Надежды же на автоматическое действие рыночных механизмов не оправдались. В развитых странах давно известно: рынок близорук и лишь в редчайших случаях как-то способствует долгосрочным программам с неочевидным исходом.
Отечественная наука и даже общее образование были поставлены на грань выживания. Это грубейший стратегический просчёт. Но уже наметились первые, пока ещё узкие тропинки для выхода из кризиса.
Только с 1989-го по 2004-й год за рубеж у нас уехали порядка 25 тысяч учёных, а ещё около 30 тысяч по сей день работают за границей по временным контрактам. Это не просто 5–6 % общего научного потенциала России. Это наиболее продуктивные учёные самых востребованных специальностей.
Сегодня в российской науке занято – по министерским данным – менее 4/10 от уровня 1990-х годов.
Среди причин оттока кадров из России называют: низкий уровень оплаты труда, необеспеченность материально-технической и приборной базы, низкий престиж статуса учёного. Но главная беда не в скудном финансировании. Губительна прежде всего «невостребованность результатов фундаментальных и прикладных исследований экономикой».
Лауреат Нобелевской премии Жорес Алфёров утверждает: при нынешнем сырьевом уклоне российской экономики, без надежды на инновационное развитие, чуть ли не половина одарённых старшекурсников естественнонаучных и технических факультетов уходит в бизнес.
Мы считаем: проблему миграции учёных невозможно решить без мощных научных центров. Причём не только исследовательских, а в первую очередь крупных, научно-производственных. Спасительной идеей лично мне видится глобальный проект, способный – как в своё время ядерный и космический – аккумулировать и воспитать кадры. А может, и вернуть кого-то из-за рубежа. Участвовать в нём, кроме России, могли бы, например, Белоруссия и Казахстан. Мы уже передали людям, от чьей воли зависит судьба страны, конкретные предложения на сей счёт.
Четвёртого октября 1957 года Советский Союз первым вывел в космос искусственный спутник Земли. Весом больше 83 килограммов. Раз в десять тяжелее американских проектов. Мы доказали: наши ракеты несравненно мощнее и боевых грузов при необходимости поднимут больше. Для всего американского общества это был настоящий шок. Встала задача – прорваться в космос любой ценой. И цену заплатили действительно немалую.
Прежде всего выделили громадные деньги конструкторскому бюро Вернера фон Брауна. Создатель немецких боевых ракет Фау-2 после войны захвачен американской спецгруппой по отлову учёных. Но после того, как он сообщил обо всех тонкостях устройства Фау, оказался не у дел. Работал, конечно. Проектировал. Но денег ему давали немного – только чтобы не захотел покинуть страну. После запуска советского спутника фон Браун получил возможность работать в полную силу. Уже к середине следующего года его ракета вывела в космос первый американский спутник. Размером и весом, правда, с большой апельсин. До серьёзных и полезных грузов американским конструкторам пришлось ещё пару лет работать.
Чтобы эту работу впредь было кому вести, в Штатах радикально пересмотрели содержание всей системы образования. Структуру преподавания естественных наук практически полностью скопировали с нашей советской средней школы той эпохи.
Школа со строгой дисциплиной в США – большая редкость, а потому удовольствие необычайно дорогое. Платить готовы только те, кто хорошо понимает: без первоклассного образования пробиться в верхние слои общества тяжело, а удержаться на высоте и вовсе почти невозможно.
В 1969-м году инженеры, учившиеся в реформированных институтах, посадили на Луне космический корабль с людьми. А в 1981-м инженеры, учившиеся в реформированных школах, подняли в космос корабль многоразового пользования…
Теперь догонять надо нам.
А для этого мало обновить приборный парк и оборудование, внедрить самые современные информационные системы. Главное – специалисты! Сталин – при всех бесспорных прегрешениях последний советский лидер со стратегическим мышлением – не зря говаривал: «Кадры решают всё!»
А для их восстановления России может просто не хватить даже самых самоотверженных усилий нескольких поколений учителей, если продолжать в том же духе – духе пресловутого ЕГЭ.
Есть кем взять
Ещё Николай I Павлович Романов объяснил, почему откладывает (а то и вовсе отменяет) давно и явно необходимые реформы вроде упразднения крепостного права, жалобой «некем взять» – то есть нет (по меньшей мере в поле зрения) людей, способных сделать задуманное им дело. Правда, Николай Павлович изыскал способы существенно сократить сферу применения того же крепостного права (к концу его царствования оно охватывало примерно 4/10 населения империи), но до полной отмены дело так и не дошло. Тем не менее после его смерти его сын и наследник Александр II, невзирая на то, что «некем взять», довольно быстро сформировал собственную команду, осуществившую все необходимые преобразования. Правда, по ходу работы ему самому приходилось очень часто давить не только на дворянство в целом, но даже на эту команду, то и дело присоединяясь к мнению меньшинства на совещаниях. Но в конечном счёте дело ему удалось. Хотя, конечно, не лучшим образом: к конкретному формату реформы есть множество серьёзных претензий (так, в Пруссии, решавшей ту же задачу незадолго – по историческим меркам – до нас, результат вышел – по мнению и российских дворян, и разночинных критиков нашей реформы – куда лучше). Но стоило проявить волю и всерьёз поставить задачу – и люди для её решения нашлись.
Похоже, и сейчас жалоба «некем взять» – скорее следствие известного правила «кто хочет сделать – ищет способ, кто не хочет делать – ищет причину».
В частности, сейчас многие полагают: заменить экономический блок правительства, насквозь поражённый злокачественным либертарианством (верой в благотворность неограниченной экономической свободы личности без оглядки на общество), некем. Например, Евгений Максимович Примаков, выводивший Российскую Федерацию из провала после дефолта 1998.08.17, порождённого теми же либертарианцами, что сейчас вновь правят нашей экономикой, и его ближайший сподвижник в этом геркулесовом деле Юрий Дмитриевич Маслюков уже ушли из жизни.
Более того, известный критик либертарианства экономист Михаил Леонидович Хазин не раз говорил: на федеральном уровне российской власти уже просто не осталось никого, кроме правоверных адептов этой религии – всех остальных (в том числе самого Хазина) с этого уровня давным-давно вытолкали. Поэтому, на его взгляд, переход к иной экономической концепции обернётся резким и довольно долгим – пока новые люди не наберут нужный опыт аппаратной работы – провалом работы правительства.
По нашему опыту политического консультирования (один из нас бывал даже советником главы правительства РФ, а одного из вице-премьеров консультировали мы оба), для правильного составления и согласования документов правительственного уровня действительно нужно хорошо знать структуру и самого аппарата управления, и управляемого им хозяйства, да ещё и иметь немалый навык движения внутри этой структуры. Поэтому мы в целом разделяем опасения Хазина. Но, по счастью, российская власть не исчерпывается федеральным уровнем. Есть ещё очень большой региональный аппарат. Он значительно ближе к практической деятельности – поэтому в заметно меньшей степени заражён либертарианством.
Более того, многие ветераны ещё вполне дееспособны. Например, Виктор Владимирович Геращенко (1937.12.21) – единственный трижды главный банкир страны (он возглавлял Государственный банк СССР 1989.08.03–1991.09.10, Центральный банк РФ 1992.07.17–1994.10.18 и 1998.09.11–2002.03.20) – способен, судя по всему, если не занять этот пост вновь, то по меньшей мере дать множество – вряд ли либеральных, но несомненно полезных – советов тем, кто начнёт осваиваться на столь значимом посту.
Когда будет поставлена задача отхода от либеральной религии (веры в благотворность неограниченной свободы личности во всех отношениях без всякой оглядки на общество, а то и с отрицанием понятия общества), люди, способные решать подобные задачи, найдутся достаточно быстро. Но вот когда эта задача будет поставлена – зависит от такого множества факторов, что далеко не все их удаётся хотя бы запомнить – не говоря о том, чтобы учесть.
Но можно уверенно сказать – пока мы не избавимся от либеральной религии, в конце тоннеля будет виден свет разве что встречного паровоза.
Два представления о сверхдержаве
В ходе очередной гражданской войны в Римской Республике предводитель одной из противоборствующих сторон Гней Гнеевич Помпей по прозвищу Магн – Великий – провозгласил: «Кто не со мною, тот против меня». В ответ его противник Гай Гаевич Юлий по прозвищу Цезарь – вероятнее всего, от городка Цере, где жили несколько поколений этой ветви рода Юлиев – заявил: «Кто не против меня, тот со мною». История сохранила результат: основная масса граждан республики воздержалась от поддержки Помпея, Юлий разгромил его и стал первым пожизненным императором – повелителем. Правда, жизнь его после победы продлилась всего около четырёх лет – его убили заговорщики, приверженные республиканской традиции максимально частой замены всех руководителей. Но это уже никак не связано с судьбой Помпея.
Уже не раз говорилось о двух качественно разных видах империй – колониальной и континентальной – и о том, что основная часть ключевых недостатков империй колониальных (таких, как Британия, Франция или в несколько усовершенствованной версии США) не имеет места в империях континентальных (из коих несомненно ярчайшая – Россия, а максимально полное воплощение идеала континентальной империи – часть истории России, именуемая Советский Союз). Но есть и многие другие качественно разные вещи, обозначаемые одними и теми же терминами. В частности, именно таков термин «сверхдержава». Есть по меньшей мере два известных мне понимания этого термина.
В советское время было принято говорить: сверхдержава – такое государство, которому никакое другое государство не может навязать свою волю. А другая несомненная сверхдержава – Соединённые Штаты Америки – по сей день руководствуется директивой своего Совета национальной безопасности, принятой где-то на рубеже 1950–60-х годов. В этой директиве перед этой державой поставлена цель – добиться, чтобы в мире не было каких бы то ни было государств или межгосударственных структур, которым она не может навязать свою волю.