Однако доводить до обстрела города и тратить на это дорогущие снаряды не пришлось. Линкоры еще не успели начать разворот, как со стороны порта показался катер, небольшой и юркий, шустро направившийся к эскадре. Бдительно развернулись в его сторону несколько орудий среднего калибра – радиоуправляемые катера со взрывчаткой были даже не вчерашний день, а позапрошлый год, но исключить возможность применения японцами такого оружия было нельзя. Однако обошлось без эксцессов, и уже через несколько минут на палубу «Кронштадта» поднялся человек, назвавшийся губернатором Хокадате.
Забавное он производил впечатление. Белли показалось на миг, что он вернулся в далекое прошлое. Лет этак на тридцать-сорок примерно. Только не настоящее прошлое, а какое-то гротескное, что ли. Японец был одет во фрак, на голове – допотопного вида цилиндр, и все это пронзительно-черного цвета. В сочетании с невысоким ростом и отнюдь не европейскими пропорциями тела[19] это делало его похожим на вставшего на задние лапки жука-переростка. Хотя нет, скорее, палочника. Лишь многолетний опыт помог Белли сдержать смех, а вот кто-то из молодых лейтенантов за его спиной не выдержал и фыркнул. Впрочем, японец не обратил на это внимания – то ли не заметил, то ли счел себя выше подобных мелочей, а скорее всего, просто не рискнул скандалить. Как-никак, это ему приходилось выступать сейчас в роли униженного просителя. Белли японцу даже немного посочувствовал. Но, правда, совсем немного.
По-видимому, человеку во фраке очень хотелось добиться каких-либо преференций, иначе зачем он вначале сообщил, что инициатива атаки на советский флот принадлежит не им и, вообще, гражданские власти изначально были против войны? Однако изворотливая азиатская логика ему не помогла. Белли, человек старой закалки и большого опыта, давил японца, словно бульдозер лягушку. Если вкратце, то его требования сводились к одному: безоговорочная капитуляция или вы все будете уничтожены. Причем немедленно, ждать уже надоело. И такой подход быстро принес плоды.
Уже к вечеру город был занят войсками Роммеля, а на следующий день они, подобно раковой опухоли, начали расползаться по окрестностям. На то, чтобы взять под контроль все мало-мальски важные населенные пункты, ушла неделя. Кое-где, особенно в глубине острова, где снаряды с кораблей не доставали, а авиации сложно было работать из-за густой растительности, японские солдаты оказывали упорное сопротивление и плевать хотели на достигнутые договоренности.
К счастью, у них просто не оказалось оружия, способного противостоять немецким тяжелым танкам, да и обучены они были куда хуже, чем даже части, воюющие на континенте. И все равно, потери были велики. Разъяренные немецкие солдаты тоже не церемонились, и в результате город Саппоро превратился в кучу углей. Это оказало отрезвляющее воздействие, и японские войска начали наконец складывать оружие. Все же дислоцированные на острове части набирались в основном из местных, и жизнь собственных родных простых солдат волновала больше преданности императору. Довольно быстро началась массовая капитуляция, после чего флот вновь двинулся вперед – островов у японцев еще хватало.
Пришедшие почти одновременно, с интервалом в пару часов, сообщения о высадке десантов на островах в северной части Японии, о захвате Пёрл-Харбора и мощном наступлении советских войск на материке не заставили Ямомото изменить курс. Японский адмирал слишком хорошо понимал – ему не оставили выбора.
То, что противник его переиграл, он понял, как только узнал о появлении эскадры Белли. Два и два сложить довольно просто, это вам не высшая математика, и если где-то появился линкор, значит, в другом месте его нет и противник работает несколькими группами. Технически можно было попробовать вернуться – и что дальше? В том, что удастся разметать противника, о котором не было точных сведений, Ямомото сомневался. Хотя бы потому уже, что, когда он на последних каплях топлива приползет в Японию, русские, немцы, или кто там еще руководит всем этим безобразием, успеют создать мощную авиационную группировку. Или применят иную тактику – на что способны их ракеты, адмирал уже видел.
С другой стороны, такие расклады облегчали ему основную задачу. Какие бы силы не противостояли ему здесь, на юге, они сейчас были меньше, чем предполагалось вначале. Самый большой минус – отсутствие вариантов действий. С потерей базы на Гавайях у Ямомото оставался только один путь, и ему это совсем не нравилось. Умом он понимал, что Лютьенс, старый пират, выбирает место сражения, выгодное по каким-то причинам именно ему, но поделать сейчас ничего не мог. Оставалось только одно – победить любой ценой, и японский командующий намерен был это сделать.
На самом же деле Колесников-Лютьенс выбирал не только место боя, но и время, когда им предстоит схлестнуться. Разумеется, ночной бой имел определенные преимущества. Хотя бы тем, что выключал из игры авиацию. Но, во-первых, ночной бой непредсказуем в принципе, а во-вторых, немецкий адмирал его откровенно опасался. В свое время он потратил немало времени, отслеживая действия японцев и американцев, анализируя их и ища сильные и слабые стороны обоих противников. По всему выходило, что драться ночью японцы умеют очень хорошо, лучше даже, чем немцы. Во всяком случае, в ночных стычках с намного лучше оснащенными технически американцами они практически всегда побеждали[20].
Так что бой, причем в открытом море – там не будет места случайностям, только сила на силу, подготовка на подготовку и мастерство флотоводца против мастерства противника. И здесь, как считал Лютьенс, преимущество будет на его стороне. Все же, как ни крути, японский адмирал отнюдь не мастер линейного боя.
Да, очень умный и талантливый человек, первым то ли создавший, то ли ловко перехвативший у американцев перспективный подход к ведению боевых действий. Да, сумел неплохо реализовать и развить авианосное направление, создав, наверное, самый сбалансированный флот на планете. Но в классическом морском сражении, артиллерийском, эскадра на эскадру, он в последний раз участвовал лет сорок назад, при Цусиме, за которую с Японии еще стоит спросить, кстати.
В том сражении Ямомото был, надо сказать, отнюдь не адмиралом. Кадетом он тогда еще был, а значит, и опыт ведения такого рода войны у него убегающе мал. А отсутствие мастерства и опыта не компенсировать талантом.
На его фоне Лютьенс смотрелся древним монстром, вынырнувшим из доисторических глубин. Воевал. Много. На современных кораблях и в новейших условиях. Умел побеждать в безнадежной, казалось бы, ситуации. Привык водить и одиночные корабли, и целые флоты. И знал, в отличие от японцев, где находится противник – сеть подводных лодок перекрыла район следования японского флота и, не ввязываясь в бой, вела наблюдение. Словом, за Лютьенсом оставалось право первого удара, и он его нанес.
Когда Ямомото доложили о появлении немецкого флота, адмирал лишь зубами скрипнул. Да, самураю не пристало жаловаться на остроту своего меча, но если у половины кораблей топлива всего на несколько часов полного хода, а между твоей эскадрой и единственной в этих водах базой, на которой можно пополнить запасы, вдруг обнаруживаются тринадцать линкоров противника (именно столько насчитал пилот самолета-разведчика), ситуация начинает выглядеть откровенно паршиво. Лютьенс переиграл его на данном этапе, и это стоило признать. Впрочем, ничего еще не кончилось, да и, откровенно говоря, не началось.
С невероятной синхронностью, которая свидетельствовала как об опыте рулевых, так и о многочисленных учениях, приучивших японских моряков даже не действовать, жить как единый организм, японский флот перестроился из походного ордера в боевой порядок. Одновременно авианосцы чуть сменили курс, становясь носом к слабому восточному ветру и разгоняя турбины на полный ход. На их палубах раскручивали винты стоящие в плотном строю самолеты.
Такой маневр авианосцев был абсолютно верным. Самолету очень сложно взлететь с короткой палубы, и потому даже такая мелочь, как встречный ветер, должна идти на пользу. Японцы ошиблись лишь в одном – в том, что считали себя в безопасности.
Откровенно говоря, большой вины их в этом не было. И генералы, и адмиралы всегда готовятся к прошлой войне. А война, которую вел флот в предыдущую кампанию, шла под их диктовку. Умом японцы понимали, что противник другой, но подсознательно ожидали, что инициатива будет принадлежать им, а врагу останется только реагировать. Армейцы на собственном горьком опыте уже убедились, что ошибаются и цена подобных ошибок неприемлемо высока. Флот же, хотя и получил несколько болезненных плюх, от тотального разгрома пока что оставался избавлен. И сейчас это вылилось во вполне конкретную ошибку.
С каждой минутой разгоняющиеся авианосцы все сильнее отдалялись от основных сил флота. Некритично, особенно учитывая, что линкоры по-прежнему железным щитом отделяли их от противника. Но тут вступил в действие еще один фактор, которого японцы не учли.
Исторически сложилось так, что при создании современного флота японцы сделали ставку на тяжелые корабли. Вначале броненосцы, затем линкоры и, как апофеоз развития, авианосцы. Вполне логично и правильно – во всяком случае, у России, в начале века считавшейся первоклассной морской державой, они войну выиграли, да не по очкам, а отправив соседа-гиганта в болезненный нокдаун. Благодаря запредельному везенью, конечно, однако из песни слов не выкинешь.
Но очень сложно быть сильным везде, особенно когда твои ресурсы крайне ограничены. Именно поэтому то, что считалось японцами второстепенным, финансировалось по остаточному принципу. Вначале это были легкие крейсера, которых и не хватало, и получались они не самыми лучшими. Затем к ним добавились субмарины. Правда, численность надводных сил выглядела достаточно внушительной, но – на бумаге. В реальности она поддерживалась таковой во многом благодаря кораблям, оставшимся с прошлых войн.