Коннор оставил автомобиль на краю парковки, в темной полосе между фонарями. Внутри пахло жвачкой и старыми опилками, и когда они забрались в машину, а остальной мир остался снаружи, прижатый, приплюснутый к окнам, Деа осознала, что выбралась. Полагалось ликовать и гордиться, но она чуть не падала от изнеможения и никак не могла согреться. На ОБЖ им рассказывали про состояние шока, и Деа не сомневалась, что неподконтрольная дрожь и путающиеся мысли, натыкавшиеся друг на друга, как взбесившиеся резиновые мячи, являются признаками перенесенного шока.
Коннор включил кондиционер и без слов показал на плед на заднем сиденье.
– Ну что, – произнес он, – рассказывай.
– Не здесь. – Деа съежилась от воя приближавшейся сирены, но это подъехала «Скорая».
– Деа… – Руки Коннора стиснули руль. На секунду Деа испугалась, что он сейчас выгонит ее из машины.
– Я обещаю, что все расскажу, но здесь слишком опасно!
Он выдохнул – длинно и тяжело.
– Куда ты хочешь поехать?
Деа покачала головой. Она сбежала из больницы, вернула себе свободу, но идти ей было некуда. К Голлум нельзя – там ее станут искать в первую очередь, к тому же Голлум и так покрывает Коннора. У Деа нет ни денег, ни документов, ни родни. Деа пожалела, что не рискнула забрать из сумки мобильник и немного денег. С деньгами можно было бы снять комнату в мотеле или купить билет на самолет.
Она подумала о конверте, набитом двадцатками и полусотенными, под сиденьем «фольксвагена».
– К моей машине, – сказала Деа. – Мне надо к машине.
Коннор уставился на нее.
– Твоя машина в лепешку, Деа! – Она удивилась злости в его голосе. – Ты себя чуть не угробила, забыла?
– Я не пыталась… – Деа замолчала. Не было смысла пускаться в объяснения, сперва надо решить более насущные вопросы. – А что, я действительно сильно ее разбила?
– Ты же в дерево въехала! – сообщил Коннор таким тоном, будто разговаривал с тупицей. – Тебя еле вытащили. Дядя сказал, капот в гармошку. Ее, наверное, уже под пресс отправили. Утильнули. – В ответ на непонимающий взгляд Деа он пояснил: – Утилизировали.
Деа подумала о двух тысячах долларов, изжеванных металлическими зубами гигантского пресса. Ей нужны эти деньги.
– Надо проверить, – сказала она. – Обязательно надо проверить. Может, ее еще не… утильнули. – В приливе внезапного вдохновения она добавила: – Это же улика, так? Доказательство преступления.
– Что ты несешь?
– Это мамин автомобиль, а раз полиция считает, что мама сбежала, «жука» могли придержать. – Чем больше Деа говорила, тем сильнее в ней крепла уверенность. – Может, автомобиль – это улика, доказательство ее незаконной деятельности. Вдруг она его украла? – Деа точно знала, что это не так, но ей надо было добиться от Коннора согласия помочь.
– Я никуда не поеду, пока ты не объяснишь, что происходит. – Он выдернул ключ из зажигания. Мотор заглох.
Деа глубоко вздохнула:
– Ладно. В машине деньги, на которые я очень рассчитываю. Идти мне некуда. Если меня поймают, отправят обратно. – Она кивком показала на больницу, девятым валом нависавшую сзади. – Все считают меня сумасшедшей, но это не так. Говорят, моя мать скрылась, но это неправда. Помочь мне можешь только ты. Помоги, а?
Коннор долго молча смотрел на нее, затем завел машину и выехал с парковки.
«Жук» разбился к западу от Марборо, за городской чертой, где уже начинались плоские равнины. В округе эвакуацией транспортных средств занималась только компания «Сандерсон» из Пеллстона. Марк Сандерсон учился в классе Деа, и ходили слухи, что он одалживает автомобили приятелям-стритрейсерам. Если машина попадала в «Сандерсон», невозможно было предсказать, в каком виде она вернется.
В Пеллстон ехали в молчании. За окнами лентой тянулась темнота. Коннор оставил попытки разговорить Деа, а ей хотелось расспросить о самых обычных вещах – не о Кейт Патински или о том, что говорят о Деа в школе. Это помогло бы ей почувствовать себя настоящей, прежней Деа, а не кем-то, вернувшимся с летающей тарелки, где ее зондировали, кололи и исследовали.
Деа не верилось, что всего пару месяцев назад она возила Коннора по Филдингу, показывая ему минимаркет и мегамаркет и сетуя, что это самый скучный городишко в Америке, где никогда ничего не происходит. Сейчас она многое отдала бы за то, чтобы ей снова стало скучно.
Деа много раз проезжала мимо «Эвакуации и стоянки Сандерсона», не обращая внимания на вывеску. Территория оказалась больше, чем она помнила: высокий забор, мощные прожекторы. В ночное время это выглядело как сцена из фильма, а длинные ряды автомобилей, освещенные сверху, походили на аккуратно расставленные на полке модели.
Ворота были закрыты. Ламинированная табличка предлагала звонить, что Коннор и сделал. Через секунду рядом материализовался тощий парень с бритой головой и татуированной до самого подбородка шеей, отпер висячий замок на воротах и махнул Коннору заезжать. У него были блестящие глаза и одутловатое лицо наркомана, однако в нем угадывалось сходство с Марком. Видимо, старший брат.
Коннор подъехал к «офису» – обитой гофрированным металлом будке размером с чулан для швабр. Человек с широким бесформенным носом полулежал на столе, глядя в маленький телевизор. Лицом он тоже походил на Марка, но был куда толще, будто его накачали воздухом.
– Что дальше? – поинтересовалась Деа, однако Коннор уже выбирался из машины. Деа последовала за ним, стараясь не обращать внимания на подкатывавшую дурноту.
– Ты что творишь? – прошипел он, глядя на нее через капот. – Сядь на место!
Татуированный закрыл ворота и закурил, глядя на них издалека.
– А что такого? – тихо сказала Деа, чтобы не услышал брат Марка. – Я с тобой пойду.
– Предоставь это мне, – ответил Коннор и направился к «офису».
Деа колебалась. Она думала, что как-нибудь сама отыщет «фольксваген» Мириам, но ей понадобилось бы минут пятнадцать – даже больше, учитывая ее состояние, – а брат Марка не спускал с нее глаз. Но сидеть и ждать она больше не могла: она много дней сидела и ждала.
Поэтому она поковыляла за Коннором, стараясь не хромать. Как только у нее будут деньги, она купит себе нормальную обувь. И в сон, как можно быстрее в сон – сердце сжималось, как умирающее насекомое.
Она нагнала Коннора у самого «офиса». Он зло глянул на нее, но промолчал: гнать ее в машину было поздно. Сандерсон выпрямился за столом.
– Чего надо? – осведомился он.
Деа сообразила, что они не договорились насчет легенды, но Коннор без колебаний взял инициативу в свои руки.
– Я тут отцову машину чиню, – сказал он хрипло, по-филдингски, будто только что оторвался от бутылки пива и починки трансмиссии. – У него старый «фолькс». Оригинальный, но уделанный в задницу. Нам нужны запчасти. У вас, говорят, бывают.
Челюсть Сандерсона ходила туда-сюда, перемалывая жвачку. Он переводил взгляд с Коннора на Деа, и она порадовалась, что не сняла капюшон. В грязном оконном стекле она видела отражение болезненно-бледной девицы с нечесаными волосами и запавшими глазами. Сандерсон ее не знает, но – на всякий случай.
– Был на той неделе «жук», – сообщил Коннору Сандерсон. Он говорил медленно, как бы через силу. Деа представила, что, если бы они слышали его мысли, это звучало бы как радиопомехи или гудение мухи в пустой комнате. – Здорово помятый. Не знаю, что там можно взять, ему дорога под пресс. А чего вы ищете, к мотору или корпус?
– А можно посмотреть? – ушел от ответа Коннор.
Сандерсон покачал головой, взял бумажный стакан и сплюнул туда густую коричневую жидкость, вроде смолы. Деа поняла, что он жевал табак.
– У меня он не здесь, – объяснил он, и сердце Деа упало. – На штрафстоянке у полиции. Мы его не увидим, пока они не закончат. Может, несколько недель пройдет. Могу позвонить, когда «жука» спишут.
– А, звоните, – обрадовался Коннор и написал имя и телефон (оба фальшивые, как заметила Деа) на клочке бумаги, который сунул за решетку на окне. – Спасибо.
Они выехали в ворота задним ходом, и брат Марка снова повесил замок. Все это время он следил за ними, будто что-то знал. Деа рада была снова оказаться в машине.
– Ну, вот и все, – произнес Коннор, когда они выехали на шоссе.
– В смысле? – переспросила Деа. – Сандерсон же сказал – машина на стоянке, значит, под пресс ее не отправили, и это здорово.
– Здорово? – отозвался Коннор. – Деа, она у копов! Это очень плохо.
– Пожалуйста! – Голос Деа дрогнул. Она знала, что в нем слышится мольба, и разрывалась между отчаянием и муками совести. Не надо было втягивать в это Коннора. – Давай попробуем!
– Чего попробуем? Деа, тебя ищет полиция!
– Но тебя же не ищут! – вырвалось у нее. Коннор промолчал. У Деа еще никогда не было так тяжело на душе – вина, будто живое существо, рвалась из груди. – В любом случае последнее место, где меня будут искать, – это отделение полиции, верно?
– Это безумие, – проговорил Коннор и провел рукой по волосам. Взъерошенные, они встали торчком. Деа вспомнила, как впервые увидела Коннора у пруда – он вышел из воды и улыбнулся ей. – Мне и о своих проблемах надо думать, своего дерьма хватает. Все знают, что мы с тобой… – он замолчал.
– А что мы с тобой? – спросила Деа. В груди ныло. Разве бывает, чтобы все так изменилось, чтобы время прижимало, как гигантский большой палец, чтобы все шло наперекосяк? Во снах все обратимо, там нет времени и все можно исправить.
Вот бы и в жизни так…
– Ничего, – Коннор покачал головой. – Все знают, что мы дружим, вот и все. – Прежде у Деа сладко замирало сердце, когда он произносил свое «дружим». Теперь это слово показалось ей плоским, как выдохшаяся кола. – Мой дядя знает. Как только ему позвонят из больницы, он поймет, что это я помог тебе сбежать.
– Значит, надо поторопиться, – сказала Деа. – Ты обещал мне помочь, – тихо прибавила она.
Они уже подъезжали к Филдингу – Деа различала «ЭксонМобил» и минимарт, рассыпавший в небе светлые «зайчики» – будто рожденные на земле звезды тонули во мраке. На перекрестке единственный светофор мигал красным. Если Коннор повернет налево, они окажутся на Девятом шоссе, где стоят их дома. Ее прежний дом. Деа и не подозревала, как любит старые комнаты (большинством из которых они с матерью даже не пользовались) этого просторного особняка с к