Победа осталась за Ныртой.
Едва лишь он, скромно покашливая, уселся на землю подле Ветлугина, как на середину круга вышла Хытындо и подняла руку.
Тотчас же соседи географа стали подниматься с мест. Начиналась торжественная ритуальная пляска — проводы солнца.
Солнце — женского рода у жителей котловины. Иначе говоря, это Мать-Солнце, а не Отец-Солнце (возможно, отголосок матриархата?).
Расставаясь с солнцем на долгую полярную ночь-зиму, его всячески старались задобрить, чтобы не забыло вернуться. Всюду на деревьях были развешаны шкуры оленей с рогами и копытами. Под левой лопаткой вырезана тамга (клеймо) солнца — круг с расходящимися лучами.
Кроме того, на волю были отпущены два или три теленка, добытых живьем во время вчерашней поколки. Они также посвящены солнцу. Солнце не сможет ошибиться: телята мечены его знаком.
Множество рук простерто сейчас к небу красноречивым жестом мольбы. Танец совершается в абсолютном молчании, но каждый мысленно обращается к солнцу с длинным списком пожеланий.
Движения танцоров похожи на движения прях, которые сучат пряжу. «Детям солнца», наверно, кажется, что они тянут, притягивают к земле волшебные, тонкие, легко рвущиеся солнечные нити.
Лучи солнца, по их представлениям, не что иное, как длинные нити, спускающиеся с неба на землю. Посредством этих нитей духи, живущие в растениях, сообщаются со своей хозяйкой — Матерью-Солнцем.
Ветлугин протер глаза. Что это? Над хороводом замелькали багровые пятна.
А! Руки танцоров густо вымазаны красной охрой. Кружась в пляске, люди словно бы полными пригоршнями ловили солнечный свет, вечерний, пронизанный лучами солнца воздух. Иллюзия полная!
Солнце снисходительно взирало сверху на поднявшуюся у молоденьких елочек кутерьму. Впрочем, если бы даже небо было затянуло тучами, пляска продолжалась бы. На земле находилось миниатюрное отражение солнца, повисшего в небе, нечто вроде его модели.
Это тщательно отполированный кремневыми скребками срез ствола березы. Вначале Ветлугину показалось, что на срезе застыл березовый сок. Присмотревшись, он понял, что блестит не сок, а жир.
Свое божество жители Бырранги умасливали в буквальном смысле этого слова. То один, то другой из пирующих вскакивал с места, подбегал к деревянному, поставленному стоймя кругу и щедро, от полноты души, вымазывал его кусками недоеденного жирного мяса — делился с солнцем едой.
Деревянный круг напоминал лицо — круглое, благодушное, лоснящееся от сытой жизни, безмятежно улыбающееся. Даже черточки на нем были проведены в нужных местах — отдаленный намек на рот, глаза, нос.
Ветлугин видел в котловине срубленные каменным топором стволы. Их словно зубами грызли. Но этот деревянный круг, изображавший солнце на религиозных церемониях, был отполирован на славу скребками. Поэтому так отчетливо выделялись на нем концентрические круги — следы вегетационных периодов. Видно было, как год за годом увеличивался в объеме ствол, как постепенно, слой за слоем, наращивалась древесина.
Ветлугин пристально смотрел на лоснящийся «лик солнца», сравнивал на глаз толщину слоев. Но опять рокот бубна отвлек его внимание.
Танцы кончились. Хытындо куда-то исчезла. Тяжело дыша и отдуваясь, «дети солнца» рассаживались в траве по краям площадки. Пауза. Приглушенный, настороженный шепот. Потом женский возглас: «Ведут! Ведут!»
Хытындо вели под руки.
Вызвано это было не только почтением к шаманке, но также и тем, что глаза ее были завязаны. Овальная, желтого цвета повязка со свисающей бахромой закрывала верхнюю часть лица, как полумаска.
Медленно переступая ногами, Хытындо подвигалась вдоль площадки, сопровождаемая боязливым шепотом. На ней была надета какая-то пестрая хламида. Множество побрякушек из кости, сталкиваясь, постукивали при каждом ее шаге. Сзади шаманки гордо выступал ее муж, ударяя в бубен.
«Итак, — подумал Ветлугин, мысленно улыбаясь, — в заключение программы фокусы-покусы под музыку».
Мелкими шажками Якага обошел поляну с бубном в руках.
К Хытындо приблизились несколько человек из «публики» и с почтительными ужимками проверили, хорошо ли закреплена на глазах повязка. Осмотр, по-видимому, удовлетворил любопытных. Они отошли в сторону.
— Ей не нужны глаза, — взволнованным шепотом пояснил Нырта. — Сейчас видит особым, шаманским, зрением.
Провожатые отступили от Хытындо. Она осталась стоять в одиночестве на поляне, широко раскинув руки, будто собираясь играть в жмурки с «детьми солнца».
Вот, шаркая подошвами, очень медленно, Хытындо начала подвигаться по кругу. Якага сопровождал жену на некотором расстоянии, не спуская с нее глаз и продолжая мерно ударять в бубен, то тише, то громче.
Сидящие на земле потихоньку пододвигали под ноги Хытындо свертки с одеждой, груды костей, ножи, поставленные вверх острием, — шаманка, как зрячая, не спеша обходила препятствие либо тяжело переступала через него.
Один из зрителей, наиболее экспансивный, вскочил с места, бесшумно подкрался сзади и замахнулся на Хытындо палкой, делая вид, что хочет ее ударить. Шаманка тотчас же быстро нагнулась, втянув голову в плечи.
Публика наградила этот маневр радостными криками.
Вразвалку, под мерный рокот бубна, подвигалась Хытындо дальше. Семенящим шагом следовал за ней Якага, ее аккомпаниатор.
Странная процессия кружила и кружила по поляне, в центре которой ухмылялся лоснящийся «лик солнца», кружила, будто шаманка была привязана к нему на длинном аркане.
Сейчас подле старой колдуньи суетилось уже несколько «контролеров». Изо всех сил они старались запутать Хытындо, дергали, толкали, даже вертели на одном месте, чтобы сбить с пути, заставить потерять ориентировку. Напрасно! Шаманка не поддавалась ни на какие ухищрения.
Вот «контролеры», значительно перемигиваясь, подвели ее к двум елкам, между которыми был протянут сыромятный ремень. Хытындо остановилась в двух-трех шагах от него, водя перед собой руками, как слепая, постояла некоторое время в раздумье, потом решительным движением подоткнула пеструю одежду, нагнулась и пролезла под ремнем на четвереньках.
Восторженный гул прокатился по лужайке…
Ветлугин понимал, что «фокусы-покусы» служат только своеобразной психической подготовкой.
Шаманка демонстрировала свое «сверхъестественное» призвание. Все могли убедиться в том, что она обладает особой, шаманской прозорливостью, отлично видит даже с закрытыми глазами, — стало быть, умеет прозревать и будущее.
После «фокусов-покусов» зрители, конечно, без труда поверят в любое предсказание Хытындо.
Но как это все удается ей? Желтая повязка с бахромой неплотно держится на глазах? В повязке есть отверстие? Нет, придирчивые «контролеры» из публики не допустили бы обмана. В чем же дело?
Ветлугину стало досадно, что глупая баба оставляет его в дураках. Во все глаза глядел он на Хытындо, напряженно следя за каждым ее движением.
Шаманка уселась подле деревянного круга, пестрая, громоздкая, похожая на идола. Якага почтительно подал ей бубен.
По-видимому, считалось, что нервы зрителей достаточно взвинчены и пора переходить к следующему номеру программы.
Сейчас Хытындо примется беседовать с духами, с которыми она на короткой ноге, — в этом уже нельзя сомневаться!
Шаманка что-то пробормотала, приблизив рот к бубну, как к микрофону. Потом несколько раз ударила в бубен колотушкой и долго слушала, держа ухо у вибрирующей, туго натянутой кожи. На поляне воцарилась тишина, будто все разом умерли здесь.
— Просит духов, чтобы в этом году не было болезней, — вздрагивающим голосом пояснил Ветлугину Нырта.
— Что же отвечают духи?
Нырта схватил Ветлугина за руку:
— Тише! Молчи!.. Ага!.. Слышишь?..
Монотонным голосом Хытындо возвестила волю духов. Оказывается, надо было спрятать шкурку песца, разрисованную магическими фигурами, употребляющуюся обычно при гадании. Если шаманка сразу найдет ее, год пройдет благополучно, без тяжелых болезней.
Тотчас откуда-то появилась заказанная духами шкурка и при взволнованном гомоне начала быстро переходить из рук в руки. Только и слышно было: «Передавайте! Передавайте!» Хытындо уткнулась лицом в колени, даже накинула на голову какое-то тряпье, чтобы не видеть, кто из присутствующих спрячет шкурку.
Бубен опять очутился в руках Якаги.
«Однако какая музыкальная натура, — с раздражением подумал Ветлугин. — Эта дурища, видите ли, должна обязательно вдохновляться музыкой!..»
Движения Хытындо сделались сейчас резкими, нервными.
Она быстро опустилась на четвереньки, завертела в разные стороны головой. Потом, наклонившись к земле, начала озабоченно обнюхивать следы.
Ага! Предполагается, что шаманка превратилась в собаку!
Хытындо побежала по кругу. Иногда она ненадолго останавливалась. Постоит подле какого-нибудь человека, сердито мотнет головой и спешит дальше.
Хитрая актерская игра!
Внимание шаманки привлек один из зрителей. Дважды она возвращалась к нему, топталась перед ним в нерешительности и удалялась. Наконец в третий раз, не колеблясь больше, протянула цепкую руку и выхватила из-за пазухи охотника спрятанную им магическую шкурку.
Общее ликование! Радостный смех! Улыбающиеся лица!..
Значит, в этом году не заболеет никто.
Ай да Хытындо!
— Ну, а охота? Спроси у духов, хорошая ли будет охота?
Церемония повторяется сызнова.
Уродливая карлица, переваливаясь на коротких ногах, бренча и звеня погремушками, мечется внутри круга под вкрадчивый, то усиливающийся, то затихающий рокот.
Ветлугин бросил зоркий взгляд на сосредоточенного Якагу, который неотступно с бубном в руках сопровождает свою супругу.
Позвольте-ка, может, и впрямь все дело в аккомпанементе?
Ну конечно! Якага аккомпанирует Хытындо то тише, то громче, подавая этим сигнал, как бы придерживая или подталкивая ее.
Шаманка вся обратилась в слух — это видно по ее напряженному лицу. Вот приблизилась к человеку, который спрятал шкурку песца. Дробь бубна стала отчетливой, громкой. Шаманка остановилась в нерешительности, сделала шаг в сторону. Дробь бубна тише. Теперь все понятно! Значит, спрятанный предмет находится поблизости!