— Понимаю, понимаю! — обрадовался Иван Гермогенович. Он подошел к мухе, пошевелил ее гремящее крыло и сказал: — Прекрасный может выйти парус! Воспользуемся!
Профессор вытащил из-за пояса острый камень и взобрался на муху. Сильным ударом камня он разом отсек крыло и бросил его вниз.
Крыло упало к ногам Карика.
— Одного мало, — сказал Карик, поднимая крыло, — этого хватит только на кливер. А нам нужно еще и для грот-мачты.
— Что ж, можно и для грот-мачты, — сказал профессор и принялся за работу.
Он ловко отсекал острым камнем шуршащие крылья, сбрасывал их вниз, а ребята складывали крылья в кучу. Наконец Карик сказал:
— Пожалуй, хватит!
Путешественники положили крылья одно на другое, стопкой, точно листовое железо. Профессор привязал к самому нижнему крылу веревку, потом перекинул веревку через плечо и потянул за собой шуршащий груз к берегу.
Карик и Валя, придерживая крылья руками, шли за ним.
— Вот видите, — говорил весело Карик, — я-то уж знаю, какие паруса нужны. Я как только увидел их — сразу понял, что с ними делать!
— Ладно, ладно! — посмеивался Иван Гермогенович. — Расхвастался! Придерживай получше крылья, не то мы растеряем половину по дороге.
Путешественники дотащили тяжелую кладь до берега.
В тихой гавани покачивался на приколе славный «Карабус» Его изогнутый нос отражался в синей воде. Низкие борта лежали почти на одном уровне с поверхностью озера. Вокруг высокой мачты стояли белые бочки с медом.
— Настоящий корабль, — сказал Карик, — только парусов не-хватает.
— А вот сейчас и паруса будут! — отозвался профессор.
Путешественники перетащили мушиные крылья на корабль и приступили к его оснастке.
Карик взобрался на мачту и крикнул сверху:
— А ну-ка, давайте мне сюда крылья и веревки!
Работа закипела.
Профессор подавал Карику крылья, а Карик привязывал их к мачте одно над другим, и скоро грот-мачта покрылась прозрачными парусами-крыльями.
В крыльях зашумел ветер. Паруса «Карабуса» задрожали. И вдруг кол, на который была накинута веревка, затрещал и переломился.
— Ой! — крикнула Валя.
Иван Гермогенович, не говоря ни слова, прыгнул в воду.
— Что случилось? — спросил сверху Карик.
Ни Валя, ни профессор ему не ответили. Тогда Карик просунул голову между крыльями и увидел профессора, который стоял по пояс в воде и, побагровев от натуги, подтягивал корабль к берегу.
— Отвязалась? — спросил Карик.
— Да нет. Это оса перегрызла кол.
От удивления Карик даже сполз с мачты на палубу.
— Оса? — спросил он. — Что ж она дура, что-ли, чтобы палки есть?
— Вовсе нет, — сказал Иван Гермогенович, наматывая пойманную веревку на толстый пень. — Палок оса не ест, а приготовляет из них бумагу для постройки гнезда.
Валя широко открыла глаза.
— Осы умеют делать бумагу?
— Осы и научили человека делать бумагу из древесины, — ответил Иван Гермогенович и прочел ребятам целую лекцию об осах, о древесине, о старинных, давно забытых открытиях.
— Было время, — сказал он, — когда бумагу приготовляли исключительно из тряпок. Ученый Яков-Христиан Шефер, который жил сто пятьдесят лет назад, исследуя жизнь насекомых, научился у них делать бумагу из древесины. Рассматривая однажды гнездо осы, он заметил, что оно сделано из материала, который похож на бристольский картон. Он проследил за работой ос. И тут он обнаружил, что осы жуют кусочки древесины и приготовляют из нее отличную бумагу.
Но в то время на открытие Шефера никто не обратил внимания.
Прошло еще пятьдесят лет. Другой ученый, Келлер, напомнил людям про открытие Шефера и напомнил кстати. В бумаге тогда уже сильно нуждались, а тряпок нехватало. Попробовали делать бумагу, как ее делают осы, из древесины. Сначала ничего не выходило, а потом дело наладилось. С тех пор почти вся бумага изготовляется исключительно из древесины.
— Ох! — сказала Валя, выслушав лекцию. — Значит, тут поблизости осы есть. Давайте-ка скорее домой пойдем!
— А и в самом деле пора домой, — спохватился профессор.
Путешественники вернулись в пещеру.
Утром, чуть свет, они перекатили на корабль последние бочки, перенесли матрацы, захватили с собой яйца светляков.
Одно яйцо, как сигнальный фонарь, Карик прикрепил к верхушке мачты.
Карик суетился больше всех.
Он бегал по кораблю и настоящим капитанским голосом кричал:
— Эй, на юте! Подобрать шкоты!
— А что такое «на юте»? — спрашивала робко Валя.
— Ну, там, где ты стоишь, — это и есть ют. Корма, значит. Так подбирай же шкоты!
— А что такое шкоты?
— Шкоты, это — веревки.
— А нельзя ли, — робко спросил профессор, — корму называть кормой, а шкоты — веревками?
Карик только усмехнулся.
— Ну что ж, называйте. Но я тогда буду называть муравьиные коконы муравьиными яйцами.
Профессор схватился за голову.
— Нет, нет, только не яйца, а коконы! Уж я как-нибудь усвою твою морскую тарабарщину.
Карик опять заметался по кораблю и громовым голосом закричал:
— Отдай концы! Марсовые по местам! Поднять сигналы!
Профессор выбрал причальную веревку и сложил ее на корме.
Валя подобрала шкоты.
«Карабус» был готов к дальнему плаванию.
«Хорошо бы, — думал Карик, — пальнуть из пушки перед тем, как покинуть гавань…»
Но, к сожалению, пушки не было.
Карик прошел по кораблю, переваливаясь с боку на бок, как заправский моряк, оглядел свою команду и сплюнул за борт.
Минута была торжественная.
Карик поднял руку вверх.
— Внимание!
Команда следила за своим капитаном, не спуская с него глаз.
— Зюйд-вест! Полный вперед, тысяча чертей и одна ведьма!
— Есть, капитан! — гаркнул Иван Гермогенович и весело подмигнул Вале.
Валя отпустила шкоты. Ветер заполоскал паруса. «Карабус» дрогнул, качнулся, точно раздумывая, плыть ему или остаться в гавани.
— Полный вперед! — крикнул капитан.
«Карабус» вышел в дальнее плавание.
Дул ветер.
По воде бежали белые барашки. Корабль качало, подбрасывало на волнах. Брызги летели в лицо мореплавателям. Славный корабль мчался, черпая бортами воду.
Вокруг «Карабуса» шныряли какие-то странные живые существа. Они обгоняли корабль и резвились, точно дельфины.
Одно из них, похожее на кролика, с рогами оленя, но совершенно прозрачное, долго плыло рядом, не отставая от корабля путешественников.
У этого причудливого животного можно было разглядеть сквозь прозрачную оболочку все внутренности.
— Кто это? — спросила Валя.
— Это самая обыкновенная сида, — ответил профессор, — одна из сотни водяных блох.
Валя стукнула сиду по голове палкой. Сида исчезла.
Весь день мчался «Карабус», рассекая носом волны. Карик сидел на мачте, зорко поглядывая по сторонам.
— Эй, капитан! — закричал профессор, — не видишь ли ты наш маяк?
— Есть маяк! — заорал сверху Карик.
— Где?
— Да нигде! Никакого маяка не видно!
— А что же ты говоришь «есть»?
Карик ничего не ответил.
— Что же ты молчишь?
— Странно, — пожал плечами Карик, — надо ж понимать морской разговор. Когда говорят «есть», это значит «слышу» или «понимаю». Вот и все.
Иван Гермогенович покачал головой, но больше не сказал ни слова.
«Карабус» мчался на всех парусах. Но вот солнце поднялось высоко, и ветер стих.
Теперь корабль лениво тащился по мертвой зыби, еле-еле покачиваясь. Паруса обвисли. Капитан приуныл.
Путешественники сели у борта и свесили в прохладную воду ноги.
В колеблющейся воде резвились водяные животные. Они сновали среди зеленых подводных лесов, которые поднимались с темного дна озера.
Валя растянулась на палубе и, свесив голову через борт, рассматривала качающиеся на дне заросли.
Но вот подводные леса кончились. Дно было теперь серое, холмистое. По склонам холмов ползали извиваясь гигантские красные змеи. Их было так много, что дно казалось красным.
— Ой, сколько их! И кто они такие? — спросила Валя.
Профессор наклонился.
— Кулицида хирономус… А попросту, по-русски, личинки комара-дергуна… Прекрасный рыбий корм. Любимая пища всей мелкой рыбешки.
— А почему их называют дергунами?
— Да потому, что они всегда дергают, сучат ногами.
— А другие комары тоже дергуны?
— Нет, — сказал профессор, — так называют только один род комаров. У других — другие названия.
— Как? — удивился Карик, — разве комары бывают разные? А я думал, что все комары на один лад.
— О нет, их сотни видов. В одном только нашем районе есть комары-дергуны, комары-толкунчики, бородатые комарики, комары-долгоносики, малярийные комары, комары перистоусые, комары земноводные, комары обыкновенные. У нас есть даже снежный комарик.
— Белый?
— Нет! Снежным он называется потому, что живет на снегу.
— Разве и зимой живут комары?
— Жизнь не прекращается ни летом, ни зимой. Летом ползают и летают одни насекомые, зимой — другие. Зимой, например, у нас на снегу можно встретить снеговых блох, снежных червей, снежных паучков, ледничников, бескрылых комариков и много-много еще других живых существ.
— А комары все кусаются? — спросила Валя, боязливо поглядывая на личинку дергуна.
— Личинка не кусается, да и взрослый дергун не трогает ни человека, ни других животных. А вообще-то что такое, в сущности, укусы нашего комарика? Так! Чепуха! Пустяки!
Иван Гермогенович погладил бороду и улыбаясь сказал:
— Вот на острове Барбадосе комары кусают, так это действительно, я вам скажу, кусают!
— А что? Очень больно? — спросила Валя.
— Чувствительно… Вот был такой случай. В городе Веракруце какая-то женщина заснула летаргическим сном. Думали, что она умерла. Лицо у нее было восковое, а сама она холодная, как лед. Ну, ее, понятно, положили в гроб, а гроб вынесли на веранду.
— Ну и что же? — прошептала Валя.
— Лишь только наступила ночь, на веранду налетели комары, они густо облепили мнимоумершую и принялись так жалить ее, что она проснулась, схватила с перепугу крышку гроба да так, с крышкой в руках, в саване, и выбежала на улицу.