Нет, она верила, что жизнь скоро наладится. А вот друзья Беркутова, с которыми она иногда встречалась на загородной квартире мужа, не очень нравились ей.
Однажды в вагоне пригородного поезда она обратила внимание на сидевшего неподалеку мужчину во френче со следами споротых петлиц.
Он был, видимо, немного навеселе и дремал, опустив лысую голову и широко расставив ноги в высоких хромовых сапогах. На остановках он просыпался, удивленно поглядывал на немногочисленных пассажиров, укоризненно покачивал головой и засыпал снова.
Но вот уже показались огоньки пригородной станции. Ася вышла в тамбур, и вслед за нею направился ее попутчик. Внимательно поглядев на молодую женщину, он протянул ей руку и громко сказал:
— Вы — Ася Прозоровская!
Ася удивленно посмотрела на него, а он, как ни в чем не бывало, улыбнулся и спокойно сказал:
— Наконец-то довелось встретиться.
— Я не привыкла так знакомиться…
— А вы не сердитесь: вашу фотографию мне не раз показывал Беркутов.
— Вы Георгия Николаевича знаете?
— Конечно! Старый его товарищ по гражданской войне. Вместе из одного котелка кашу ели, одной шинелью накрывались, одним шилом брились, от одного костра дымом грелись… Неужели он вам обо мне никогда не говорил? Ведь я — Гай, Родион Гай…
— Нет, ни разу вас не вспоминал.
— Узнаю Жоржика, — укоризненно заметил Гай. — Не любит он даже друзей впутывать в свою семейную жизнь. Но я его перехитрил: сам с вами познакомился…
Они шли по плохо освещенным пустынным улицам пригорода, и Гай, ехидно посмеиваясь, говорил, что Беркутов встретит его нелюбезно.
— Очень недоволен будет, что я с вами познакомился. Но вы не волнуйтесь: у меня одно заветное слово есть, оно его сразу смиряет.
Все вышло так, как он предсказывал. Беркутов не мог скрыть своего раздражения, когда увидел, что вслед за Асей входит в комнату улыбающийся Гай. Но стоило Гаю шепнуть несколько слов на ухо Беркутову, и тот сразу же успокоился.
— Садись, садись, — сказал Беркутов Асе, — отдохни немного с дороги. А мне придется заняться хозяйством: надо подумать об угощении.
— Какое там особенное угощение! — снисходительно сказал Гай. — Ты ведь знаешь, Жоржик, что я — человек неприхотливый. Поставь водчонки да отрежь ломоть черного хлеба — вот и все, что мне нужно.
Беркутов приколол кнопками к письменному столу газету, достал из буфета водку, буханку хлеба, колбасу, стаканы, а для Аси вскипятил чай и открыл банку с вареньем. Все уселись рядышком на широком диване с деревянной спинкой.
Гай пил весело, большими глотками, покрякивал, вздыхал и, выпив, опрокидывал стакан.
— Надо убедиться, что все до последней капли вылакал, — говорил он, не без лихости поглядывая на свою соседку.
Беркутов пил неохотно, маленькими рюмочками, которые Гай презрительно называл наперстками.
Выпив, Гай стал разговорчивым и тотчас начал вспоминать о своих похождениях в годы гражданской войны.
— Я вам такую историю расскажу, что кровь в жилах похолодеет. Хотите узнать, как я получил удостоверение о собственной смерти? Да зачем рассказывать? Я вам сейчас же могу это знаменитое удостоверение показать.
Он протянул Асе потертую на сгибах бумажку, захватанную грязными пальцами, — очевидно, не раз давал он этот документ новым знакомым, еще ничего не слышавшим о давних подвигах Гая.
Одесский военный комиссариат подтверждал, что Гай Родион Родионович в годы гражданской войны был расстрелян белыми под Одессой.
— Интересная бумажонка? — спросил Гай, когда Ася вернула ему похоронную.
— Не знаю, — недоуменно ответила она. — Что здесь интересного? Ведь в годы гражданской войны белые расстреливали немало честных людей.
— Не поняли вы самой сути, — обиделся Гай. — Ведь удостоверение это выдано мне!
— Но вы-то живы?
— Верно. Но не погиб только потому, что недострелян.
Он рассказал длинную историю о том, как попал в плен к белым, когда находился с товарищами в разведке, как оказался в рядах приговоренных к расстрелу командиров и политработников, как упал без сознания, раненный в грудь, как очнулся на морозном рассвете…
— Расстреляли они нас в поле, да так и бросили, не зарыв. Оттого я и жив остался. Пополз по снегу, добрался до деревеньки, там меня укрывали крестьяне до той поры, пока не поправился. А к Одессе тем временем опять Красная Армия подошла. Вернулся я в свою часть, а мне документ этот самый показывают: хотели его моей матери отправить. Вот я его на память и сохранил…
Что-то неискреннее почуялось Асе в словах Гая, но ничем она не обнаружила своего недоверия. А он продолжал рассказывать о прошлом и сообщал о себе немало занятного. Беркутов слушал невнимательно, часто позевывал, и чувствовалось по всему, что уже не в первый раз слышит он эти россказни.
— Скучно? — обиделся Гай, когда Беркутов зевнул снова.
— Нет, почему же, — извиняющимся тоном ответил Беркутов. — Но ведь ты не для того же сюда приехал, чтобы мне сказки рассказывать. Наверно, деньги нужны?
— Да, деньжонки мне не помешали бы…
— Сейчас у меня немного о собой. Завтра заходи в институт, там достану.
— Ладно. Дашь завтра. Но мне не только деньги нужны.
— А что же еще? — беспокойно спросил Беркутов.
— Заходил вчера к тебе на работу, разговорился с секретаршей и узнал, что у вас есть вакансии…
— Научной работой захотел заняться? — не выдержав, усмехнулся Беркутов.
— В академики, как ты, не лезу, — обиделся Гай. — Мне бы нужно местечко попроще. Например, завхоза.
— У нас уже есть кандидат на эту должность.
— Глупости, — бесцеремонно заявил Гай. — Ты ему откажешь — и все.
— Директор с ним уже сговорился.
— Дронов? — удивился Гай. — Ну, дружок, меня провести не так-то легко. Сам ты признавался, что директор — пешка в твоих руках и ты им вертишь как хочешь…
Беркутов был явно недоволен тем, что разговор происходит в присутствии Аси, и спросил жену:
— Не хочешь спать?
— Нет, я еще посижу с вами, — сказала Ася.
— Незачем тебе слушать наши разговоры, — раздраженно заметил Беркутов. — Мы и без тебя обо всем дотолкуемся.
Ася обиделась:
— Конечно, если я тебе мешаю…
— Да, мешаешь.
Ася поднялась из-за стола, протянула на прощание руку Гаю и, не глядя на мужа, вышла из комнаты.
В темной спальне, не зажигая огня, села она возле окна, приложила руку к холодному стеклу и долго размышляла о причине, побудившей Беркутова так бесцеремонно потребовать, чтобы она не присутствовала при беседе с Гаем.
Долго сидела Ася у окна, а разговор в соседней комнате становился все тягостней. Беркутов старался говорить тихо, и ни одного его слова нельзя было разобрать, зато Гай не стеснялся, и порой удавалось Асе расслышать ядовитые замечания гостя, как видно, не очень довольного своим старым приятелем.
Но вот и Беркутов заговорил громко.
— Чего же ты хочешь от меня в конце концов? — спросил он.
— Всего, — усмехаясь, ответил Гай.
После короткого молчания Беркутов крикнул:
— Хорошо. Приходи завтра в институт. Все оформлю. А сейчас — уходи.
— Из дому гонишь? — обидевшись, крикнул Гай.
— Сам понимаешь, из-за тебя придется теперь объясняться с женой.
— А зачем ее прогнал?
Беркутов снова заговорил шепотом, и дальше уже ни одного слова из разговора нельзя было разобрать. Но вот загремели болты, заскрипели замки и послышались шаги Беркутова.
Не раздеваясь, легла Ася на кровать и вскоре заснула.
Утром она удивилась, что мужа в спальне нет. Поднявшись с кровати, она вышла в соседнюю комнату. Беркутов спал сидя, положив локти на стол. Он тихонько всхрапывал и бормотал во сне. Шаги жены разбудили его. Он испуганно оглянулся, передернул плечами и примирительно сказал:
— Прости мне вчерашнюю горячность.
— По-моему, ты не горячился. Просто нагрубил.
— И грубость прости.
— Дело не только в этом. Почему тебе не хотелось, чтобы я присутствовала при твоем разговоре с Гаем?
— Когда люди долго знакомы, в их отношениях бывает немало трудного.
— Но это не значит, что нужно что-то скрывать от жены.
Беркутов молчал.
— Не очень гостеприимно ты меня встретил. А теперь мне пора собираться в город.
— Останься, Асенька, — стал упрашивать Беркутов, не двигаясь с места.
— Останусь, если пообещаешь не принимать на работу в институт этого лживого человека. Он слишком много о себе говорит, и потому я не верю рассказам о его подвигах.
— Но он же был пьян, а выпивший человек любит прихвастнуть. Кроме того, контужен в гражданскую войну, а у контуженых иногда все мешается в голове.
— Зачем же тебе брать его на работу?
— Как бы тебе объяснить, — нахмурился Беркутов. Но вдруг, махнув рукой, весело проговорил, подходя к Асе: — Не сердись на меня. Честное слово, такое больше не повторится. Сам не понимаю, что со мной вчера приключилось. Просто он на меня плохо действует. А я нервен стал, как всякий, может быть, и заблуждающийся, но ищущий человек.
«Ищущий» было одним из самых модных словечек в институте. Но Ася до сих пор не могла понять, чего же собственно ищет Беркутов. А вот чего ищет Гай, легко догадаться: ищет он теплого хлебного места, где можно неплохо жить, бездельничая.
Дня через три у входа в библиотеку Асю остановил Гай.
— Здравствуйте, — сказал он, протягивая ей руку. — Наконец-то мы с вами коллегами стали… Профессор Дронов утвердил меня завхозом института. Я очень рад. Потолкаешься среди умных людей, чего-нибудь от них наберешься.
А вскоре все в институте уже знали, что новый завхоз — товарищ Беркутова по гражданской войне и отныне, на правах старого друга, в любое время вхож в его кабинет.
Часть шестаяВЫБОР
Из очередной командировки Надеждин вернулся в Москву с высокой температурой, без голоса и с отчаянной головной болью. Отправив с вокзала материал в редакцию, он нанял извозчика и поехал в Сокольники. Он нашел еще в себе достаточно силы, чтобы открыть ключом дверь своей комнаты, раздеться и укрыться теплым стеганым одеялом.