— Папа, а что, если это правда? — спросила Нина.
Отец покачал головой.
— Этого не может быть. Он наговорил тебе такого, чего просто не существует.
— Но мои сны…
Встревоженное выражение скользнуло по лицу отца.
— Сны о тотеме, — сказал он тихо.
Судя по его интонации, Нина поняла, что упоминание о снах задело в нем какую-то струнку.
— Ты что-нибудь знаешь о них? — спросила она.
— Мой дед — отец Наны Проворной Черепахи — как-то говорил мне о таких снах, — сказал он. — Еще в шестидесятых, когда я, как и всякий мальчишка, имеющий хоть каплю индейской крови, интересовался своими корнями, он рассказывал мне о двух тотемах. Первый — клановый тотем — связан узами родства со всей твоей семьей, а второй — твой личный тотем. Чтобы найти его, твоя душа должна проделать долгий путь. Шаман, бывало, вводил тебя в особый транс, и тогда душе полагалось отправиться на поиски своего личного тотема.
— Ты когда-нибудь проделывал это?
Отец вздохнул.
— Я не знал тогда ни одного шамана, но я… пробовал иные способы.
Другими словами, он баловался наркотиками, подумала Нина.
— Нашим клановым тотемом была зубатка. — Он виновато взглянул на Нину. — Не очень романтично, да?
— Не очень.
— Поэтому я и пытался сам найти свой личный тотем. Я надеялся на волка, медведя или орла — кого-нибудь величественного, о ком не стыдно было бы говорить, понимаешь? Или если бы не так, — если бы это оказался зверь, не сразу впечатляющий белого человека, — тогда пусть это был бы по крайней мере кто-то, особо почитаемый у племени кикаха. Например, жаба, которой приписывают особую удачливость, или ворон.
— И что же ты нашел?
— Ничего. Я просто ловил кайф и рисковал собственным здоровьем ради какого-то сомнительного удовольствия. Мне повезло, я не втянулся в это. В отличие от некоторых моих друзей.
Нина увидела, как горестные воспоминания затуманили его взгляд, и догадалась, что он, должно быть, думал о каком-то давнишнем приятеле, который то ли стал наркоманом, то ли отравился слишком большой дозой наркотиков. Она никак не могла понять, почему люди так рискуют своим здоровьем. Вот уж чего она сама никогда не будет пробовать.
Джон Карабалло встряхнул головой.
— Ну, хватит об этом. Пора позвонить в полицию.
— Я могу доказать, что это правда, — сказал Элвер, услышав последние слова. — Я могу перенести вас в свой мир.
Джон посмотрел на него.
— Это не важно. Даже если ты не врешь, чему я не поверю ни на секунду, — почему ты думаешь, что я отдам свою дочь этому твоему народу?
— Ваша тюрьма не удержит меня, — сказал Элвер.
— А это мы посмотрим.
— И даже если бы и удержала, — добавил Элвер, — даже если мой народ не пошлет кого-нибудь еще завершить порученное мне дело, вашей дочери все равно грозит опасность.
Глаза Джона сузились.
— Не угрожай мне, приятель. Не угрожай мне и, слышишь, никогда не угрожай моей семье.
— Угроза не во мне — она исходит от духа земли, которому вы пообещали вашу дочь: Я-вау-це.
— Я никогда не обещал свою дочь ника…
Но тут его голос снова затих под напором нахлынувших на него еще каких-то воспоминаний.
— Боже, — сказал он тихо.
— Папа? — Глаза Нины ошеломленно расширились. — Это что, правда?
— Я… я никогда об этом по-настоящему не задумывался с тех пор…
— О чем?! — закричала Нина.
— Это было в то лето, когда ты родилась, — объяснил отец. — Мы с твоей матерью были на индейском празднике Возрождения в честь середины лета. В то время мы увлекались тем, что одушевляли окружающую среду. Ну, земля — наша мать и тому подобное. Как-то вечером развели большой костер, и мы экспромптом устроили церемонию твоего наречения, посвятив твою душу во благо земли…
Нина побледнела,
— О Боже, — сказала она. — Так это правда!
— Конечно же, нет, — ответил Джон. — Твоя мать и я, мы были тогда просто детьми и увлекались нетрадиционными укладами жизни и верованиями, но мы уж никак не исповедовали никакого культа, которому в качестве жертвы понадобилась бы наша дочь.
— Рассказывай это своей Я… как ее там? — сказала Нина.
— Я-вау-це, — сказал Элвер.
И Нина, и ее отец с ненавистью посмотрели на него.
— Нина, — сказал Джон. — Все это просто вздор.
Да? Ну а что, если эта Я-вау-це сделала ту же самую ошибку, что и Элвер, и утащила Эшли?
— Я… — Отец покачал головой. — Такого не бывает — ни колдовства, о котором он болтает, ни земных духов с потусторонними мирами, ни еще чего-нибудь в этом роде. А вот к исчезновению Эшли он может быть причастен, но здесь, в нашем мире, за это надо отвечать. Вот пусть полиция и разберется.
— Вы еще сами убедитесь, — сказал Элвер.
— Нет, — ответил ему Джон, — это ты еще убедишься. — Он повернулся к Нине. — Покараулишь его, пока я позвоню в полицию, дорогая?
Нина кивнула.
— Вот и умница.
Едва отец поднялся на ноги, как Элвер снова заговорил, но на этот раз на языке, которого никто не понимал. Он произносил слова гнусаво, растягивая звуки, так что они сливались между собой. Нина мелко затряслась от страха. Когда он перешел на монотонное пение, по лбу у него заструился пот. Глаза были плотно зажмурены.
— П-папа?
— Все будет в порядке, — сказал отец.
Он поспешно вышел в кухню, чтобы позвонить.
Оставшись одни, девочки уставились на своего монотонно распевающего пленника.
— Господи, меня от него просто трясет, — сказала Джуди.
Нина кивнула, но ничего не ответила. Ей опять стало страшно: она чувствовала, что надвигаются какие-то события. Нина не знала, какие именно, просто отчетливо сознавала, что рассказ Элвера был чем-то большим, чем болтовня сумасшедшего. Неожиданно в атмосфере прихожей почувствовалась наэлектризованность. По рукам побежали мурашки, и ее заколотила неуемная дрожь.
— Нина… — начала было Джуди, но Нина тоже заметила это.
Прихожую заволакивал туман, он выползал как бы из-под пола, оттуда, где лежал Элвер, и окутывал все вокруг.
— Папа! — закричала Нина.
То самое ощущение чего-то надвигающегося внезапно усилилось. Когда вернулся отец, так и не позвонив, в прихожей клубился густой туман. Они все еще слышали пение Элвера, но теперь оно затихло буквально до шепота — как будто доносилось откуда-то издалека.
— Что?.. — начал отец.
Пение смолкло.
Нина и Джуди быстро вскочили на ноги и юркнули за спину Джона, а тот двинулся вперед, протянув руки туда, где в этом непостижимом тумане скрывался их пленник.
Но хватать там оказалось некого.
Туман пропал так же стремительно, как и появился. Когда он рассеялся, они увидели, что вместе с ним исчез и Элвер. Все, что осталось от их пленника, так это лишь веревка, которой они его связывали, небрежно брошенная на пол.
Дрожащие Нина и Джуди вцепились друг в друга. Нинин отец шагнул вперед, медленно нагнулся, поднял веревку и обернулся к девочкам.
— Этого… этого просто не может быть, — сказал он.
Но доказательство, против которого никто не мог возразить, было прямо у него в руке.
Глядя на эту веревку, Нина думала только об одном: если Элверу удалось такое, если он сумел сбежать с помощью своего колдовства, тогда не было ли правдой и все остальное?
Потусторонние миры, поиски тотема и духи земли…
Я-вау-це.
Которой родители пообещали ее.
Чахнущая и нуждающаяся в притоке свежей крови для восстановления своих сил.
Я обречена, подумала Нина.
Эта мысль холодным камнем легла ей на сердце. Она взглянула на отца, но не нашла утешения, увидев, насколько тот сам ошеломлен. Казалось, что очевидность колдовства Элвера высосала из него все силы.
Обречена.
— Ты умеешь ходить на лыжах? — спросила Лусевен.
Эш оторвалась от созерцания леса у подножия холма и посмотрела на свою спутницу.
— Нет, — сказала она. — А зачем?
— Так было бы быстрее всего спуститься вниз.
Эш кивнула. Снег толстым одеялом укрывал долину и окружающие ее склоны, напоминая умятую кашу в горшке. Пробраться по нему было бы нешуточным делом. Эш поплотнее запахнула куртку. Они были одеты совсем не по погоде, особенно Лусевен в своем просвечивающем черном платье и длинной вуали.
— Я бы могла научиться, — сказала Эш.
Лусевен рассмеялась.
— Такому не научишься за несколько минут. Не беда. У меня есть кое-что еще.
Она открепила от своего браслета амулет в форме маленького вигвама и бросила его на землю. Как только серебро коснулось земли, вокруг них выросли стены вигвама, укрыв их своим теплом. В центре, в обложенном камнями очаге, слабо горел огонь; дым уходил сквозь отверстие наверху, где сходились опорные жерди. Пол был устлан толстыми шкурами. Крепко пахло дымом и отсыревшей кожей. От едкого дыма у Эш защипало в глазах, но зато тепло ее обрадовало.
— Посмотрим, подойдет ли что-нибудь, — сказала Лусевен, указывая на груду меховой одежды, наваленную у стены.
— Как действуют эти штуки? — спросила Эш.
— Амулеты?
Эш кивнула.
— Они волшебные, — ответила Лусевен с улыбкой.
__ Я знаю. Просто… как такая маленькая серебряная штучка превращается во что-то большое и настоящее? Никак не пойму.
— В этом-то и заключается волшебство. Эти амулеты действуют здесь, в мире духов, — повсюду в этом мире, — но не в нашем собственном.
— Очень жаль.
— Каждому миру — свои чудеса.
— Наверное.
Пока они разговаривали, Лусевен оделась, выбрав меховую парку и рейтузы, толстый шарф и теплые сапожки с меховой опушкой. Эш быстро последовала ее примеру. За исключением пары сапожек, которые пришлись как раз по ноге, все остальное было слегка великовато.
— Мы похожи на парочку эскимосов, — сказала она, обматывая шею шарфом.
— Зато нам будет тепло, — ответила Лусевен.
У противоположной стены на полу из оленьей шкуры стояли сани. Лусевен подняла их.
— Готова? — спросила она.