Ещё один провал Бжезинского случился в бытность его советником по национальной безопасности президента Джэймса Эрла Джэймс-Эрловича Картера. Совместными трудами они проиграли одного из ключевых союзников – Иран.
Курс США на тесный союз с Ираном исходил из трезвого расчёта. Иран не только был мощной опорой стабильности в регионе и противостоял возможной советской экспансии на Юг. Это был ещё и очаг вестернизации. Увы, режим шаха Пехлеви насаждал западные ценности так усердно, что довольно скоро добились прямо противоположного результата.
1978-й год семьи президента США и шаха (1941.09.26–1979.02.11) Ирана Мухаммеда Резаича Пехлеви[57] (1919.10.26–1980.07.27) встречали вместе. Американский президент рассыпался в комплиментах. Он назвал Иран надёжным островком стабильности в одном из самых горячих регионов мира, а руководителя страны – гарантом стабильности. Он восхитился уважением, с которым народ Ирана относится к своему монарху. И всё это – в тот самый момент, когда из-под шаха стала с небывалой скоростью уходить почва.
В аппарате Бжезинского и во всём Совете по национальной безопасности не было сколько-нибудь серьёзных специалистов по Ирану. Разведка, обязанная поставлять исходные данные для Вашингтона, жаловалась: там хотят слышать благостные вести, а не реальные сведения. В итоге руководство США даже не предполагало, что установленным шахом проамериканским порядкам приходит конец. В конце сентября 1978-го американская военная разведка докладывала: в ближайшие десятилетия шах останется у власти. В обоснование приводился удивительный по интеллектуальной мощи аргумент: в прошлом шах преодолевал серьёзные кризисы. Замечательный пример линейного мышления людей, обязанных распознавать подноготную – а не фасад! – власти.
Вдобавок до американских разведчиков не дошёл поставленный французскими врачами ещё в середине 1970-х диагноз шаха: лейкемия. Онкологические заболевания не способствуют не только долголетию, но и разумности поведения. А без неё на такой руководящей высоте – никуда.
По советам американских специалистов шах развернул широкомасштабную программу либерализации. В частности, предоставил практически полную свободу университетам. Поразительная параллель с Горбачёвым, политически либерализовавшим страну на фоне нарастающего хаоса в экономике и порождённой ею нестабильности в обществе. Впрочем, Горбачёв вряд ли способен усваивать хоть какие-то уроки: он, судя по его сегодняшним политическим высказываниям, и на своих ошибках не учится, не говоря уж о чужих. Понятно, результаты реформаторства у шаха и Горбачёва оказались очень схожи.
Другие американские советники требовали ужесточить меры: провести репрессии, подключить армию. Был даже план проведения военного переворота. Это вносило ещё больше сумятицы в принятие решений по непрерывно усложняющейся обстановке. А её было кому накалять до предела.
Блестящий пропагандист и религиозный фанатик, люто ненавидящий Америку, аятолла (в переводе с арабского – Откровение Бога; в шиитской ветке ислама – высший богословский авторитет) Рухолла Мусави Сейид-Мустафич Хомейни (1902.09.24–1989.06.03) сумел стать харизматической и демонической фигурой. За ним, как за знаменем, устремилось дезорганизованное население Ирана. В то же время в New York Times – рупоре демократической партии, куда входят Бжезинский и Картер – появилась удивительная статья о терпимости Хомейни, «прогрессивных» взглядах его команды. Похоже, в американском истеблишменте распространилась молва, что крах шахского режима – невелика беда для Америки.
Вот так под мудрым руководством Бжезинского Иран ушёл из объятий США. Не только одним источником нефти в американской зоне влияния стало меньше. Появилось государство, способное дестабилизировать едва ли не весь юг Азии, включая и арабский мир: арабы с иранцами враждуют уже полтора тысячелетия. Великий стратег Бжезинский создал стратегическое препятствие всем дальнейшим американским планам на Ближнем Востоке.
Рассмотрим ещё один эпизод совмещения экономической и политической дестабилизации.
В марте 2012-го года появилось сообщение об очередном раунде нефтестратегической войны. На сей раз Саудовская Аравия применила против Исламской Республики Иран то же оружие, какое в сговоре с Соединёнными Штатами Америки употребила против Союза Советских Социалистических Республик.
Иран в предвидении американской агрессии (её возможность не отменило даже международное урегулирование иранской ядерной программы) при малейшей возможности запасается главным в любой войне оружием – деньгами[58]. Для этого он всеми доступными средствами добивается подорожания нефти. Саудовская Аравия – якобы ради успокоения потребителей – сообщила, что не только намерена в ближайшее время нарастить добычу и экспорт нефти, но и увеличивает масштабы геологоразведки. В этот момент нефть стандартного сорта Brent (по месторождению в Северном море, открытом в 1970-м году и состоящему из горизонтов Broom, Rannoch, Etive, Ness и Tarbert) была дороже $125 за баррель – наивысший с 2008-го года уровень. Цель Саудовской Аравии, по словам западных чиновников, – снизить цены до $100 за баррель. Эту позицию могли поддержать и другие страны ОПЕК. Например, власти Кувейта тоже готовы компенсировать нехватку нефти на рынке.
Итак, в начале третьего тысячелетия углеводороды столь же слиты с политикой, как и в конце второго. Но теперь страна, претендующая на полное главенство в исламском мире, применяет «нефтяное» оружие не против страны неверных (в этом смысле наш отказ от коммунизма и атеизма ничего не изменил: крайние исламисты считают Россию, где большинство верующих составляют христиане, по-прежнему «страной язычников»), а против оплота сестринской конфессии (да вдобавок и сотрудничает с христианскими Соединёнными Штатами Америки), дабы устроить шиитам – отступникам с суннитской (а тем более с ваххабитской: Саудовская Аравия официально исповедует именно эту экстремистскую ветвь суннизма) точки зрения – Варфоломеевскую ночь.
Уже на ранней стадии своего существования – в VIII–IV веках – ислам испытал раскол. Политические мотивы – конкуренция различных претендентов на главенство – дополнились теократическими – претензиями на духовное наследование творцу новой веры Мухаммаду. В результате от основной ветви – сунны (в переводе – пути), опирающейся исключительно на текст Корана и описание деяний самого пророка – отделилась шия (в переводе – фракция), считающая Али – двоюродного брата пророка, четвёртого (и последнего несомненно вполне праведного) предводителя всех правоверных – равным самому пророку в качестве источника указаний праведности, а его потомков единственными бесспорными вождями всего ислама. Сейчас шиитов около 100 миллионов – примерно десятая доля всех мусульман.
Оплотом суннитов считается Саудовская Аравия, шиитов – Иран. Напряжённость между этими державами не спадала даже при последнем (пока) шахе Мохаммеде Резаиче Пехлеви, когда в Иране господствовал вроде бы абсолютно светский режим. Это и не удивительно: арабы стали заметными конкурентами иранцев ещё до появления ислама, и само формирование новой религии в какой-то мере связано с напряжённостью противостояния. С тех пор оба народа не раз сталкивались в войнах.
Не исключено, что и нынешняя война перейдёт из экономической формы в прямое вооруженное столкновение. Иран давно пообещал ответить на возможное американское нападение ударом по арабским – прежде всего саудовским – нефтепромыслам. А многие военные специалисты сочли возможным пролёт через саудовское воздушное пространство израильских самолётов для удара по иранским ядерным объектам. От этого религиозная рознь никого не удержит: в средневековой Европе католики с протестантами охотно призывали на помощь мусульман и в распрях между собою, и против православных.
Для нас же в данном случае особенно важно очередное напоминание: мировой нефтяной рынок столь нестабилен, что на его конъюнктуре невозможно строить стратегические планы, да и тактические ходы могут в любой момент наткнуться на непреодолимое препятствие.
Воссоединение необходимоПерекроенную страну пора сшивать заново
Нынешняя политика постсоветских республик изобилует причитаниями о пагубности советской эпохи, о необходимости покончить с её последствиями.
Даже если официальная власть не настаивает публично на полном неприятии советского прошлого, найдутся желающие высказаться на сей счёт от имени – хотя и не всегда по поручению – всего народа. Так, лозунг «Смаленск – Бяларусь» всё ещё встречается на форумах соответствующей тематики в Интернете.
Разве что Литва почти не отметилась ни политическими претензиями, ни экономическими. Там дали гражданство «по умолчанию» всем жившим в республике к моменту провозглашения независимости, не требуют (в отличие от соседней Латвии) многомиллиардной компенсации за «советскую оккупацию», не желают изъять соседские земли… На редкость наглядная иллюстрация правила «живя в стеклянном доме, не швыряйся камнями в соседа». Главный литовский порт – Клайпеда – некогда был прусским Мемелем и даже упоминался в государственном гимне: «от Мааса до Мемеля, от Эча до Бельта Германия превыше всего в мире». Литовские политики знают: в марте 1939-го – по первому же требованию Гитлера к независимой тогда Литве – порт, отошедший под литовский контроль по итогам Первой Мировой, был возвращен Германии. Только благодаря пребыванию в СССР Литва вновь получила порт по итогам Второй Мировой – и вряд ли горит желанием пересматривать эти итоги.
Увы, другие республики не столь благоразумны. Просто требуют пересмотра лишь той части советских деяний, кои нынешним властям не по нраву. И деликатно забывают обо всём прочем. Скажем, границы Украины на момент провозглашения её независимости целиком – от Керчи до Хутора Михайловского, от Харькова до Ужгорода – сформированы исключительно решениями советских правителей.