Страна премудрых пескарей. Очерки истории эпохи — страница 53 из 99

Збигнев Бжезинский ставит мат собственной стране

«Спуск красного флага в Кремле был уже формальностью, за которой было приятно наблюдать».

Збигнев Казимеж Тадеушевич Бжезиньски

Что можно сказать по поводу злобного высказывания одного из ключевых архитекторов американской стратегии времён холодной войны, прозванного «Киссинджером Джимми Картера»?

«Величайшая геополитическая катастрофа XX века» – по выражению Владимира Владимировича Путина – формально случилась потому, что мы сами десятилетиями разваливали страну. С одной стороны – строили, с другой – разваливали. Как в школьной задаче: из трубы А втекает, из трубы Б вытекает.

Вот Сталин: труба А – ликбез, индустриализация, модернизация армии; труба Б – варварская коллективизация, ГУЛАГ, Лысенко, кибернетика, генетика. Хрущёв: труба А – массовое жилищное строительство, демилитаризация – спасение экономики; труба Б – гонения на модернизм во всех видах искусства, безудержное очернение всего сделанного предшественником, управление хозяйством страны наугад. Брежнев: труба А – международная разрядка, объединение планового и рыночного управления, героизация прошлого; труба Б – замена многих собственных разработок и производств импортом, разложение советского и партийного аппарата, широкомасштабная коррупция, апофеоз стратегических просчётов – Афганистан. Про горбачёвские А и Б красноречиво говорит сам Бжезинский: «Говорить о перестройке и гласности было легче, чем ответить на вопрос, что сделать с ленинизмом. Его правление ускорило кончину империи. Он не провёл никаких существенных экономических реформ и, сам того не желая, вытащил на поверхность национальные вопросы. Гласность служила отличным прикрытием для проявления антирусских настроений. Украинский писатель мог, не указывая пальцем на великороссов, назвать Сталина преступником за уничтожение украинской культурной элиты и голодную смерть миллионов украинцев. Прибалты могли собираться, чтобы почтить память жертв сталинских ссылок, и требовать большей автономии, не высказывая категорического осуждения русских. А Горбачёв не мог одновременно говорить о гласности и запретить подобные манифестации». Как видно не только из этой оценки, Горбачёв оказался всего лишь пигмеем, не способным удержать зашатавшегося гиганта.

Но без Ельцина красный флаг всё равно вряд ли выжил бы. Ельцин был не одиночкой. Ельцин в широком смысле – это вся разложившаяся федеральная и региональная верхушка СССР. Им всем стало выгодно разрушение страны, они все при этом «хапнули» кто что мог из общенародной собственности.

Советский Союз строился как единое производство – нечто вроде громадного комбината со множеством цехов, завязанных в единую систему взаимодействий. На любом предприятии есть не только директор, но и множество начальников цехов и служб, бригадиров и прочих управленцев разного уровня. Но подбор всех этих управленцев, выдача им производственных заданий, контроль исполнения – задачи директорские. На театре говорят «короля играет свита», но в жизни свиту отбирает сам король.

При «директоре» Брежневе начальники «цехов и бригад» обогатились настолько, что стали подумывать о новых возможностях вроде превращения казённой собственности, управляемой ими, в частную с легитимным правом её наследования. Отсюда неизбежное мысленное следствие: зачем оставаться бригадиром на большом предприятии – лучше стать самостоятельным директором маленького цеха.

«Обиженный» бригадир Ельцин вообще был готов избавиться даже от «цеха» РСФСР, хотя и выразился аккуратно: «берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить» (с намёком на возможность подавиться при неумеренном аппетите – что и случилось впоследствии в Чечне). Для него главной оказалась возможность сесть в старом директорском кабинете – Кремле. Это, пожалуй, уже патология: обычному русскому человеку трудно даже представить себе, как может такой же русский отказаться от значительной части наследия многих поколений русских. Увы, жажда власти зачастую перерастает в манию и, как всякая мания, искажает представления обо всём мире.

Пятая колонна вызревала в рядах номенклатуры. Взять того же Ельцина. Например, печально известный дом Ипатьева, где в обстановке варварской паники расстреляли отрекшегося императора с семьей, не тронули даже при Сталине. А вот Ельцин холуйски выслужился – снёс. Причём никакой НКВД над ним не висел и ничего подобного не требовал. А через полтора десятка лет сам же Ельцин лил крокодиловы слезы над прахом царской семьи. Типичный советский перевёртыш. И такой перевёртыш возглавил так называемую «новую Россию» (читай: малую), предварительно предав и продав «старую Россию» (читай: великую) – Советский Союз. Злорадство ястреба Бжезинского вполне объяснимо. Непобедимые русские сами сделали то, чего не смогли Наполеон и Гитлер, не говоря уж о всяческих Трумэнах.

Но повторимся: всё началось при Брежневе. Во второй период его правления правящий режим злокачественно переродился.

И Горбачёв вырос тоже не из доброкачественного материала. Вспомним его аферистский «ипатовский метод», когда концентрация сельскохозяйственной техники на одном участке использовалась не только для ускорения работы, но и для маскировки реально используемых площадей и поднятия таким образом отчётных показателей. А уж продовольственная программа и подавно строилась по принципу «за два десятилетия кто-то умрёт – или я, или шах, или ишак». Безусловно, мастер саморекламы. Да и к Андропову – почти всесильному главе госбезопасности – прилепился умело. Как гласит индейская поговорка, из кривых ростков не вырастет прямого дерева.

Однако самым страшным брежневским метастазом стал именно Ельцин. С его появлением в центре летальный исход для больной страны стал практически неотвратим.

Значительная же часть перекосов и болезней брежневской эпохи спровоцирована усилиями того же Бжезинского. Прежде всего – в бытность его помощником по национальной безопасности президента (1977.01.20–1981.01.20) Картера. Говорим «Картер», а на ум кладем Бжезинского. Именно Бжезинский формировал внешнюю политику Картера. Именно Бжезинский сублимировал комплекс польской неполноценности в агрессивные действия США в отношениях с СССР. Именно Бжезинский отказался от политики другого известнейшего стратега Генри Киссинджера – помощника по национальной безопасности президентов Ричарда Никсона (1969.01.20–1974.08.09) и Джеральда Форда (1974.08.09–1977.01.20). Киссинджер предписал избегать идеологических споров, не вмешиваться во внутренние дела советской сверхдержавы, максимально разрядить напряжение между двумя обкладками мирового конденсатора. Картер же – с подачи Бжезинского – с самого начала и до конца своего президентства вмешивался во внутренние советские дела. Он первым из президентов США публично усомнился в законности – соответствии писаному праву – и легитимности – поддержке народом – власти Советов в их родной стране. Он выделил небывало огромные деньги на изрядно к тому времени скомпрометированные радиостанции «Свобода» и «Свободная Европа», утвердил финансирование контрабандной переправки в СССР подрывной литературы. Под предлогом радикального нарушения прав человека использовал экономические санкции. Запустил новые программы вооружения и тайные операции в странах Третьего мира, чтобы противостоять действиям Москвы.

В кардиологии известен синдром, когда единственный кардиомиоцит (клетка сердечной мышцы), давая неверные сигналы, может у вполне здорового во всем организма вызывать тяжелейшие аритмии – зачастую с печальным для организма исходом. Такой клеткой в сердце американской политики оказался польский эмигрант Бжезинский. Патологическую ненависть к русским, построившим к 1960-м годам сверхдержаву, говорящую на равных с Америкой, он выплеснул в шаги американской политики. Руками Картера Бжезинский вновь разжег пожар холодной войны.

Да, советское государство – в лице Брежнева – Суслова – совершило немало бездарных, стратегически провальных, шагов.

Например, линейное мышление советских руководителей экстраполировало успех советского вторжения в Чехословакию в 1968-м году на планирование вторжения в Афганистан в 1979-м году. Но Афганистан – не Чехословакия. Да и само вторжение в Чехословакию было тактическим выигрышем и стратегическим проигрышем советской политики.

Симпатии мирового сообщества к нашему Союзу, пиковые при Сталине (что на нынешний либеральный взгляд выглядит парадоксом) и Хрущёве (во многом благодаря Сергею Павловичу Королёву и Юрию Алексеевичу Гагарину), катастрофически утрачивались при Брежневе. Дмитрий Анатольевич Медведев был неоригинален, сказав, что Муаммар Мухаммадович Каддафи утратил свою легитимность: такие же высказывания Бжезинский готовил для Картера и последующих президентов США.

Тайные операции США в тот период зачастую невозможно отличить от тайных махинаций. Советская авантюра в Афганистане стала возможной не только в силу бездарности многих членов политбюро. Бжезинский нынче с удовольствием вспоминает: США начали финансировать и напрямую снабжать оружием силы, противодействующие тогдашней афганской власти, ещё весной 1979-го. У афганских правителей были несомненно уважительные причины просить советской помощи. Но только после ввода советских войск американская помощь стала открытой. Таким образом у всего мира создалось впечатление: СССР вторгся в мирную страну, и её народ восстал против оккупантов.

Ловушку эту придумал именно Бжезинский (о чём долгие годы «скромно» умалчивал). Он же организовал и явную дезинформацию: мол, афганский руководитель Амин завербован американцами, и те готовятся ввести свои войска в страну. На фоне уже разворачивающейся вооружённой борьбы с правительством «всемогущий» КГБ клюнул на приманку. Бжезинский переиграл Андропова. Афганистан на десятки лет ускорил разрушение Советского Союза.

Причём решающую роль в этом разрушении сыграли не военные усилия нашей страны. Затраты на боевые действия были почти неощутимы на фоне чисто хозяйственных потерь (ск