Ночные видения вихрем проносились в голове.
Зоопарк. Волки. Нападающий вожак.
И Эшли.
Как раз под конец среди волков появилась ее кузина и разогнала их. Эшли и кто-то еще — в памяти осталось только смутное воспоминание о какой-то женщине под вуалью. Это не что иное, как колдовство, подумала Нина, дрожа в равной степени и от страха, и от холода. Как же еще можно объяснить появление Эшли в ее сне?
Она бросила быстрый взгляд на пустую постель своей кузины, и у нее буквально перехватило дыхание. Ее так отчаянно затрясло, что невозможно было ни перевести дух, ни сосредоточить свой взгляд на том, что было у нее перед глазами.
У постели Эшли высилась какая-то фигура в длинном одеянии. У ее ног пол покрылся седым налетом инея. Тускло мерцающие снежинки медленно, как пыль, поплыли в воздухе.
Раздался голос. Он был женским и скорее осипшим, чем хриплым по природе. Нина не понимала ни слова, но одного звука этого голоса было достаточно, чтобы у нее мороз пошел по коже.
А в голове все время крутилась одна и та же мысль: настоящее колдовство. Ее кузина использует против нее колдовские чары — сначала чтобы наслать на Нину ее страшные сны, а теперь еще и это. Прислала за ней какого-то демона.
Женщина заговорила опять, и на этот раз слова незнакомого языка стали понятными сами собой, и она смогла уловить смысл сказанного.
Ты моя.
Нина ошеломленно затрясла головой.
Ты была мне обещана.
— У-у-х-ходи… — только и сумела произнести Нина.
Ее зубы выбивали дробь, и она едва могла выговаривать слова.
Моя.
Женщина шагнула к ней, и все страхи Нины слились в одном ужасающем вопле. Он поднимался вверх от самой диафрагмы, раздирая горло, пока с силой не вырвался наружу.
Очертания фигуры заколебались — как будто в отражение в спокойной воде бросили камешек и во все стороны пошла рябь.
Тут дверь спальни с грохотом распахнулась, и на пороге появилась мать Нины. Загадочная фигура исчезла, как будто ее никогда и не было. Никакого инея. Никаких снежинок в воздухе.
Но холод остался, прохватив Нину до самых костей.
Как остался в памяти и образ женщины в длинных одеждах, и ее страшные слова.
Ты моя.
Ты была мне обещана.
Мать быстро пересекла комнату и присела на край постели, обняв Нину.
— Боже, — сказала она. — Ты словно ледяная.
Нина была не в силах говорить. Все, что она могла, — это смотреть во все глаза туда, где только что стояла женская фигура, и дрожать.
— Завтра ты не пойдешь в школу, — сказала мать. — Мне ни за что не следовало отпускать тебя сегодня.
— Я… Я…
Мать ласково погладила Нину по волосам, убрав со лба прилипшие прядки. Нина медленно перевела взгляд с того места, где была ее незваная гостья, к двери, где стоял отец с таким же встревоженным выражением лица, что и у матери.
— Здесь все в порядке? — спросил он.
— Ее знобит, — сказала мать. — И ей приснился плохой сон. Да, дорогая?
Сон, подумала Нина. Если только все это было сном…
— Я пойду вскипячу молочный пунш, — сказал отец.
— Все будет хорошо, — сказала мать, когда он вышел за дверь. — Ты просто нездорова и видела дурной сон. Так бывает, Нина. Он может казаться совершенно реальным, но все-таки это всего лишь сон. Хочешь, расскажи мне его.
Нина с трудом справилась с комком в горле.
— Это… там была…
Слова совсем перепутались в голове, когда она попыталась что-то объяснить.
— Это была… Эшли, — наконец выдавила она.
Мать вздохнула и снова ласково погладила волосы Нины.
— Понимаю, дорогая, — сказала она. — Мы все беспокоимся о ней.
— Нет, не это. Просто…
— Она тебе приснилась?
Нина кивнула.
— Было так страшно.
— Нам остается только надеяться на лучшее, — сказала мать. — Она всегда была упрямой, но все равно я никак не ожидала, что она выкинет такое. Одному Богу известно, сколько мы с ней возились.
Ты не знаешь еще и половины того, что она выкидывает, подумала Нина.
— Но, — продолжала мать, — во всяком случае, здесь есть хотя бы один плюс. Может быть, не стоит об этом говорить, но я, признаюсь, рада, что ты тоже беспокоишься о ней. Я думаю, что на уровне подсознания проявляются твои истинные чувства, пусть даже тебе кажется, что кузина тебя не слишком волнует.
— Мое подсознание? — переспросила Нина. У нее не было уверенности, что она вообще понимает, о чем речь. — Так что там с чем-то происходит?
— Оттуда приходят сны, — объяснила мать. — Порой сны — это просто способ рассказать нам о том, что мы испытываем на самом деле, не подозревая об этом.
— Но я испытываю…
Мать приложила палец к ее губам.
— Не волнуйся. Что тебе сейчас нужно — так это отдохнуть.
Что толку, подумала Нина. Разве смогла бы она хоть сколько-нибудь вразумительно объяснить, что происходит, да еще так, чтобы мать не сочла это просто выдумкой с целью очернить Эшли? В любом случае родители наверняка не поверят во всякие там колдовские чары. Да и ей самой пришлось достаточно намучиться, прежде чем в них поверить. И даже если бы ей удалось убедить родителей в том, что она действительно видела все это, они, пожалуй, отправят ее к психиатру, как они раньше поступили с Эшли.
— А вот и мы, — сказал отец, входя в комнату.
Он имел в виду себя и кружку дымящегося молока с корицей, мускатным орехом и солидной порцией бренди.
— А теперь выпей это до дна.
Нина зажала кружку в ладонях, благодарно согреваясь ее теплом. Жидкость попала в желудок, и тот стал вроде маленькой печки с угольками, согревающей все тело. От бренди ее потянуло в сон.
— Завтра утром не торопись вставать, — сказала мать, заботливо укрывая Нину. — Поспи столько, сколько сможешь, хорошо?
Нина сонно кивнула. Когда родители вышли из комнаты, она повернулась на бок, зарывшись лицом в подушку. Хотя у нее слипались глаза, заснуть вряд ли удастся. Молочный пунш избавил ее тело от холода, но вот дрожь от того, что вытворяла с ней Эшли, и воспоминание о той фигуре в длинном одеянии…
Ты моя.
…все это наползало, как морозный узор на оконном стекле, который разрастается во все стороны, пока не покроет все окно толстым леденцовым слоем.
Что же делать?
Сон наконец сморил ее, но спалось беспокойно, она постоянно ворочалась с боку на бок и крепко уснула лишь под утро, когда на востоке начал растекаться рассвет.
На следующее утро она сквозь сон слышала, как сначала в ее комнату тихонько входил отец, чтобы перед уходом на работу посмотреть, как она себя чувствует, а потом и мать, прежде чем уйти к себе в студию. Еще не было и десяти утра, когда Нину окончательно разбудил негромкий телефонный звонок на ее ночном столике.
— Помнится, ты обещала предупреждать, когда соберешься прогулять, — недовольно заговорила Джуди, как только Нина пробормотала в трубку свое сонное «алло».
— Я и не думала оставаться дома, а потом было уже слишком поздно звонить тебе, — ответила Нина.
— Ты болеешь по-настоящему?
Нина не знала точно, что ответить. Была ли она больна по-настоящему? Смотря что считать настоящим. Если она всего-навсего вообразила ту женщину ночью в своей комнате…
— Я не знаю, — в конце концов ответила она.
— Тебе приснился еще один сон, да?
— Ага. И самый худший из всех, потому что, когда я проснулась, он все еще продолжался.
— Ты выражаешься не слишком понятно, — сказала Джуди.
Тогда Нина объяснила все с самого начала: как она была волком в Метро-зоопарке, про напавшую на нее волчью стаю, которая потом рассеялась, когда появилась Эшли в сопровождении кого-то таинственного, и, наконец, как она проснулась в холодной комнате, где на полу был иней, в воздухе порхал снег, а у кровати Эшли ее поджидал весь этот ужас.
— Теперь ты мне веришь, что это Эшли? — спросила она, когда закончила.
— Не обязательно.
— Джуди!
— Полегче на поворотах, Карабалло. Я верю, что тебе приснился сон. Но, может, ты все еще спала, когда думала, что проснулась, — понимаешь, что я имею в виду? Со мной такое случалось, когда снилось, что я сплю…
— Я думаю…
Но даже если и есть какое-то колдовство, непохоже, что это проделки Эшли, — по крайней мере из того, что ты мне рассказала, этого не следует.
— Но она же была там, в зоопарке, — контролировала, как идет дело ее рук.
— Больше похоже на то, что она спасла твою попку от тех других волков.
— Этого я не знаю, — сказала Нина. — Конечно, стая разбежалась, когда она появилась, но она просто стояла и глазела на меня…
Как будто не могла поверить, что это я, вдруг поняла Нина, прокрутив в голове всю сцену. Как будто она была потрясена, увидев меня там, как я смотрю на нее сквозь волчьи глаза. Но если Эшли не имеет отношения ко всему, что с ней происходит, тогда кто же?
Она попыталась мысленно представить себе фигуру в чем-то длинном, стоящую у кровати Эшли. Картина с легкостью всплыла в памяти. Как и сиплый голос женщины, от которого мурашки побежали по всему телу.
Ты моя.
Мороз и снег. Прямо здесь, в ее спальне.
Ты была мне обещана.
Ее затрясло. Не похолодало ли в комнате? Не затягивает ли иней оконное стекло?
— Нина, ты еще здесь?
Голос Джуди, тоненько звучащий в трубке, но такой уютно знакомый, вернул ее назад.
— Да, я здесь, — сказала Нина.
— Все нормально?
— Не совсем. Похоже… или я схожу с ума, или за мной следит какая-то могущественная колдунья. И я не знаю, что хуже.
— Как в волшебной сказке, правда? — сказала Джуди.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, что сказала та женщина, — вроде ты была ей обещана. Знаешь, в сказках родители всегда кому-то обещают своего первенца.
— Большое спасибо. От этого мне значительно лучше — думать, что во всю эту историю меня втянули собственные родители.
— Я не имела в виду, что они и правда сделали это. Просто так бывает в волшебных сказках. — Это и есть как в сказке.