— Обещаю. Обязательно помогу, — сказал Дронов, осторожно спускаясь по крутой, плохо освещенной лестнице.
А ведь Шустов не ошибся! Сон его действительно был «в руку». Не прошло и двух дней после беседы, как пришло на адрес Игнатьевых письмо для Аси. Хотя на институтском бланке крупным, очень четким почерком было выведено только несколько слов, Ася долго читала и перечитывала их:
«Тов. Прозоровская! Срочно явитесь в институт по делу Беркутова. Явка обязательна. Бодров».
Дело Беркутова…
Ася встревожилась не на шутку. Неужто она ошиблась, решив, что теперь, после развода, Беркутов навсегда ушел из ее жизни? Значит, есть еще какие-то дела, которые связывают ее с бывшим мужем?
Оказывается, мало получить развод, — чужая тень стоит за тобой и не хочет с тобою расстаться. Живи по-новому, отказывайся от прошлого — ничто не поможет: все равно настигнет тебя эта тень, и никак не разлучишься с нею…
Она с огорчением подумала, что не с кем посоветоваться, кроме двоюродной сестры, но Таня, как назло, именно сегодня занята допоздна. Можно, конечно, отложить посещение института и беседу с незнакомым товарищем Бодровым, но тот еще невесть что подумает…
Дома никого не было. Ася посмотрела на часы и заторопилась: время уже позднее, пока доберешься до института, рабочий день подойдет к концу. Она быстро оделась, положила ключ от дома в условное место — в щель за окном — и быстро пошла по переулку.
Весна приближалась, и на Неве уже вспух лед, но северный ветер дул изо всех сил, и приходилось придерживать шляпку.
Дело Беркутова… Дело… Значит, его в чем-то обвиняют? Она устала, ей надоела эта канитель… А ветер дул все сильней, и подгонял Асю, и что-то шептал ей… Но вот она подошла к знакомой двустворчатой двери в старом институтском здании и, чуть приотворив ее, заглянула в знакомую комнату.
Сиплый голос сразу отозвался:
— Войдите…
Ася вошла — еще ни разу она не была здесь после своего разрыва с Беркутовым и теперь невольно задержалась на мгновенье у входа. В комнате было чисто, холодно и неуютно, как прежде.
Не сразу заметила Ася, что все папки, книги и журналы, лежавшие на столе, исчезли, словно пришел кто-то, изъял все бумаги и даже в корзине не оставил мятой бумажонки.
За столом сидел человек с болезненным, желтым цветом лица, с красным носом, с угрюмым, подозрительным взглядом выпуклых влажноватых глаз, с отвислым брюхом, обтянутым узким кожаным пояском.
Ася поклонилась, он ответил ей чуть заметным движением одутловатого, словно заспанного лица.
— Товарищ Прозоровская? — спросил он, не протягивая руки.
— Да.
— Вы же Беркутова?
— По бывшему мужу — Беркутова.
— Мне нужно поговорить с вами.
— Пожалуйста.
Хотя Бодров и не предложил ей сесть, Ася села на стул, придвинула его вплотную к столу и тихо сказала:
— Я готова к любым ответам, хотя, как ясно мне теперь, недостаточно хорошо знала Беркутова.
— Кто вам поверит! — потирая жирные ручки, воскликнул Бодров. — Конечно, вам выгодней отпираться, чем честно рассказать о своих шашнях…
Ася поднялась, стала надевать перчатки. Бодров изучал ее с иронической улыбкой.
— Так, — сказал Бодров. — Значит, вы отказываетесь признать свою вину? Считаете себя правой? Думаете, что вокруг вас простаки, которых легко провести? Нет, уважаемый товарищ, дело ваше вовсе не так просто, как кажется…
— Но ведь вы можете спросить самого Георгия Николаевича…
— Нет, нет, тут таиться нечего. Будьте любезны, не скрытничайте! Хуже будет…
Он шмыгнул носом и, не глядя на Асю, пробурчал:
— У нас есть основания думать, что ваш супруг совсем не тот человек, за которого он себя выдает. Мы покопаемся еще в его биографии, отыщем документы, которые он скрывает от партии. Можете не сомневаться, нелегко ему придется, когда он наконец удосужится выйти из больницы. У нас уже кипа материалов против него.
Бодров обвел взглядом комнату, словно хотел убедиться, что ни одной из тех важных бумаг, о которых он говорил сейчас, не удастся прочесть Асе.
— Я еще раз повторяю: все равно никакие увертки вам не помогут. Хотите помочь — честно признавайтесь. Не хотите…
Он угрожающе посмотрел на Асю и взял в руки карандаш.
— Итак, я приготовился записывать.
— Не знаю, удовлетворят ли вас мои объяснения.
— Это мы сейчас установим.
Он почесал красный кончик своего вздернутого носа.
— Когда вы с ним познакомились?
Ася ответила.
Бодров задал еще несколько вопросов и вдруг подозрительно спросил, отведя глаза в сторону:
— Но вы его очень любили?
После долгого раздумья Ася ответила:
— По-моему, товарищ Бодров, это вас не касается. Не все ли вам равно? Если вам нужно установить какие-то обстоятельства, занимайтесь своим делом. А уж мои чувства…
Бодров пожевал губами, подозрительно посмотрел на Асю.
— Вижу, с вами каши не сваришь. Откровенности с вашей стороны не добьешься. Очень плохо! Этак мы с вами, пожалуй, ни о чем не договоримся.
Ася решительно поднялась со стула:
— Тем лучше. Значит, я могу считать себя свободной?
Бодров тоже встал и усмехнулся:
— Тут, знаете ли, незачем быть излишне щепетильной и деликатной. Сами виноваты, что связались с таким субъектом. Значит, больше ничего не покажете?
— Я уже вам говорила: больше о Беркутове ничего не знаю.
— Это о своем-то муже?
— Да, о бывшем муже…
— Виляете, — сердито заметил Бодров. — И где только научились? Как дошли до жизни такой? Ну кто вам поверит, что вы ничего не знаете о своем муже? Такие женщины, как вы, из интеллигентных семей, не выходят замуж без серьезных размышлений. А если вы без раздумья выпорхнули из родного гнезда, то и подавно должны нести ответственность за свои дела.
— Я уже несу эту ответственность, — согласилась Ася. — Одни разговоры с вами чего стоят…
Бодров покачал головой:
— И характерец же у вас! Просто удивительно, до чего вы самонадеянны. Я вас прошу помочь нам докопаться до истины в деле вашего бывшего супруга, а вы — ни в какую… Упрямитесь… — Он поглядел в упор на Асю и добавил: — Значит, разговор наш окончен. Вы не хотите помочь мне разоблачить Беркутова. Это вам дорого будет стоить. А сейчас, что же… Гладенькой вам дорожки…
Ася вышла из кабинета и остановилась в коридоре, не в силах идти дальше. То, что совершилось в ее жизни, было невыносимо тяжело, она просто не знала, что следует делать дальше, как поступить теперь… Ее не пугали угрозы Бодрова: ведь стоит ей только уйти из института, и этот человек не сможет больше ее преследовать. Но все сильней становилось сознание, что она виновата, на самом деле виновата… Как же так можно было, не подумав, сойтись с человеком? Ведь она, по существу, не знала Беркутова, она поступила легкомысленно.
По коридору навстречу шел Дронов. У него был напуганный вид, он совсем не походил на того самоуверенного и властного директора, каким его еще совсем недавно знала Ася. Он протянул ей руку и ласково сказал:
— Замучили вас…
Эти слова, произнесенные вполголоса, тронули Асю. Дронов подумал, пожевал губами и сказал:
— Зайдемте ко мне ненадолго.
Сев в кресло, Дронов сразу же начал разговор об институтских делах.
— Вы, конечно, знаете, Анна Тимофеевна, что я человек решительный?
Ася подтвердила его слова.
Дронов снял очки, еще глубже ушел в кресло и нерешительно промолвил:
— И даже очень решительный.
Ася согласилась и с этим.
— Вот видите, а с Бодровым ничего поделать не могу. Он, знаете, как только пришел в институт, сразу же и начал…
Дронов помолчал, и Асе показалось, будто он хочет сделать ей какое-то неожиданное признание, — так доверчив был его взгляд.
— Как же вам понравился Бодров?
— Совсем не понравился.
— Это вы серьезно говорите?
— У меня нет сегодня желания шутить.
— Оказывается, мы с вами сходимся в оценке этого господина, — признался Дронов. — Знаете, он мне настолько противен, что я до сих пор ни разу не говорил с ним больше пяти минут. Вы обратили внимание, какой у него странный нос?
— Отмороженный…
— Нет, я не о том. Когда за ним наблюдаешь, кажется, что он все время к чему-то принюхивается…
Оказывается, Дронов уже имел несколько разговоров с Бодровым и получил некоторое представление о подозрительном и недоверчивом характере своего заместителя.
— С ним все время чувствуешь себя в странной роли обвиняемого. Он, должно быть, каждого человека считает врагом…
Дронов развел руками.
— Знаете, Анна Тимофеевна, все последние дни чувствую себя, как на вулкане… Все пытает меня Бодров касательно Георгия Николаевича…
Он порылся в бумагах, отыскал конверт, судя по множеству штампов и печатей, прибывший издалека.
— Но ведь вы-то, должно быть, тоже ничего интересного не можете ему сообщить?
— Конечно… если бы знала, скрывать не стала бы.
Дронов задумался.
— Какие же ваши дальнейшие планы? Ведь Бодров потребовал от меня, чтобы вы ушли из института.
— Я уже догадываюсь об этом…
— Анна Тимофеевна, — ласково сказал Дронов. — Ну как хотите, а выхода никакого нет. То есть, — поправился он, — выход есть, но не знаю, устроит ли вас… А впрочем, извольте…
Он побарабанил пальцами по столу, не решаясь сразу сообщить о своем решении, и после долгого раздумья сказал:
— Мне кажется, что это — наилучший выход, самый разумный… — Он подошел к стене, ткнул длинным волосатым пальцем в синий кружок на карте юга России. — Вот, посмотрите, пожалуйста…
Ася стала разглядывать карту, еще не понимая, почему Дронов вдруг заинтересовался этим маленьким городком, о котором упоминают лишь очень обстоятельные путеводители. Пароходы обычно не заходят туда, поезда прибывают только два раза в неделю. Там, в тупике, кончаются железнодорожные пути — и дальше уже море. Совершенно случайно, изучая маршруты давних экспедиций,