Несмотря на неопытность, Шульц понимал: им повезло, расчет командования оказался верен. Гарнизон Пёрл-Харбора настиг тот же недуг, что рано или поздно охватывает все тыловые подразделения, находящиеся вдали от строгого взгляда высокого начальства. Японцы выглядели чуть более стойкими – но именно чуть, и все равно расслабились. Неудивительно, что дежурная смена при радиолокаторе позорно пропустила цели, тем более что ради экономии ресурса (детали-то взять, случись что, неоткуда) локатор не гоняли непрерывно, а включали время от времени. И самолеты добрались-таки до цели незамеченными, разведчики смогли точно указать, когда будет пауза в работе радара. Теперь предстояло развить первоначальный успех.
Шульц бежал вперед, привычно удерживая свой МП-40. Спину оттягивал огромный ящик с радиостанцией, на теле гирей висел жилет с многочисленными карманами, в которых уютно расположились запасные магазины и гранаты. Этот жилет, кстати, тоже пришел в десант из морской пехоты, а изобретателем, по слухам, был все тот же Лютьенс. Впрочем, про него ходило много легенд, где правда, а где вымысел, уже и не разберешь, уж это Шульц (университетское образование к чему-то да обязывало) понимал хорошо. Слухом больше, слухом меньше – какая теперь, в сущности, разница?
Груз весил немало, но Шульц был парнем крепким, ростом под метр девяносто, а ежедневные тренировки нарастили ему такие мышцы, что, как шутил отец, когда молодой десантник перед самой войной приехал навестить родных, он теперь и без танка сквозь стену пройдет. Так что пробежать несколько километров по пересеченной местности – не проблема. Главное, дыхание сберечь, остальное ерунда. Товарищи загружены не меньше, но ведь бегут и падать не собираются, а значит – вперед!
Уже почти перед конечной точкой их марш-броска, тяжело пыхтя, его догнал обер-фельдфебель Клюге. Бежал он обманчиво тяжело, казалось, сейчас свалится, но на самом деле их командир отделения, ветеран Гибралтара и еще десятка боевых выбросов, обладал выносливостью ломовой лошади и запросто мог удивить кое-кого моложе и в беге, и в рукопашной. Его тяжелая, кажущаяся квадратной фигура двигалась вперед с неудержимостью боевой машины, а автомат на шее казался игрушкой.
Кстати об автомате. Вот он-то служил предметом зависти для многих. ППШ, точнее, его немецкая реплика под девятимиллиметровый парабеллумовский патрон. Очень ценное оружие, и из-за невероятной надежности, и из-за удобства в рукопашном бою. В отличие от МП с его хлипким складным прикладом, тяжелый и неуклюжий на вид ППШ давал своему владельцу неплохую возможность одним хорошим ударом раскроить противнику череп. По слухам, куда больше ценились среди десантников старой закалки такие автоматы советского производства, изначально созданные под модернизированный русскими маузеровский патрон, обладающий выдающейся баллистикой. Увы, командование упорно держалось за свои девять миллиметров, которые, может, в упор и обладали чуть большим останавливающим действием, но на дальних дистанциях серьезно проигрывали. Хотя и командование понять можно, пересортица в боеприпасах весьма чревата.
– Шульц. Молчи, дыхание не сбивай. Я тебе говорил, но еще раз повторю, а то вы, молодые, вечно в азарт впадаете и забываете обо всем на свете. Вперед не лезь. Связь – это все. Даже если ты не сделаешь ни единого выстрела, но обеспечишь нас бесперебойной связью, ты свою задачу выполнил и висюльку на грудь заработал. Если понял, кивни. Вот так, молодец.
С этими словами Клюге умчался вперед, доводить ценные указания до кого-то еще. А через какие-то пять минут все закончилось, и десантники добрались до места назначения.
Неказистое и безликое здание, в котором располагались посты управления радаром, построили еще американцы. Японцы ничего в нем менять не стали – предельная функциональность конструкции их вполне устраивала. Конечно, бетонная коробка наверняка резала взгляд кого-нибудь из офицеров, воспитанных на традициях древних родов, однако за последние десятилетия жизнь научила японцев не обращать внимания на подобные мелочи. Главное – начинка, а она была хороша. Захваченная японцами в самом начале той войны, радарная станция Пёрл-Харбора была и оставалась одной из мощнейших на Тихом океане. И у десантников была задача ее захватить. При невозможности разрушить, конечно, но лучше захватить. Пригодится.
У входа, небрежно закинув ремень винтовки на плечо, неторопливо прохаживался часовой. Лехнер подождал несколько минут, давая своим людям перевести дух, а заодно дожидаясь общего времени начала операции. Они должны были атаковать синхронно. Вряд ли получится, к сожалению, слишком много сегодня «если», но чем не шутит черт, пока Бог спит, пьет или ходит по женщинам. Выждав, лейтенант резко кивнул, и по этому нехитрому сигналу к часовому, неосмотрительно далеко отошедшему от освещающих двор ламп, из кустов метнулись стремительные тени. Одна из них мгновенно оказалась за спиной японца. Короткое, многократно отработанное движение ножом – и часовой оседает, заливая щедро брызжущей кровью траву и дорогу…
Штурм прошел быстро и как-то удивительно спокойно. Несколько десантников, не слишком-то и торопясь, бесшумно вошли в казармы. В руках у них были МП-40 со стволами, изуродованными тяжелыми и несуразными глушителями. Жутко неудобная в открытом бою штука, однако сейчас они пришлись к месту. Хлопки, похожие на сухой кашель… Не так уж и тихо, надо сказать, но зато со звуком выстрела совершенно не ассоциируются.
Все стихло. Значит, в казармах живых уже не осталось. А вот группа, проникшая в центр управления, возвращается, обойдясь без стрельбы, зато тащит за собой четверых – дежурную смену. Все верно, это не деревенские дуболомы, чья задача никого без приказа не пущщать, это – технический персонал, и он нужен, чтобы поскорее освоить заморскую аппаратуру. Правда, один для использования в качестве инструктора непригоден – даже в свете зарождающегося утра видно, что челюсть его смещена вбок, огромный, налитый синим желвак на скуле и круги под глазами едва не до щек. Еле переставляет ноги, его больше волокут, чем позволяют идти самому. На этом фоне многочисленные ссадины – так, мелочь, не стоящая внимания.
Ганс присмотрелся – ну, да, так и есть. Судя по петлицам – офицер, лейтенант, или как там это у них называется. Видать, попытался сопротивляться, за что и получил. А немецкому десантнику, что на две головы выше противника и куда лучше обучен, сопротивления оказать не сумел. Вот только и немец удар не рассчитал, так что сломанная челюсть, сотрясение мозга, ну и кое-что по мелочи. Зря не пристрелили, наверное.
– Связь! – Лехнер подошел так тихо, что Шульц его не услышал. Зато гаркнул с чувством, заставив радиста подпрыгнуть на месте. Однако мимолетный испуг на действиях Ганса не сказался совершенно. Две минуты спустя радиостанция уже прогревалась, вяло моргая лампами. Еще три минуты, и лейтенант уже вовсю общался с другими командирами групп. Результатов он скрывать не стал, да и оказались они вполне ожидаемыми.
Из шести групп, высадившихся сегодня на остров, полного успеха добились три. Их, захватившая объект без шума и пыли, а также одна из трех групп, атаковавших аэродромы. Там десантникам удалось без шума снять охрану и захватить неповрежденными взлетную полосу, склады и практически все позиции зенитных орудий. Вялое сопротивление началось только в конце штурма, но длилось недолго и погоды не делало. Почти все защитники аэродрома погибли, даже не успев проснуться, и теперь на аэродром уже садились «Фокке-Вульфы». Поспешно, многие уже на последних каплях бензина, но пока что потерь среди них не наблюдалось. Даже те, которые были выполнены в варианте дальних бомбардировщиков и заваливали минами фарватер на выходе из порта, ухитрились дотянуть, хотя, судя по тявканью японских зениток и шлейфу дыма позади одного из самолетов, их операция оказалась отнюдь не легкой прогулкой.
Два других аэродрома захватить с ходу не удалось. К одному из них десантники, высаженные слишком далеко, банально не успели, и к моменту их прибытия уже была поднята тревога. Завязался бой, который пока что и не думал прекращаться. Со вторым вышло даже обиднее. Там нашелся какой-то доблестно не спящий часовой, заметивший чужаков и открывший огонь. Японские солдаты выбирались из казарм полуодетые, но с оружием, и тут же вступали в бой. А подготовлены они оказались на удивление неплохо. В результате оба аэродрома были разрушены: расположившиеся на одном из них самолеты и склады горели и, судя по тому, что всполохи огня были видны даже отсюда, а грохот взрывов и вовсе звучал не хуже оркестра, японцам их в ближайшее время уж точно не восстановить, на другом ограничились разрушением взлетно-посадочной полосы, без которой авиация все равно воевать не сможет.
Пятая же группа сработала вполне успешно, захватив и выведя из строя две береговые батареи. Впрочем, ничего удивительного – самая многочисленная, да и народ там, как на подбор – ветераны Американской, а некоторые и Британской кампании. Для них это семечки. Так что оставалось лишь посочувствовать японцам, оказавшимся на пути этих костоломов. Смахнули – и не заметили. И сейчас наступало время Ганса. В ночь, к неизвестному адресату, ушел сигнал, чтобы буквально через три минуты вернуться ответом – держаться. И немцы принялись спешно устраивать линии обороны – к чему готовиться, было пока неясно, а потому рассчитывали на худшее.
А вот с шестой группой сохранялись неясности. Эта группа была особой и состояла не из штурмовиков вроде Шульца, а из диверсантов. «Бранденбург 800», наследство покойного Канариса, ныне дивизия специального назначения. Их с собой взяли немного, но задача у диверсантов оказалась весьма серьезной – уничтожить все линии связи, не дать японским частям нормально общаться между собой в пределах острова, а заодно затруднить попытки сообщить о своем бедственном положении центральному командованию. Задача, особенно учитывая радиостанции кораблей, сложнейшая. Бранденбургцы, конечно, будут из кожи вон выворачиваться, чтобы доказать свою эффективность – Абвер после откровенного предательства Канариса все еще не может до конца оправиться, и ко многим его действиям внимание остается самое пристальное. Так что, сколь бы ни была сложна задача, решить ее диверсанты постараются любой ценой. И как они с этим справились, могло показать только время, утекающее сейчас, как песок между пальцами.