– Мы должны пожать друг другу руки, – объявил Скрюченный Человек, – в знак доброй воли.
Он протянул ей ладонь, вылепленную из пяти жирных скорпионов, где их хвосты представляли собой пальцы, а жала – ногти.
– Не думаю, что это так уж необходимо.
Скрюченный Человек снова рассмеялся.
– Ты мне нравишься, – сказал он. – Если мы не сможем договориться, то я, пожалуй, оставлю тебя здесь просто для развлечения. А когда ты перестанешь забавлять меня – что, боюсь, может случиться скорее раньше, чем позже, поскольку я подозреваю, что, как и у многих молодых людей, у тебя есть склонность к несговорчивости, – то добавлю твои кости в свою коллекцию, и твой череп сможет вечно ухмыляться мне в ответ… – Палец-скорпион указал на еду. – Приглашение поужинать все еще в силе.
Судя по обстановке на столе, множество насекомых решили проигнорировать вызов Скрюченного Человека в пользу пиршества. Курица оказалась особенно популярной.
– У меня пропал аппетит, – ответила Церера, которая прочла достаточно сказок, чтобы знать, что только полные тупицы согласятся отведать такое угощение, не опасаясь каких-нибудь колдовских чар.
Гусеницы, ответственные за губы Скрюченного Человека, вновь собрались в гримасу разочарования.
– И ведь тараканы специально украли все это с кухонь… – сокрушенно произнес он. – Не то чтобы все это добро пропало даром, как ты сама можешь видеть, но я бы не хотел, чтобы мои подручные ожидали жареной курятины при каждой кормежке.
Пока Скрюченный Человек говорил, тело его находилось в постоянном движении, но Церера подумала, что не одна только беспокойная натура насекомых и паукообразных объясняла нестабильность его внешности. Она видела, каких усилий стоит ему поддерживать эту телесность, сгонять все эти низшие умы в кучу и управлять ими для участия в воплощении его сознания, в то время как нижняя часть его оставалась лишь скопищем ползучих, бестолковых, воинственных существ, из-за чего верхняя была всего в мгновении от того, чтобы рухнуть.
– Если со светскими любезностями покончено, – сказала Церера, – то мы можем перейти к делу. Чего вы от меня хотите?
– Освобождения. Побега из этого мира.
– И что вы дадите мне взамен?
– Более счастливую концовку твоей истории, – ответил Скрюченный Человек. – Вот тебе мое обещание: я верну тебе твою дочь.
LXVCOFFEN (корнуолльск.)Открытая шахта, глубокая и узкая
Балвейн понемногу приближался к кинжалу. Теперь тот был почти в пределах досягаемости – так близко, что кончики его пальцев коснулись рукояти, но два шага вперед стоили ему шага назад, так что опять ничего не вышло. Волчицу же все больше бесила цепь. Зверь в ней брал верх над человеком, разум уступал перед инстинктом, так что она даже попыталась перекусить металл, в результате чего сломала зубы, а из пасти у нее теперь текла кровь.
Дергая свою цепь, Балвейн ощутил, как освободилось одно звено, затем другое, потом еще одно. Уже во второй раз пальцы его коснулись кинжала. Он перевел дыхание, расслабил все тело и потихоньку двинулся вперед. На сей раз цепь не отдернула его назад, и рука Балвейна наконец ухватилась за рукоять. Насекомое, мечущееся в колбе, превратилось в паническое размытое пятно, а его свечение из голубого стало ослепительно-белым.
Балвейн подобрал кинжал, все еще упрятанный в ножны. Тот показался ему на удивление тяжелым, но лишь поднеся его к лицу, он заметил, что ножны тоже прикреплены к цепи, исчезающей в отверстии в каменном полу. То, что он почувствовал, было не тяжестью, а ее сопротивлением. Балвейн выдернул кинжал из ножен, больше не думая об этом якоре, который тем временем привел в действие скрытые устройства и невидимые механизмы.
Фейри готовились к этому моменту годами по людским меркам – выискивали слабые места под землей, составляли заклятья, – хотя им самим, поскольку время для них тянулось медленно, их действия могли бы показаться поспешными, даже импульсивными. Ошейник на шее Балвейна раскрылся на две половины, освобождая его, но то же самое произошло и с ошейником волчицы. И в этот момент в глубинах «Пандемониума» что-то гулко громыхнуло.
Леснику с помощью солдат Балвейна удалось очистить от людей только верхние уровни рудника, когда начали ощущаться первые вибрации, и многие рабочие, вызванные сигналом горна, все еще пытались выбраться с нижних уровней. Некоторые по-прежнему плелись пешком по дощатым мосткам, вившимся вокруг устья выработки, в то время как другие взбирались по системам высоких лестниц или поднимались в клетях, вороты которых крутили лошади и волы. Когда в скале появились трещины и посыпались осколки камней, животным пришлось удвоить свои усилия, а шахтеры начали паниковать.
– Похоже, поднять абсолютно всех не выйдет, – констатировал стоящий рядом с Лесником Денхэм, наблюдая за надвигающейся катастрофой.
– Могло быть и так, что вообще никого не удалось бы поднять, – отозвался Лесник.
– То есть вы хотите сказать, что могло быть и хуже?
В этот момент от остальной скалы отделилась огромная черная глыба, которая пронеслась мимо поднимающихся шахтеров, валясь в глубины шахты и увлекая за собой дощатые переходы и мостки, а также людей, гномов и животных, которых те использовали для своего бегства.
– Нет, – печально ответил Лесник, – только лучше.
LXVIANGENGA (староангл.)Одинокий странник, отшельник
Проникнув в водосток, Калио пробралась по оставленному червем лазу к его устью, где теперь притаилась, прислушиваясь к разговору между Церерой и старым монстром.
Дриада знала, что девушка считала себя умной, но Скрюченный Человек был очень хитер, а хитрость всякий раз превосходит сообразительность. Он был даже еще более коварен, чем фейри, у которых коварство текло в крови, – вот почему Бледная Дама даже не пыталась втянуть его в сделку, условия которой могли допускать какие-либо разночтения. Соглашение между ними было предельно простым: Скрюченный Человек уходит в какое-нибудь другое место, а фейри – которых он преследовал точно так же, как преследовал людей, ликантропов и любых других живых существ, – не будут пытаться остановить его или наказать в его ослабленном состоянии за многочисленные преступления против них. С исчезновением Скрюченного Человека у фейри остался бы лишь один противник – род людской.
Хотя для того, чтобы Скрюченный Человек ушел, выполнив свою часть сделки, ему вроде как требовалось содействие Цереры, а она не сумела бы помочь ему, если б была мертва. Ядовитая железа Калио была полна свежего яда – в достаточном количестве, чтобы усмирить Цереру, прежде чем уволочь ее в уютное сухое логово, тем самым разом отомстив и фейри, и этой девице, а также расстроив планы Скрюченного Человека, который иногда под настроение выходил поохотиться на Калио, размахивая горящим факелом и выкрикивая ее имя, так что она уже не раз избежала жертвоприношения от его руки.
Вот какая ярость содержалась в этом некогда мягком и добросердечном существе, и какая тоска, поскольку эти два чувства часто связаны между собой, и одно питает другое. Калио это было несвойственно. Зародилась она не в сырых недрах какого-нибудь гнилого пня, а еще в первые дни существования фейри появилась на свет из молодого тополя – дерева, всегда ассоциирующегося с жизнестойкостью; наверное, именно поэтому ей удавалось так долго выживать, тогда как все остальные представительницы ее рода погибли. Но быть последней представительницей рода – значит быть про́клятой одиночеством, поскольку за выносливость приходится платить свою цену. Калио ощущала, как их вид исчезает с этой плоскости существования, особь за особью, и с каждой такой потерей эта старейшая из дриад словно и сама уменьшалась, даже когда духи ушедших поселялись в ее маленьком печальном сердце и она уже именовала себя во множественном числе. Замкнувшись в себе, оставшись наедине со своими мыслями, сожалениями и желаниями, Калио забыла обо всем, чем они – или, давным-давно, она – некогда были.
Но как ни старалась Калио не сводить глаз со Скрюченного Человека и девчонки, выискивая момент для удара, ее отвлек от задачи запах, донесшийся откуда-то совсем неподалеку – запах паленого дерева, сопровождаемый каким-то посвистыванием, который, чем внимательней она прислушивалась, все больше напоминал отдаленные отголоски чьих-то криков.
Слева от нее начинался еще один проделанный червем туннель, устье которого было затянуто паутиной. Запах и крики доносились вроде оттуда. И хотя Калио очень не хотелось оставлять Цереру и Скрюченного Человека без присмотра, соблазн неизвестного был слишком уж велик. У всего есть своя цель, и точно так же, как Церера в конце концов решила сразиться со Скрюченным Человеком, так и Калио отправилась в эти подземные глубины не просто так. Ей могло казаться, что с той лишь целью, чтобы подорвать надежды стольких своих врагов – даже когда она вошла в туннель, это по-прежнему занимало все ее мысли, – но ее истории было суждено иметь совсем другую концовку.
Так что Калио продвигалась по боковому туннелю – запах и шум становились все сильней и громче, – пока не добралась до комнаты, похожей по своим размерам и строению на часовню, но без всякой обстановки. Калио шагнула внутрь – и тут же застыла на месте. Медленно, мягко из глаз у нее покатились слезы, словно вытекающий из древесного ствола сок.
Поскольку Калио теперь поняла, почему осталась единственной в своем роде.
LXVIIWRECAN (староангл.)Отомстить, поквитаться
А тем временем смертельная схватка между Балвейном и волчицей в подземной пещере уже близилась к своему разрешению. Оба были тяжело ранены. Волчица получила с десяток ударов ножом, но все еще держалась и все еще представляла собой серьезную угрозу. Как и маршал Денхэм, она была ветераном многих сражений, и ее видимые шрамы были лишь малой частью того, что скрывалось под ее мехом. Но один из тычков Балвейна пробил ей правое легкое, и ей стало трудно дышать. У нее оставалось не так уж много времени.