Часть III
Во сне я увидел себя бабочкой, порхающей в небе; затем я проснулся. Теперь я не знаю, человек ли я, которому приснилась бабочка, или бабочка, которой снится, что она человек?
Глава 23
Деа оказалась в сыром тоннеле. Камни под ногами были скользкими от сочившейся воды, мусора и всякой дряни, о происхождении которой Деа старалась не думать. Наверху слышались голоса и крики, а через сводчатую арку виднелась улица в солнечных пятнах, по которой сновали люди. Издали они казались яркими цветными шарами, складывавшимися, если прищуриться, в радугу.
Она оглянулась, но зеркало пропало. Вход в сон – Деа не сомневалась, что это сон, хотя она в такие не ходила, – оказался наглухо запечатан, затянулся, как рана на коже. Вместо него там открылся тоннель, уходящий в темноту, где друг к другу жались, как показалось Деа, животные. Но тут же она разглядела, что это люди, в основном мужчины, грязные и явно бездомные, смотрят на нее затуманенными алкоголем глазами.
– Вроде из счастливых, – хрипло сказал кто-то, Деа не разобрала, мужчина или женщина.
Она отвернулась и поспешила на улицу. В душе росло напряжение. Шаги отдавались эхом, и было невозможно понять, идут за ней или нет. Деа боялась оборачиваться – вдруг за ней крадется кто-то из этих людей? У выхода из тоннеля она все же обернулась и увидела, что никого нет.
Не успев сделать и нескольких шагов, Деа отпрянула и прижалась к стене: по узкой улице летела повозка. Возница размахивал кнутом. Люди разбегались врассыпную. Деа успела заметить лицо – жестокое, тронутое оспой – и животное, впряженное в повозку, похожее на огромного кота, но с вытянутым рыльцем. Повозка пронеслась мимо, очертив невообразимую кривую, и толпа мгновенно заполнила образовавшуюся пустоту.
Деа зажмурилась и глубоко подышала, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце, но всякий раз, как она открывала глаза, у нее начиналось сильнейшее головокружение – или что-то противоположное головокружению: она словно оказалась на дне огромного каньона и поэтому боялась не упасть в пропасть, а быть раздавленной.
Потому что город, куда она попала, строился не только в ширину, но и в высоту. Видимо, Деа вышла на один из нижних уровней, хотя под ногами оказалась решетка, сквозь которую были видны внизу люди с тяжелыми золотыми ошейниками, совсем как у животных, впряженных в повозку. Рабы. Улица была заполнена народом; по обе стороны тянулись лавчонки и лотки. Почти отвесные лестницы вели наверх, а оттуда выше и выше, причем каждый уровень был построен поверх предыдущего. Деа не понимала, как такая конструкция вообще держится.
Высоко над ней, так высоко, что пришлось сильно запрокинуть голову, виднелось небо, исчерченное маленькими черными силуэтами. Птицы? Деа не знала. Над городом возвышалась башня, по виду вырубленная из скалы, а местами сложенная из камней и стеклянных спиралей. Она тоже выглядела настолько абсурдной и непропорциональной, что в реальности не простояла бы и минуты.
– Entschuldigung[3], – сказал человек, проталкиваясь мимо. Кажется, по-немецки. Вокруг слышалась разноголосая речь; некоторые языки Деа узнавала, другие нет. Женщина спорила на беглом французском с продавцом зеркал – тысячи зеркал лежали на столе, сверкая на солнце. Деа изучала французский с восьмого класса, но разобрала только remboursement – возврат денег. Проходя мимо, она обратила внимание, что зеркала отражали не то, что перед ними, а самые разные сцены, может, другие части города.
Или, подумала она с легкой дрожью, фрагменты ее мира. Она вспомнила слова Мириам: они следят за нами через зеркала.
Толпа несла Деа, как море. Было жарко, шумно и довольно смрадно, но Деа не имела ничего против шума или тесноты; затерявшись в толпе, неузнанная и неузнаваемая, она чувствовала себя в безопасности. Ее так поразили размеры города и невероятная высота его стен, что она даже забыла волноваться о матери: просто шла и смотрела, переполняемая любопытством и трепетом.
Женщины свешивались из окон, что-то крича прохожим. Смуглые от загара дети швыряли в толпу оливковые косточки и прятались, хихикая. Деа увидела поставленные друг на друга клетки со странными гибридами животных: рептилии с перьями, лошади размером с кошку, уткообразные создания, покрытые змеиной кожей. В одной из лавок продавались маски, которые двигались и гримасничали, как живые, а бледные статуи что-то распевали и бормотали фарфоровыми губами. Неожиданно улица расширилась, и толпа вынесла Деа на площадь, где на потрескавшейся каменной платформе человек с двумя головами (они росли не рядом, а одна позади другой) продавал рабов, под удары молотка повторяя предложения, долетавшие из толпы. Деа увидела, как к помосту повели девочку лет восьми, сгибавшуюся под тяжестью двух толстых ошейников, и ее замутило.
Толпа хлынула вперед, спеша к аукциону рабов. Деа свернула и пошла против течения. Ей удалось пробиться к лестнице, стиснутой между двумя зданиями. Схватившись за перила, как утопающий за спасательный круг, Деа полезла наверх.
Через несколько пролетов витой лестницы Деа попала на другую улицу, футов на двадцать выше площади с беснующейся толпой и аукционом рабов. На этом уровне было почти столь же людно. Снизу доносились громогласные предложения цены, от которых болели не то что уши, а все тело. Увидев новую лестницу между лавчонкой с деревянными марионетками и таверной, откуда разило, как из бочки, Деа начала подниматься. С нее уже градом катился пот, но ей смутно казалось, что сейчас она здоровее и сильнее, чем когда-либо.
С каждым уровнем менялись архитектура, содержимое лавок и облик прохожих. Если на нижних уровнях дома были сложены из огромных закопченных каменных блоков, позеленевших от времени и торчавших как попало, словно неправильно выросшие зубы, то наверху преобладали сталь, стекло, современные материалы. Обсаженные деревьями и клумбами улицы стали тише, в витринах в бархатных коробочках блестели драгоценности. Деа засмотрелась на бриллиантовые броши в виде кошек, которые расхаживали туда-сюда, помахивая сверкающими хвостами, и на длинные платья из белого шелка, словно сотканные из облаков. Может, так оно и было: здесь возможно все. Каменные мосты перемахивали через глубокие, до самого дна города, расселины, и даже лестницы стали лучше – затейливо кованные винтовые или парадные мраморные с богато отделанными перилами.
Деа уже поднялась на шесть уровней, но прошла лишь полдороги: вверху маячила башня, возвышаясь изогнутой лентой из стали и камня. У очередной лестницы стояли двое стражей, преграждая путь. Деа попятилась, сдержав вскрик: у каждого из них был только один глаз, большой и немигающий, и рот, полный острых зубов в несколько рядов.
Она замерла, борясь с желанием повернуться и сбежать.
– Passage interdit, – сказал один из них. – Niveaux privés.
– Что?! – Деа была шокирована, что это существо говорит на хорошем французском, и даже забыла свой страх.
Страж тут же перешел на английский:
– Доступ ограничен. Пропуск имеете?
Деа покачала головой:
– Я не знала, что нужен пропуск.
Существа в упор смотрели на нее – видимо, иначе они не умели, но от этого взгляда все внутри переворачивалось: глаза были огромными, как линзы телескопа.
– На уровни от седьмого и выше вход только по пропускам, – сообщил один из них. Деа не знала: то ли он нарочно держится нелюбезно, то ли знает мало английских фраз.
– А где можно получить пропуск? – поинтересовалась она. Почему-то здесь Деа чувствовала себя сильнее, свободнее и смелее, чем где-либо, и ее тянуло на самый верх этого города, будто сила гравитации здесь действовала в обратном направлении.
Стражи переглянулись. При всей странности их лиц Деа поняла, что они растеряны.
– У короля, – ответил один. – Где же еще?
– Но… – начала Деа, однако ниже по лестнице послышались шаги, и чей-то запыхавшийся голос произнес:
– Она со мной.
Это снова был тот паренек из пустыни, который посоветовал ей пройти через зеркала.
– Ты следил за мной, – сказала Деа, не показывая, что рада его появлению.
– Не стоит благодарности. – Не глядя на Деа, он вынул из кармана рубашки маленькую золотую книжицу, напоминавшую паспорт. Видимо, это и был пропуск от короля. Когда он подал его стражам, Деа тихо ахнула: пропуск распался на сотню блестящих, как золото, летающих насекомых, которые составили в воздухе сложный узор. – Королевский герб.
Деа не знала, к ней или к стражам он обращается. Сегодня юноша явился в черных брюках и рубашке с жестким воротом и даже сделал попытку причесаться. Это он в город так вырядился?
Он снова протянул руку, и узор распался. Насекомые собрались на ладони, выстроились в ряд и опять стали плоскими, превратившись в бумажную книжку.
– Хорошо. – Стражник отступил, давая им пройти. – Держите наготове, вам еще не раз придется его показывать.
– Я знаю правила, – отозвался паренек и жестом предложил Деа пройти: – После вас.
На седьмом уровне почти совсем не было лавок, лишь прекрасные дома за высокими воротами, полускрытые огромными деревьями, названий которых Деа не знала.
– Почему ты за мной ходишь? – тихо спросила она, едва они миновали караул, раз юноша этого даже не отрицал.
– Я тебе помогаю, – уточнил он. – Туда. – Он взял ее за руку и повел к новой лестнице, по обе стороны которой сидели каменные львы. Деа заметила, что они иногда шевелились, зевали и моргали, и снова ощутила внутренний жар, будто в ее крови пылало пламя.
– Куда мы идем? – Она отняла руку – отчасти потому, что ей хотелось цепляться за него и умолять не оставлять ее одну. Тут же она вспомнила о Конноре, и ей стало стыдно.
Парень уже начал подниматься по ступенькам, но обернулся к ней с загадочной полуулыбкой сытого кота. На солнце его глаза казались медово-карими, наполненными светом.