делать?
– Потому что они могли предложить Балвейну то, что он хочет, – при условии, что он пообещает им что-то взамен. С ними все что угодно является сделкой.
От проема вниз уходили ступени, подсвеченные розоватым свечением, исходящим прямо из каменных стен, – гакманит или что-то в этом роде, предположила Церера: какой-то минерал, который в темноте светится, а при дневном свете выглядит как обычный камень. В руке опять стало неприятно покалывать. Где-то туннелях за этими ступеньками можно было отыскать Калио, а скорей всего, и похищенных детей; но также и кое-что еще, поскольку все, что осталось от Скрюченного Человека, наверняка находилось именно в этих пределах – равно как и причина, по которой она помимо своей воли оказалась здесь.
Церера заколебалась. Ей никогда не нравилось подолгу находиться под землей, даже в лондонском метро. Это не было клаустрофобией – она не пугалась и не начинала паниковать, просто чувствовала себя неуютно, – но этого было достаточно, чтобы расценивать как отвращение. Лесник взял ее за руку. Вид у него был опечаленный, и она поняла, что он собирается сказать, еще до того, как слова слетели с его губ.
– Я не могу пойти с тобой, – сказал он ей. – С чем тебе ни доведется иметь дело там, внизу, придется управляться с этим в одиночку.