В отечественной военной истории едва ли не образцом бездумного истребления собственных солдат традиционно считается маршал Жуков. Между тем недавние углублённые исследования стратегических проблем показали: фактически именно Жуков первым в Великой Отечественной войне освоил методы ведения боевых действий, сводящие потери к технически возможному минимуму (хотя даже этот минимум был трагичен). Почти все прочие военачальники усвоили жуковские уроки с изрядным запозданием.
Ельцин по складу характера изрядно напоминал Жукова – и, похоже, старался подражать ему на свой лад. Беда в том, что подражал он не реальному маршалу, а его изображению в книгах поверхностных исследователей. И в результате оказался ближе не к Жукову, а к бездумным пропагандистам формулы «любой ценой». Вроде Мехлиса, чьё пристрастие к лобовым действиям вызвало, например, катастрофу на Керченском полуострове, а вся предыдущая деятельность на посту главного армейского пропагандиста сформировала такое же лобовое бездумье у большинства наших военачальников.
Как известно, «любую цену» всегда платят из чужого кармана. Ельцинская готовность к безудержному продвижению в очередное «светлое будущее» обернулась, помимо прочего, безудержным расхищением богатства, уже накопленного страной – причём накопленного ценой тяжелейших лишений. Значительная часть результатов более чем полувекового непомерного напряжения всего народа оказалась утеряна – и сейчас даже для малейшего продвижения придётся вновь повторять подобное же невообразимое усилие.
Впрочем, далеко не всё потерянное просто исчезло с лица земли. Нищета российских городов и сёл обернулась коттеджами на Рублёвке, горнолыжными развлечениями в Куршевеле, массовой скупкой элитных лондонских особняков, лучшей российской футбольной командой «Челси»…
Сам Ельцин, похоже, собственноручно карманы не наполнял. В его семье мастеров по этой части хватало и без его личных навыков бывшего строителя. А уж «семья» в обобщённом журналистами смысле и подавно стала едва ли не всемирно знаменитым символом стаи хищных временщиков.
Пиночета же ни в чём подобном даже не подозревали. Хотя латиноамериканский генералитет в целом издавна входит в число общеизвестных рассадников безудержного казнокрадства. Но генерал оказался столь же общеизвестным исключением из общего правила. Даже из тех его решений, которые считались в чём-то сомнительными, по меньшей мере 9/10 при детальном исследовании оказались направленными бесспорно на интересы страны. Тогда как 9/10 уже исследованных решений Ельцина приносили пользу не столько стране в целом, сколько немногочисленным и хорошо известным проходимцам.
Итак, Ельцин, по меньшей мере, трижды не Пиночет. Он не считался с потерями – как на экономической почве, так и вследствие прямых силовых столкновений – среди своих сограждан. Он не заботился о выборе экономической стратегии, не то что дающей скорое всеобщее процветание, но хотя бы нацеленной на устранение обрушевшейся из-за провальных реформ нищеты. Он не пытался предотвратить откровенное ограбление миллионов в пользу единиц.
Да и в чисто политическом плане эти лидеры явно противоположны. Генерал после нескольких резких решений всячески поддерживал умеренность во всём. Обкомовский же секретарь – при всех своих проклятиях в адрес своих былых однопартийцев – остался «большевиком» похлеще подсиженного им Горбачёва.
Отсюда и очевидные последствия. Пиночет предотвратил уже назревшую гражданскую войну, укрепил государство, сплотил страну и вывел её на магистральный путь политического и экономического развития. Ельцин же добился развала великой державы, позволил ограбить самый крупный её осколок, оказавшийся под его началом, довёл страну до состояния, из которого её придётся выводить ещё не одно десятилетие.
Похороны Пиночета сопровождались очередным бурным всплеском массовых эмоций. Многие чилийцы искренне оплакали его смерть. Но едва ли не половина сограждан всё ещё проклинает его за жертвы переворота и последовавших политических репрессий.
Впрочем, по числу жертв в расчёте на единицу результата Пиночету явно далеко от ельцинских сумасбродств. Вряд ли в день похорон Ельцина в России был хотя бы один оплакивающий на десяток проклинающих ЕБН при всём внешнем торжественном благообразии этой траурной церемонии.
Обратная сторона Чубайса
В одном из выставленных на портале Youtube видеоинтервью с Анатолием Борисовичем Чубайсом этот героический реформатор признаётся: задачей приватизации было вовсе не спасение экономики страны.
– Мы занимались не сбором денег, а уничтожением коммунизма. – Это разные задачи, с разной ценой… Мы знали, что каждый проданный завод – это гвоздь в крышку гроба коммунизма. Дорого ли, дёшево, бесплатно, с приплатой – двадцатый вопрос. А первый вопрос один: каждый появившийся частный собственник в России – это необратимость…
Цитируем дальше:
– Точно так же, как 1-го сентября 1992-го года первым выданным ваучером мы выхватили буквально из рук у красных решение об остановке приватизации в России, точно так же каждым следующим шагом мы двигались ровно в том же самом направлении. Приватизация в России до 1997-го года вообще не была экономическим процессом. Она решала совершенно другого масштаба задачи, что мало кто понимал тогда, а уж тем более на Западе. Она решала главную задачу – остановить коммунизм. Эту задачу мы решили…
Вот откровенный, недвусмысленный ответ на вопрос: как же так вдруг оказалось, что до самого 1998-го года ельцинская власть, «прихватизировав» почти половину российской промышленности (в первую голову её экспортную составляющую – нефтедобычу и металлургию), выручила всего 8 миллиардов долларов. Они, оказывается, не экономические реформы проводили, они боролись с коммунизмом!
В Интернете после публикации чубайсовских откровений поднялась буря обсуждений. Вот один из самых характерных комментариев:
«Вы, господа жулики, уничтожили не коммунизм, так как не было такой общественно-экономической формации, а миллионы людей, погибших в региональных конфликтах, войнах, от террористических актов, бандитских разборок за собственность, в результате суицида, от левой водки и суррогатов, от недоедания, от несвоевременной медицинской помощи или неоказания её вообще. Это намного превосходит показатели так называемых сталинских репрессий, которые были раздуты во многом благодаря ЦРУ и нашим диссидентам типа Солженицина».
Гиммлер перед нападением на СССР на совещании с высшими чинами СС назвал одной из главной задач истребление 30 миллионов «унтерменшен» – славян. В Нюрнберге эти слова явились доказательством геноцида, преступного ведения войны, за что почти все главари рейха были повешены.
Гражданин Чубайс открыто сказал в начале реформ, что для их проведения ему не жаль принести в жертву миллионы соотечественников. Почитайте, например, книгу Шутова «На руинах великой державы, или Агония власти». Но ему всё сошло с рук. Пока сошло. Слишком близко – и длительное время – этот горе-реформатор находился к телу Ельцина.
И тут выстраиваются явные исторические параллели с некоторыми зловещими фигурами нашего недавнего прошлого. Вспомним хотя бы Льва Захаровича Мехлиса (1880.01.13–1953.02.13), на чьей совести тоже немало загубленных жизней (даже если не вспоминать репрессий – к ним он также приложил руку).
Во время Отечественной войны – особенно в первые годы – он, будучи заместителем наркома обороны и начальником Главного политического управления, постоянно вмешивался в решения командиров. Мехлис требовал от профессиональных военных руководствоваться идеологическими соображениями независимо от реальных задач фронта.
Именно Мехлис – главный виновник провала Керченско-Феодосийской десантной операции в мае сорок второго[23]. Константин Симонов, непосредственный очевидец событий, вспоминал: «Я был на Керченском полуострове в сорок втором году. Мне ясна причина позорнейшего поражения. Полное недоверие командующим армией и фронтом, самодурство и дикий произвол Мехлиса, человека неграмотного в военном деле… Запретил рыть окопы, чтобы не подрывать наступательного духа солдат. Выдвинул тяжелую артиллерию и штабы армии на самую передовую. Три армии стояли на фронте шестнадцать километров, дивизия занимала по фронту шестьсот – семьсот метров, нигде и никогда потом я не видел такой насыщенности войсками. И всё это смешалось в кровавую кашу, было сброшено в море, погибло только потому, что фронтом командовал безумец…»
Самодурство Мехлиса допекло в конечном счёте самого Сталина, который хотя и ценил его личную преданность, всё же отстранил провинившегося от должности и понизил в звании аж на две ступени.
Как-то несколькими годами позднее министр здравоохранения СССР Смирнов предложил Сталину, зная о близости к нему Мехлиса, поставить последнего во главе одной из правительственных комиссий. «Кого вы назвали?» – спросил Сталин, приложив руку к уху, делая вид, будто не расслышал. Смирнова удивила эта реакция, поскольку у «отца народов» был прекрасный слух. Он повторил предложение о назначении Мехлиса. И тогда, как вспоминал Смирнов, Сталин захохотал, вытирая слезы. «Да разве Мехлиса можно назначать на созидательные дела? – сказал Сталин. – Вот что-нибудь разрушить, разгромить, уничтожить – для этого он подходит. Вам же нужно положительное решение?»
Нам в начале 1990-х годов тоже архиважно было положительное решение. Но к власти в стране пришли почти сплошь разрушители, и во многом благодаря им мы и находимся сейчас всей страной известно там, где… Неудобно озвучивать это «место».
Так чем же, скажите, Анатолий Борисович Чубайс, действовавший со своей командой из идеологических соображений, лучше Льва Захаровича Мехлиса, точно так же действовавшего из идеологических соображений представителя той системы, которую реформаторы, по их словам, мечтали похоронить? Разницы между ними не заметно никакой.