— Откуда же у тебя синяк?
Андрей сразу прошествовал к зеркалу, чтобы убедиться в справедливости ее слов.
— А, синяк, — сказал он. — Это мы сегодня воевали. Помнишь, папа рассказывал, как он один дрался с пятью белогвардейцами?
— Не помню.
— Ну он еще шашкой их рубил.
Олимпиада Матвеевна улыбнулась и подтвердила, что этот рассказ помнит.
— Вот и я сегодня так же воевал. Очень весело было.
С того времени он частенько приходил с синяками, но неизменно был весел и ни на кого не жаловался.
Потом увлечение игрой в войну кончилось, и его начала интересовать география. Он упросил Олимпиаду Матвеевну купить глобус и долгие вечера проводил, вертя большой шар и рассматривая далекие материки и океаны. Это было в то время, когда старшие школьники увлекались игрой в путешествие по Советскому Союзу.
Иногда Афонин садился рядом с ним у глобуса и тоже рассматривал его со вниманием. Андрей любил разбирать с отцом мудреные географические названия.
— А большая наша страна, — сказал он однажды, пытаясь ладошкой закрыть всю территорию Советского Союза.
Это ему явно не удавалось, и он попросил отца:
— Теперь ты, папа, попробуй закрыть его всею ладонью.
Но и ладонь отца оказалась мала: она едва покрывала половину страны на глобусе.
— Видишь, папа, какая большая! А ведь есть государства очень маленькие, их, наверно, на автомобиле можно в один день проехать.
— Верно, — согласился отец.
— Значит, нам ничьей земли не надо? — продолжал допытываться Андрей.
— Конечно, мы хотим только, чтобы нам не мешали жить и строить.
Эти слова отца Андрей припомнил через несколько дней, когда в газетах стали появляться подробные сообщения о конфликте на Дальнем Востоке и о провокациях китайских белогвардейцев.
— Значит, мы там тоже земли не отнимем. А коммунисты там есть?
— Где там?
— В Китае.
— Там очень сильная коммунистическая партия, и мы очень дружны с нею. Она со временем весь Китай освободит.
На том разговор и кончился, а через несколько дней Андрей сказал матери, что у него болит живот и что надо насушить ему сухарей.
Олимпиада Матвеевна исполнила его просьбу и насушила ему в духовке целый противень сухарей.
— Вот и хорошо, мама, — сказал он. — Теперь у меня живот болеть не будет.
Но однажды, убирая детскую комнату, нашла Олимпиада Матвеевна под кроватью деревянный ящичек, в который тщательно были уложены сухари. За обедом Олимпиада Матвеевна заметила, что Андрей сухарей не ест и те, что лежали на столе на блюде, спрятал в карман.
Она сказала об этом мужу, и с тех пор они внимательно начали наблюдать за сыном.
Однажды Андрей попросил мать сшить ему ватник, так как ему холодно на занятиях, — но и ватник был уложен в тот ящик, где уже хранились сухари, и компас, и электрический фонарик.
— Что это он придумал? — спросила у мужа заинтересованная Олимпиада Матвеевна.
— Не иначе, как задумал пуститься в какое-то путешествие, — ответил Афонин и посоветовал жене каждый вечер проверять содержимое ящика. Но скоро настал день, когда все вещи были переложены в чемодан, ключ от него Андрей хранил под подушкой.
Как-то вечером, перед возвращением Афонина из Колпина, Андрей пошел прогуляться в ватнике — нужно было ему взять задачник у соседского мальчика — и вернулся поздно, очень возбужденный, с горящими глазами.
В тот вечер он перед сном очень долго целовал Олимпиаду Матвеевну, а потом заперся в ванной комнате и вышел оттуда не скоро, в слезах.
— Почему ты плачешь? — спросила мать. — Обидел тебя кто-нибудь?
— Нет, мама, меня никто не обидел, просто мне очень печально, что папы дома нет.
— Завтра приедет, — утешила его Олимпиада Матвеевна.
Андрей долго возился в своей комнате, перекладывая вещи в чемодан, а потом попросил мать обязательно позвать его, когда будут завтра утром звонить: он с товарищем сговорился пораньше прийти в школу, в это воскресенье у них экскурсия.
Назавтра, часов в десять, Олимпиада Матвеевна пошла будить детей. Младшие уже проснулись и болтали о чем-то, весело поблескивая глазенками, а Андрей одетый спал на кровати, накрывшись простыней. Он был в ватнике, в шапке, и рядом с ним, тоже под простыней, был закрытый на ключ чемодан.
— Ты что? — спросила Олимпиада Матвеевна, наклонившись над кроватью. — Что это за маскарад?
Андрей сразу вскочил с постели, сунул ноги в валенки и испуганно спросил:
— Мне никто не звонил?
Олимпиада Матвеевна не успела ответить: на парадном раздался резкий звонок и она пошла отворять.
Маленький мальчик, одетый в такой же ватник, как Андрей, стоял на площадке и удивленно глядел на Олимпиаду Матвеевну.
— Тебе кого, малыш? — спросила она, уже понимая, что мальчик пришел к ее старшему сыну.
— Мне к Андрею надо!
— Что ж, проходи.
Мальчик вошел в прихожую и, не раздеваясь, прошел в детскую. Андрей встретил его у входа в комнату, и они сразу заперлись в ванной — там было единственное место в квартире, где можно было поговорить наедине. Но как раз в это время вернулся домой Афонин, и Олимпиада Матвеевна сразу же рассказала ему о странном поведении сына.
Афонин велел привести детей к нему.
— Здравствуйте, ребята, — сказал он, здороваясь за руку, как со взрослыми, с сыном и его товарищем. — А у меня к вам важное дело есть. Только разденьтесь вы оба, а то неудобно в квартире быть одетым.
Ребята оставили в прихожей свои ватники и направились в столовую, где уже ждал их завтрак. Афонин стоял у окна, а Олимпиада Матвеевна разливала чай.
— Ну, вот и отлично, — сказал Афонин. — Сейчас чай пить будем. Умывались?
Оба чистосердечно признались, что умыться не успели.
— Тогда уж пойдите умойтесь сначала.
Минут через пять оба вернулись чистенькие, с веселыми, румяными лицами.
— Вот и молодцы. А теперь садитесь чай пить.
— Ты нам, папа, что-то хотел сказать, — напомнил Андрей.
— Обязательно скажу, только сначала чаю напейтесь.
После чая он их подвел к глобусу и сказал:
— Вы сегодня собираетесь в дорогу?
— А откуда ты знаешь? — изумился Андрей.
— Я все знаю, — серьезно ответил Афонин, и этот ответ вполне удовлетворил маленьких приятелей. — Вот я с вами поговорить хотел, ребята. Видите ли, я думаю, что сейчас вам ехать на Дальний Восток не нужно.
— Но там сейчас бои идут, — решительно заметил Андрей.
— Там и без вашей помощи справятся китайские коммунисты. Наши солдаты им помогут.
Андрей засмеялся.
— Что тебя рассмешило? — недоуменно спросил Афонин.
— Какой ты, папа, смешной… Солдаты! Теперь солдат нет, все красные армейцы.
— Ну извини, оговорился. Так вот китайские коммунисты и наши красноармейцы — такая сила, что за дальневосточные дела можно быть спокойным. Так что вам лучше пока учиться и школу кончить. А там видно будет. Сухари вам насушить всегда успеем.
— А если войны потом не будет? — деловито осведомился Андрей.
— Тогда совсем хорошо! Пойдете к нам на завод работать.
— Ты смотри, папа, не забудь, а то мы тебе напомним, — предупредил Андрей.
На том они и сговорились.
Только приехал Афонин на завод — и сразу же узнал, что его ждет представитель строительной бригады.
Молодой человек с лысеющим лбом, по фамилии Колабышев, сразу же заявил Афонину, что работа начинается с непредвиденных трудностей.
— Я к вам обращаюсь как к секретарю партбюро тракторной потому, что дома строятся для вашей мастерской. Оказывается, у вас предположено расширение производства и скоро придет много новых рабочих. Значит, вы больше всех заинтересованы в этом деле.
Афонин подтвердил, что заботу о скорейшей постройке домов считает очень важной.
— Из-за того, что с жильем плохо, набор рабочих идет медленней. Да и вообще пора подумать о том, чтобы хозяин страны жил в человеческих условиях… Ведь все еще мало новых домов за Заставой…
Архитектор с ним согласился и предложил проехаться по Заставе.
— На месте надо сразу же решить, где будут воздвигаться новые дома. Я как раз на машине приехал, так что поездка много времени не займет…
Автомобиль ждал у заводских ворот. Афонин сел рядом с шофером, Колабышев занял место позади, и машина тронулась.
Главная улица Заставы в эту пору выглядела еще довольно плохо. Лишь около завода построили несколько новых домов, а дальше начиналось хитросплетение старинных закоулков, в которых, как говаривал Дмитрий Иванович Игнатьев, сама баба-яга свои костяные ноги сломит.
Кое-где около домов были крохотные огороженные палисады, но чаще попадались покосившиеся избенки, кое-как поставленные на скорую руку много лет назад. Трудно было поверить, что эти домишки воздвигались в столице — даже в деревне не всегда встретишь такие покосившиеся и почерневшие от времени, вросшие в землю до самых окон ветхие дома.
Кое-как машина дошла до переулка, где стоял дом Игнатьевых, и Колабышев пожал плечами, увидев это неказистое строение.
— Подумать только, в таких «хоромах» живет известная у нас на заводе семья, Игнатьевы! — с огорчением сказал Афонин.
Имя это ничего не говорило Колабышеву, и Афонин коротко рассказал ему историю старого питерского рабочего рода.
— Удивительно! — сказал Колабышев. — Такие знаменитые люди — и ютятся в таком доме! Надо им переезжать в новое здание, достойное нашего времени. Мы все силы приложим, чтобы они могли через год справлять новоселье. Уж мы постараемся, будьте уверены…
Они побывали на месте, где начнут строить новый дом, и Афонин легко представил, как нарядно будет выглядеть новое здание среди жалких строений окраины.
— Построим этот дом, и весь район подтянем: стыдно будет оставлять рядом с ним старые хибарки, — сказал Афонин, и все утро не покидало его ощущение радостного подъема.
Потом в партбюро он долго сидел за столом, рассматривая нанесенный на кальку чертеж. Это был план нового дома, в котором будут жить рабочие Старого механического. Этот дом высоко к небу вознесет свои этажи, рядо