«Это сократит твое странствие. — Он открутил металлический набалдашник, потряс, и на ладонь ему выпал розоватый кристалл. — Это мимас, восприимчивый к твоей нервной системе. Лучше всего действует на пустой желудок. Так что если проголодаешься, не ешь, а разбавь несколько капель этого вот бальзама в кружке воды. — Он подал Найлу металлическую фляжку в сеточке-оплетке. Фляжка удобно легла в карман туники, почти не оттопырив его. — Вот тогда и оценишь его по достоинству. Только на полный желудок принимать не надо: стошнит».
Найл, поблагодарив, осмотрел подношение. Посох был сделан так искусно, что между набалдашником и палкой не углядеть никакого зазора. Что же касается фляжки, то даже не верилось, что она изготовлена ручищами тролля: настолько тонкая работа.
Закинув на плечи суму, Найл еще раз поблагодарил хозяйку. Он успел за недолгое время знакомства проникнуться к ней искреннейшей симпатией. Теплота и жизненность этой здоровячки напоминали о Мерлью, но без раздражающего эгоизма последней. Пожалуй, если б найти такую женщину среди людей, то и нынешним отношением к супружеству можно было бы поступиться. Когда Найл снизу вверх протянул ей для пожатия руку, она, подхватив его как ребенка, притиснула к полной груди и поцеловала — вот это да!
Вместе с детьми она, стоя на пороге жилища, прощально махала рукой. Старик проводил гостей до лестницы и напутствовал, как понял Найл, благословляющим жестом. Дальше тролль-хозяин по ходам вывел гостей наружу. Приятно было, что капитан на этот раз прошел через кварцевый барьер совершенно не колеблясь.
Погода снаружи стояла откровенно угрюмая. Холодный северный ветер гнал перед собой месиво тумана и мелкого дождя. Найл обернулся помахать на прощанье троллю, но тот, как видно, уже скрылся у себя в подземелье. Хотя нет; легкое мерцание камней выдавало, что он просто сделался невидимым; ненастная погода была этому только в помощь.
Найл плотнее закутался в плащ и набросил капюшон — хорошо, что водонепроницаемый. Пауку с его хитиновыми латами сносить непогоду было, пожалуй, легче.
Как и ожидалось, путь вверх по долине был нелегок. Особенно досаждала предательская неровность земли и обилие валунов, поминутно приходилось то огибать, то перелазить. Через полмили колени уже были расцарапаны в кровь, а на ладони появилась ссадина от резкого, плашмя, падения. Даже пауку с его проворной гибкой поступью дорога давалась хлопотно.
Вокруг стояла глухая тишина, прерываемая разве что отдаленным блеянием овец; вязкий влажный туман словно окутывал все звуки ватой. Горы в сероватых клубах пара были фактически неразличимы. Что ж, по крайней мере, лазутчики-птицы Магу сейчас не подмога; приближение человека и паука в такую непогодь явно пройдет незамеченным.
Как хорошо, что есть теперь посох: хотя бы лишний раз не запнуться.
Этот выматывающий отрезок пути продолжался мили две и занял час с лишним. Впереди на высокий отлог шла глинистая тропа в отметинах копыт. Идти по ней надо было согнувшись в три погибели, чтобы ненароком не соскользнуть. Наконец, где-то через четверть мили, рельеф выровнялся настолько, что стало возможным распрямиться и перевести дух. Ненадолго туман развеялся, впереди проглянула величавая, как твердыня, громада Сколлена. Сейчас бы сесть и дать отдых натруженным ногам, да вот беда: вокруг ничего, кроме мокрой, разметанной ветром травы. Так что лучше переть не останавливаясь.
Найл порядком распарился и был не прочь остудиться, скинуть капюшон, а то и распахнуть плащ. Впрочем, лучше не надо: минута-другая, и можно промокнуть. Хорошо капитану: ишь как ему ворс покрыло прохладными каплями, идет весь в серебре.
Мысли бродили, и невольно вспомнилось, как они с пауком застряли в пещере. Получается, если бы их случайно не нашли, они бы сидели там до сих пор… Найл, внутренне вздрогнув, зашагал с утроенной силой; усталость как рукой сняло. Вот что значит мысль о возможном несчастье: иной раз она действует как эдакий пинок бодрости,
Через час дождь перестал и сквозь взвесь тумана пробилось солнце. Вода, стекая по шее, вымочила перед тупики, так что приятно было распахнуть плащ и подставить себя для сушки ветру, пусть даже и кусачему. Дорога сейчас тянулась параллельно каменистому долу; скотная тропа вела к восточному склону Сколлена. Молодчина тролль, хорошо посоветовал: тропа гуляла вверх и вниз, то и дело загораживаясь кустами, отчего путники открывались возможному взгляду не в пример реже, чем если бы шли по выбранному Найлом маршруту вдоль реки посреди долины.
Утро понемногу распогодилось. Сев на пологом откосе, Найл свернул плащ и упихал его в суму. Добрый глоток искристой воды, и наступившее блаженство дало понять, как все-таки угнетающе сказывается на настрое заунывный дождь с ветром.
Капитан, нежась на солнышке, неожиданно заметил: «А вон и твой приятель». Спикировав с небольшой высоты, в десятке метров опустилась птица. Глянь-ка: и вправду он, ворон. Встреча со старым знакомым искренне радовала: Найл уже привык к своему «опекуну» и втайне огорчался от мысли, что они расстались. Вынув из сумы корж, он отломил половину и кинул птице. Не мешало бы и перекусить, но Найл вспомнил совет тролля принять на голодный желудок несколько капель бальзама. Впрочем, он тут же из любопытства заглянул в преподнесенный тролльчихой полотняный сверток. Там были ломти хлеба, кусок круглого красноватого сыра и несколько большущих редисок; да, и еще кус сырой ветчины с косточкой — видно, для капитана. Паук с удовольствием принял угощение и сжевал его, держа за косточку, тут же у дороги — судя по всему, компания Найла, да и вообще соседство с людьми его уже нисколько не стесняли.
Найл тоже поел и минут через двадцать, когда усталость пошла на убыль, перевел внимание на ум птицы, направив ее в воздух. Ворон, восторженно слившись с сознанием человека, взмыл на добрую четверть мили, отчего взгляду по левую руку открылась центральная равнина с быстрой рекой и странно изогнутыми заснеженными пиками впереди. Ветер высоты был льдистым, пронизывающим. В сравнении с теми вершинами Сколлен смотрелся не так живописно — обтрепанный ветром погасший вулкан, в высоту метров триста.
Пока птица реяла, Найл, пользуясь возможностью, прикинул, можно ли где-нибудь поблизости от горы остановиться на ночлег. Однако предгорье было на редкость неприглядное, не сказать безжизненное; примерно через милю начинался пологий отрог. Видимо, так и придется махать до самого Сколлена, отстоящего сейчас на пару десятков миль — считай, что четыре часа ходкого шага. До полудня еще по меньшей мере пара часов, так что есть хороший шанс к вечеру быть у подножия.
Через полчаса уверенность поколебалась. Подъем набирал крутизну, а трава сменилась причудливыми напластованиями голого камня — видимо, подвергшаяся эрозии лава; даже твердый на ногу капитан раз-другой успел здесь оступиться. Кроме того, доносился еще и слабый запах чего-то вроде горящего кокса, какой бросают для обогрева на жаровню ночные сторожа, коротая в своих клетушках часы дежурства.
Когда, застряв в трещине, с ноги сорвалась сандалия, Найл, чтобы ее вытянуть, присел на камень. Тот оказался ребристым и въелся в бедра, так что пришлось поерзать в поиске более удобной точки опоры. Одновременно Найл смотрел на скопившуюся внизу лужу. Что странно, из воды поднимались пузырьки с сернистым запахом. В эту минуту Найлу с неожиданной четкостью вспомнился сон, виденный в пещере хамелеонов: как он пялится в трещину, очень похожую на эту, и чувствует такое же неудобство от острой грани, на которой сидит, а из щели исходит приторный запах вроде жженой карамели.
Это длилось буквально мгновение, но все равно он испытал что-то удивительно приятное.
В животе заурчало. Определенно пора перекусить — или попробовать бальзама, что дал тролль. Открутив крышку размером с чашечку, Найл капнул туда чуть-чуть пахнущего лекарством бальзама и долил сверху водой. На вкус эта микстура оказалась удивительно горькой, по Найл, поморщась, все равно выпил. Желудок немедленно скрутило судорогой; подумалось даже, что сейчас вырвет. Но вот тошнота отступила, и на смену ей пришло облегчение.
Минуту спустя, вставая, Найл с удивлением ощутил, Что утомление сошло на нет. А нагнувшись за посохом, удивился еще сильнее: по телу разлилась искристая волна энергии. Причем исходила она не от посоха, а, похоже, из самой земли; палка служила как будто проводником. Нечто подобное он ощущал в хрустальной пещере, но сейчас это было гораздо явственней. Вспомнилась электрическая штуковина, которой балуется ребятня в городе жуков: два металлических цилиндра и примитивный генератор. Один вращает ручку, а другой держит цилиндры, и его легонько бьет электрическим разрядом; ощущается что-то вроде жужжащей вибрации в руках. Сейчас же через Найла текла сила самой Земли. Природа у нее была иная, но ощущение во многом схожее.
Его неожиданно заполонила необычайная рьяная бодрость. Пять минут назад вид этого унылого взгорья угнетал, теперь же он казался до странности интересным, как и все это необычное, насыщенное событиями путешествие. Даже студеный горный ветер показался не более чем весенним дуновением.
Уловивший в спутнике перемену настроения капитан поглядел с любопытством.
«Не знаю почему, но эта палка наполняет меня энергией, — сказал Найл. — Вот попробуй».
Паук зацепил когтем посох, но тут же выронил.
«Мне неприятно».
До Найла дошло: кристалл в посохе настроен под его собственные, человеческие вибрации, у паука же ощущения могли быть совершенно иные: попробуйте-ка сами взять и превратиться в паука.
Способность пополнять на протяжении пути запас энергии несказанно радовала. Более всего удивляло то, что энергия эта здесь повсюду, неисчерпаемая как воздух: иди себе и вдыхай.
Странно, но и голод отпустил; очевидно, источником питания тоже служила энергия.
Бодрость была такая, будто в путь они вышли только что. Убыстрился и шаг — капитану даже не приходилось теперь притормаживать. Найла буквально подхлестывало; не сорваться бы на трусцу.