Принц сейчас спит. Снится ему, конечно же, изумрудно-золотой остров Атилан (так звучит местное название Атлантиды), его мраморные дворцы и сверкающие храмы. Ему совершенно неведомо, что я позаимствовал его тело — и очень сильную правую руку, — чтобы написать это письмо.
Итак:
Откуда-то, я думаю, это Бретань или Нормандия, и предполагаю, что в сочельник 18 862 года до Рождества Христова, — мои поздравления тебе, Лора, и счастливого Рождества!
Получишь ли ты это письмо в той далекой морозной земле на Востоке, которая когда-нибудь станет Польшей или Россией? Полагаю, шансов меньше, чем пятьдесят на пятьдесят, даже если ты окажешься там точно в тот же самый доисторический год, что и я. Ведь целый континент разделяет нас. При здешних средствах сообщения это все равно, что быть в разных мирах.
Я заставлю Принца незаметно сунуть письмо в пакет с почтой, которую отправят на следующей неделе, и королевский курьер возьмет его с собой в путешествие через тундру к торговому посту, где, скорее всего, ты остановилась. Если хоть немного повезет и ты действительно окажешься там, не сомневаюсь: уж ты-то сможешь внедриться в любого, кто будет иметь постоянный доступ к королевским документам. Так как я пишу письмо по-английски, у него не будет даже отдаленного представления, о чем оно. А ты поймешь, читая эти строки его глазами, и, может быть, даже сумеешь ответить мне. Господи, как замечательно было бы получить от тебя письмо! Мы только недавно расстались, а кажется, прошла целая вечность.
Думаю, что все способы регулярной связи с тобой, которые я тут придумал, — да и любой связи вообще, — весьма ненадежны, я все же попробую. И, наконец, записи о моем здешнем опыте — хороший способ собрать все в более ясную картину, они помогут мне лучше все осмыслить и упорядочить, когда я вернусь в свое время и буду отчитываться.
Это седьмой день миссии. Пока все идет достаточно хорошо.
Сначала я, конечно, был травмирован прыжком через время. Это было потрясающе, совсем не так тяжело, как я думал: приготовился-то я, естественно, к худшему. Это был мощный прыжок, гораздо дальше, чем все наши прежние. На тренировках я прыгал не больше чем лет на девяносто, а этот прыжок — в сто восемьдесят столетий! Представь себе: я хлопнулся в сознание Принца на всех парах, с таким напором, что, казалось, на неделю выйду из строя. Вторжение грубоватое, скажу тебе.
Настройка оказалась прекрасной. Естественно, целью всех предварительных разведок во Времени было подобрать для меня члена королевской семьи — в качестве «хозяина». И им удалось поместить меня точно в сознание не больше и не меньше как самого наследника престола!
Никогда не смогу забыть момент внедрения: я почувствовал себя примерно так же, как если бы ударился о воду после неудачного прыжка с очень высокого трамплина. Это была боль, настоящая боль, много боли. От нее я, наверное, лишился бы дыхания, если б вообще дышал в тот первый момент.
Затем наступила абсолютная невероятность того фантастического момента, который и тебе хорошо известен: когда сознания сплавляются и в самом деле не знаешь, ты ли это или уже кто-нибудь другой. А потом я отключился.
То же, очевидно, ощущал и Принц.
Мы были без сознания, наверное, дня полтора, может, чуть больше, вот почему я не уверен, точно ли сегодня сочельник. Как только я пришел в себя, сразу установил лингвистические связи, чтобы понимать то, что слышу, и постарался определить, как долго мы с Принцем были без сознания, руководствуясь при этом такими, например, словами придворных:
«Мы рады, Ваше Высочество, что мрак закончился для вас».
«Два дня и одну ночь мы молились, Ваше Высочество! Два дня и одну ночь вас не было с нами!»
Но на самом деле это продолжалось не так долго: ты, вероятно, уже убедилась, что здешняя система дней и недель не очень похожа на нашу; «днем» они считают точное время между восходом и заходом солнца, темные часы называются «ночью», а следующая — и самая большая единица — это десять «дней» и «ночей», которые вместе составляют по нашей шкале пятидневную неделю, если только я не ошибаюсь. Два дня и ночь Атилана должны равняться нашим полутора дням, так что, ведя отсчет с момента, когда мы отправились из нашего времени, и вычисляя полное время, которое, по моим прикидкам, прошло после этого, я склоняюсь к тому, что сейчас сочельник.
Такой вопрос, Лора: правильно ли считать этот день сочельником, если сейчас мы живем за тысячи лет до Рождества Христова? Думаю, что правильно, — в конце концов, мы прибыли сюда из нашей эры. Но все же эта мысль поражает меня своей невероятностью, и вообще, все наше рискованное предприятие кажется таким странным, начиная с того, что ты и я, превращенные в простые сети электрической энергии, заброшены на тысячи лет назад, в Прошлое, а наши тела остались дома в глубоком сне. И убеждая себя, что сегодня сочельник, я чувствую себя немножко дома. Бог свидетель, как мне сейчас необходимо хоть что-то, напоминающее дом. Думаю, что и тебе тоже — там, в морозных пустынных краях охотников за мамонтами.
У меня очень хорошая связь с сознанием Принца. Я могу прочесть каждую его мысль, понимаю все, что говорит он и что говорят ему, контролирую его сердцебиение, частоту дыхания, работу гормональной системы. Могу предчувствовать движения его тела даже до того, как он сам осознает, что собирается совершить их. Я воспринимаю импульсы, идущие от его мозга к мускулам, и чувствую их готовность отреагировать. Я мог бы в случае необходимости опередить его собственные команды и заставить его тело делать то, что хочу я, но когда он бодрствует и в полном сознании, я этого не делаю. Не хочется, чтобы он заподозрил, что в него вселился демон, хотя, в общем-то, так оно и есть!
Как тебе это понравится, Лора, — выступать в роли демона? Не так уж приятно, а? Но ведь именно так обстоит дело, не правда ли?
Я уверен, что Принц даже не догадывается, что им овладели, а захватчик из далекого будущего поселился внутри его, полностью окутав его нервную систему — как легкий невидимый туман…
Я знаю, что он почувствовал мое появление: такой удар трудно не заметить, но ясного представления о том, что произошло, у него нет.
«Моей души коснулся перст бога, — сказал он всем окружающим. — На какое-то время я был брошен в темноту. Боги выбрали меня, и кто может сказать — почему?»
Другими словами, своего рода удар, а потом день, ночь и еще день бессознательного состояния.
Ну что ж, пути Господни неисповедимы, тем более что все уверены: он уже полностью оправился. А я остался, невидимо притаившись в его сознании таинственным сплетением электрических импульсов, защищенный от любых способов обнаружения атиланцами.
Сейчас Принц спит. Я, конечно, не могу читать его сны — этот пласт сознания слишком глубок, мне туда не проникнуть. Но тело его спокойно, очень расслаблено. Поэтому я думаю, что ему снится родная страна, теплый душистый остров Атилан. Похоже, ему кажется, что он лежит в своей собственной мягкой кровати.
Но его там нет.
Недавно я поднял его и, спящего, довел до чудесного письменного стола, сделанного из редкостных, незнакомых пород южных деревьев — почти черная древесина, похожая на эбеновую, инкрустирована полосками светлого золотистого дерева. Сейчас Принц сидит — прямой, поглощенный работой над этим письмом. Так сказать, пишет диктант. Наследный принц пишет под диктовку. Но сможет ли он когда-нибудь узнать об этом?
Единственным ключом к разгадке может быть ощущение напряжения в его правой руке и кисти. Форма наших букв сильно отличается от привычных для него завитков и спиралей, так что, когда он пишет, его мышцы напряжены и почти сведены судорогой. Однако, проснувшись, он ни за что не догадается, почему это рука немного ноет.
Мы находимся на берегу моря, готовые в любой момент свернуть лагерь и сесть на корабль, который доставит нас на Атилан. Здесь у атиланцев довольно крупный сторожевой пост, в котором проживает три-четыре сотни людей. Называется это место, кажется, Тибарак. По всей местности разбросаны небольшие примитивные стоянки жителей материка, которые пришли в Тибарак для торговли с атиланцами; они считают могущественных островитян чуть ли не богами. Кажется, так думает и вся Европа, во всяком случае, та ее часть, куда проникла империя атлантов — или атиланцев: как тебе больше нравится.
Пейзаж здесь весьма угрюмый, отталкивающий, хотя, наверное, ничего похожего на Наз Глесим, где ты находишься. Здесь нет ни ледников, ни заснеженных полей — они уже отступили к северу и востоку, — но земля, при беглом взгляде, голая, унылая и скалистая. Погода очень и очень холодная. Сомневаюсь, поднималась ли вообще температура выше нуля с тех пор как я здесь, хотя дни стоят яркие и солнечные. Тем не менее очевидно, что сейчас здесь теплее, чем было несколько сотен лет назад, или там, где сейчас ты, — у вас, должно быть, земля еще стиснута льдами. Здесь есть березы, ивы и немного сосен. Я видел случайных мамонтов и бизонов, но немного: большие животные ледникового периода не любят эти новые леса и уходят в холодные страны, где пастбища лучше.
Имя Принца — Рамифон Сигилитеримор Септагимот Столифакс Блейл, что означает примерно следующее: Любимец Богов и Свет Вселенной. Но никто его так не называет, потому что это считается кощунством: я выяснил это, тщательно исследовав глубокие слои его памяти. Родители называют его Рам, что короче всего. Братья и сестры зовут его Премианор Тисилан, что означает Первый в Семье. Все остальные величают его Стой Тилейл — Ваше Высочество.
Ему восемнадцать лет, у него темные волосы и оливковая кожа. Он очень сильный, широкоплечий, с огромными руками. Ростом он хотел бы быть повыше, и действительно, он не очень высокий даже по стандартам атиланцев. Он недоволен этим, хотя знает, что тут уж ничего не поделаешь. Вообще Принц оказался добродушным и очень одаренным. Однажды, если все для него хорошо сложится, он станет Великим Дарионисом острова Атилан, или, другими словами, королем.