Основные же войска отвели назад, за спешно выстроенную линию обороны. Здесь японские военные инженеры совершили небольшое, но крайне необходимое сейчас чудо. Верно оценив ситуацию, японцы пришли к выводу, что наступление у советских войск сможет развиваться на сравнительно узком участке фронта – в иных местах рельеф местности не давал Черняховскому и спешно прибывшему на этот участок фронта Рокоссовскому в полной мере использовать свое главное преимущество – танки. И выход из этого участка, узкое «бутылочное горлышко», через которое советским танкистам предстояло выйти на оперативный простор, они заткнули мощными укреплениями. Их наступление еще продолжалось, а они уже строили – понимали, чем дело кончится. Когда же линия фронта стабилизировалась, работы были продолжены с утроенной энергией. Согнали живую силу, благо китайцев под рукой, как всегда, хватало, и выстроили полноценный укрепрайон, с тяжелой артиллерией и мощными дотами. В эти доты наступающие советские части, достаточно легко разметав китайских вояк, и врезались. Уперлись лбом и забуксовали.
Как это ни удивительно, кое-что советская армия толком делать не умела. Она была неплохо подготовлена, отлично мотивирована и прекрасно оснащена. Опыт боевых действий, и наступательных, и оборонительных, тоже имелся серьезный. Вот только прогрызать глубоко эшелонированную, современную линию обороны советским солдатам практически не приходилось. В Американскую кампанию таких и не встречалось, там война имела в основном маневренный характер. Правда, не прошло и десяти лет с тех пор, как они взламывали линию Маннергейма, но там имелась своя специфика. Главное же, здесь и сейчас никто не рассчитывал наткнуться на такое, и прислать специалистов попросту не сочли нужным. Результат вышел соответствующий.
Таких потерь, как в день первого штурма Полосы Накамуры, советские танковые части не несли даже в самые жаркие дни встречных боев с японскими механизированными частями. Пространство перед дотами было натурально заставлено разбитой и сгоревшей техникой. Танки подрывались на густо и бессистемно выставленных минах, их расстреливали в упор из дотов, добавляла свою лепту и тяжелая артиллерия японцев, вполне профессионально работающая с закрытых позиций. Группировка, с таким трудом переброшенная через всю страну и насыщенная техникой, на глазах теряла боеспособность.
Разумеется, атакующие не остались в долгу. Там, где доты, хорошо, кстати, замаскированные, удавалось обнаружить, их расстреливали артиллерией. Прорвавшиеся сквозь минные поля танки в упор разбивали их из своих орудий и заливали жидким пламенем из огнеметов. Пехота забрасывала их гранатами, а врываясь в траншеи, устраивала там жуткую резню. Русская школа штыкового боя некогда заслуженно считалась лучшей в мире, и советские солдаты продемонстрировали, что не растеряли наследия предков. Однако все это, и мастерство танкистов, и храбрость пехоты, оказалось напрасным. С огромными потерями удалось прорвать только первую линию укреплений, для штурма второй сил уже не было.
Однако на этом сюрпризы японцев не закончились. Как оказалось, они смогли, держа все в строжайшем секрете, перебросить около двухсот танков, соскребя их, наверное, где только можно. Двести «Шерманов» вроде бы и не слишком много, но дорога ложка к обеду. И когда советские войска завязли в вязкой, будто из пластилина, обороне японцев, им во фланг был нанесен мощный удар, отрезавший штурмующие части от тыловых подразделений.
От разгрома советские части спасло лишь то, что японцы сами во многом были дилетантами. Крупномасштабных операций по окружению и разгрому противника они проводить толком не умели – просто не на ком было тренироваться. Не считать же за таковых китайцев? Их-то японцы били много раз и по-всякому, но те в ситуациях, подобных сложившейся здесь и сейчас, просто разбегались, бросая оружие и технику, либо, что случалось куда реже, мелкими группами старались просочиться через японские порядки до того, как окружение из оперативного станет сплошным. Подспудно генералы Страны восходящего солнца полагали, что нечто подобное произойдет и с советскими войсками. В их психологии было намертво закреплено, что в безвыходной ситуации только японцы будут сражаться до конца, для остальных же плен и позор – единственный возможный путь. События последних месяцев могли бы избавить самураев от подобных заблуждений. Кое-кого и избавило, особенно тех, кто дрался на передовой, но далеко не всех. И такое самомнение оказалось весьма чревато.
Оказавшись в окружении, советские части уперлись рогом. Хорошим таким, крепким рогом – техники у них, хотя и было теперь недостаточно для продолжения наступления, вполне хватало для организации прочной обороны. Тем более, авиация смогла наконец подавить большую часть японских крупнокалиберных батарей, так подгадивших в начале сражения. И если для окружения японских войск, в первую очередь предельно насыщенной орудиями и пулеметами пехоты, еще хватило, то для развития успеха – нет.
Правда, у командования японцев оставался еще и план «Б», предусматривавший развитие наступления в направлении, откуда наносили удар русские. Там, по всем подсчетам, не оставалось серьезных войск – так, тыловые части и жиденькие резервы. Так оно, в общем-то, и получилось. Рокоссовский, будучи уверен в своем превосходстве, как азартный игрок бросил на карту все, оставив лишь немногочисленные резервы, находящиеся сейчас на марше. Словно исполинская коса, японские танки рванулись вперед, а следом шла пехота, как потом подсчитали, около шестидесяти тысяч человек. Более чем достаточно…
Говорят, что нашла коса на камень… Этим камнем стала дивизия НКВД, идущая во втором эшелоне. Задачами ее, вообще-то, были предотвращение диверсий, борьба с вражеской разведкой, конвойные функции, словом, что угодно, но не противостояние вражеской бронетехнике. Однако, когда пришла нужда, солдаты в старомодной форме показали, что не зря едят хлеб и ни мужеством, ни подготовкой не уступят тем, кто полег во время штурма японских укреплений. Вооруженные только стрелковым оружием, они сумели не только замедлить продвижение японцев, но и местами обратить их в бегство. Наступление противника остановилось… ненадолго. Но ценой гибели трех четвертей личного состава дивизия дала время развернуться в боевые порядки второму эшелону. Японские танки встретили успевшие окопаться противотанковые батареи и подвижные механизированные группы, в воздух поднялись остатки авиации. Наступление самураев захлебнулось, не успев толком начаться, и советские войска встречным ударом пробились к своей окруженной группировке. Получившийся в результате коридор оказался не слишком широким, но позволил наладить снабжение топливом, продовольствием и боеприпасами, эвакуацию раненых и доставку подкреплений. На такой минорной ноте фронт вновь стабилизировался, на этот раз надолго.
Слабым утешением для Рокоссовского стал тот факт, что удар, нанесенный со стороны Владивостока, который осуществил его старый соперник Жуков, также закончился полной неудачей. Георгий Константинович, полководец талантливый и решительный, считался экспертом по японцам – просто потому, что он их уже бил и получалось у него куда как неплохо. Однако на этот раз военное счастье продемонстрировало изменчивость, и расклады вышли совсем иными.
Армия, с которой пришлось столкнуться Жукову, отличалась от той, которую он бил раньше, как небо от земли. В тридцатые годы японские войска представляли собой не самую лучшую картину. Отлично подготовленные солдаты – и отвратительный командный состав при поддержке не первой свежести техники. Против нее Жуков оперировал элитными подразделениями Красной армии, что и обеспечило ему успех. Закостеневшие в уставах двадцатилетней давности и не сталкивавшиеся с равным противником лет тридцать, японские командиры не смогли оказать достойного сопротивления восходящей звезде советских вооруженных сил. Вот только сейчас все было иначе.
Армия, противостоящая Жукову, была крепкой, с хорошо подогнанными частями машиной. Не совершенной, разумеется, но имеющей серьезный опыт войны с американцами, которые кто угодно, но не слабаки и не трусы. В той же войне вырос новый комсостав до дивизионного уровня включительно, а техническое оснащение совершило вперед даже не шаг – скачок. В общем, это была хорошо обученная, опытная, прекрасно оснащенная современная армия.
У Жукова же дела обстояли далеко не так хорошо, как в прошлый раз. Войска-то у него имелись, и вполне приличные, оснащенные как минимум не хуже японских, но вот с личным составом вышла проблема. Традиционно Дальний Восток считался местом если и не спокойным, то, во всяком случае, удаленным от жизненно важных точек страны. Неудивительно, что комплектование войск производилось по остаточному принципу, и в результате солдат с боевым опытом в распоряжении Жукова оказалось совершенно недостаточно. Учитывая же, что формально численность его войск выглядела внушительно, а японцы особой активности не проявляли, то и подкрепления к нему шли ни шатко, ни валко. И в результате начинать наступление в этот раз ему пришлось в совсем не лучших условиях.
Первый удар у Георгия Константиновича, правда, получился что надо. Японцев теснили достаточно уверенно, однако потом, как и Рокоссовский, уперлись в глубоко эшелонированную оборону и завязли. Правда, Жуков честно полагал, что уж ему-то флангового удара опасаться не стоит. Как оказалось, он был прав, но не учел, что в одном месте у японцев перевес тотальный. В результате высадка морского десанта в тылу оказалась для него громом среди ясного неба. Пришлось срочно снимать с фронта части для обороны Владивостока. Город отстояли, но вот позиции крылатых ракет, к счастью, уже отстрелявшиеся по Японии и потому пустые, враг успел уничтожить. После недели тяжелых встречных боев обе стороны утратили боевой задор, потеряли большую часть техники и понесли тяжелые потери в людях. Сражение медленно сколлапсировало до уровня боев местного значения, и наступило относительное спокойствие. И всем стало ясно, что для победы на суше начинать придется с нуля, и желательно не раньше, чем флот противника выйдет из игры или хотя бы ослабит свою активность. Но моряки почему-то не торопились…