артийным руководителям, поскольку вскоре (декабрь 1949 г.) «декадентские тенденции» были обнаружены и в музыке – в Постановлении ЦК ВКП (б) «О декадентских тенденциях в советской музыке» всесторонней критике подверглись опера В. Мурадели «Великая дружба», Шестая симфония С. Прокофьева и «Поэма» А. Хачатуряна. Больше всего досталось «Великой дружбе» за пренебрежение к «лучшим традициям и опыту классической оперы вообще, русской классической оперы в особенности…», а также за «исторически фальшивую» обрисовку взаимоотношений между русскими, грузинами и осетинами в период «борьбы за установление советской власти и дружбы народов на Северном Кавказе в 1918–1920 годах». Композиторы С. Прокофьев, Д. Шостакович и другие были признаны «придерживающимися формалистического, антинародного направления». Впоследствии многие деятели искусства были изгнаны из творческих союзов и вынуждены были приостановить свою творческую деятельность.
Таким образом, партийный аппарат проводил свою линию, направленную на регламентацию, жесткую цензуру, придирки по мелочам.
Творческие личности были вынуждены не один раз «дорабатывать» свои произведения, чтобы угодить партийно-чиновничьему аппарату. Примером может служить роман А. Фадеева «Молодая гвардия». Когда в газете «Правда» писателю было указано, что он довольно бледно показал руководящую роль партии в борьбе подполья против немецких оккупантов, во второй редакции появились сцены, раскрывающие образы коммунистов-подпольщиков.
Следует отметить, что были произведения, которые в целом не вызвали нареканий у партийных цензоров. Прежде всего, это «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого, которая стала широко известна и за рубежом. Далее следует отметить повесть В. Некрасова «В окопах Сталинграда», «Звезду» Э. Казакевича, «Балтийское небо» Н. Чуковского, «За правое дело» В. Гроссмана. Выделяются также стихотворение-реквием A. Твардовского «Я убит подо Ржевом» и его же поэма «Дом у дороги». Теме послевоенной деревни посвящен рассказ Г. Троепольского «Из записок агронома» и «Падение Ивана Чупрова» B. Тендрякова.
Свой вклад в развитие послевоенного изобразительного искусства внесли советские художники. В живописных полотнах они затрагивают многие темы. Это: военная тема («Письмо с фронта» А. Лактионова, «Возвращение» В. Костецкого, «Отдых после боя» Ю. Непринцева); будни советской деревни («Весна», «Колхозный ток», «Ужин тракториста» А. Платова); пейзажи («Начало апреля», «Ранняя весна» С. Герасимова, «Сказ об Урале», «Просторы Камы» В. Мешкова).
Развивается также монументальная живопись. Несмотря на склонность к излишнему декорированию и внешним эффектам в ущерб содержанию, были и удачные ее образцы. Среди них – павильонные панно, представлявшие СССР на зарубежных выставках, а также внутренняя отделка театров и Дворцов культуры, мозаичная отделка станций метрополитена. Особенно обращает на себя внимание цикл мозаичных композиций П. Корина на сводах станции метро «Комсомольская-кольцевая», а также мозаичные картины станции метро «Киевская-кольцевая» (художник А. Мизин). Необходимо отметить также развитие монументальной скульптуры. В основном это композиционные группы, запечатлевшие советских воинов-освободителей. Наиболее известен памятник в берлинском Трептов-парке, представляющий собой скульптуру солдата со спасенной им девочкой в одной руке и мечом – в другой (скульптор Е. Вутечич, архитектор Я. Белопольский, художник А. Горпенко).
В послевоенные годы наблюдается развитие архитектуры. Так, в 1 947 г. по постановлению Совета Министров СССР в Москве было начато строительство семи высотных зданий в 26–32 этажа. Благодаря их продуманному месторасположению пространственный облик Москвы значительно изменился. Однако сооружение этих зданий оказалось бюджетнозатратным.
В феврале 1935 г. агробиолога Т. Лысенко назначили президентом ВАСХНИЛ. Там он развернул настоящую войну против своих научных противников, в результате которой известного ботаника и генетика Н. Вавилова арестовали, а через 3 года он скончался в тюрьме. После войны атаки Т. Лысенко и его группы на ученых из «противоположного» лагеря вновь возобновились.
Развитие наук, как и литературы и искусства, сопровождалось идеологическим контролем. Особенно досталось генной инженерии. Академик Т. Лысенко выработал свою концепцию наследственности. Спекулируя на трудностях страны в развитии сельского хозяйства, он заверил правительство, что в кратчайшие сроки сможет повысить урожайность. Суть теории Т. Лысенко заключалась в наличии в Советском Союзе двух биологий, занимавших полярные по отношению друг к другу позиции: мичуринской (материалистической) и вейсманистско-менделистской (метафизической). По Т. Лысенко, все ученые, признающие хромосомную теорию наследственности, являлись апологетами буржуазных течений в науке. Свои тезисы Лысенко обнародовал на сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина (ВАСХНИЛ) в 1948 г.
На сессии ВАСХНИЛ было принято решение освободить от работы, а попросту изгнать из академии всех тех ученых, которые не разделяли точку зрения Т. Лысенко. Причем специальности исследователей особой роли не играли – под «чистку» попали и генетики, и физиологи, и почвоведы, и медики, и др. В числе изгнанных оказались такие ученые, как академики Д. Жебрак, П. Жуковский, Л. Орбели, А. Сперанский, И. Шмальгаузен, их ученики и многие другие. Можно сказать, что это был разгул настоящей средневековой инквизиции, поскольку из библиотек и с кафедр изымались и подлежали уничтожению учебники, учебные программы, методические разработки, в основе которых лежали идеи морганизма-менделизма. Закрывались лаборатории соответствующего профиля, министр сельского хозяйства издал приказ, согласно которому сворачивались все эксперименты по селекции в животноводстве.
Теория Т. Лысенко затронула все те науки, в которых использовался принцип неопределенности: теория относительности А. Эйнштейна, теория резонанса Л. Полинга, статистический анализ в социологии, наследственные заболевания и др. В принявшую поистине грандиозный размах «научную дискуссию» пытались было вовлечь и физиков. Тогда руководитель группы физиков И. Курчатов заявил И. Сталину, что, если им не дадут возможности спокойно работать, сроки создания атомной бомбы будут отодвинуты.
Победа, одержанная Т. Лысенко и его последователями, была на руку партийному руководству страны, которое оправдывало полуголодное существование населения страны и развернуло пропаганду идей о скором подъеме сельского хозяйства. Прикрываясь псевдонаучными выкладками Т. Лысенко, многие «деятели» науки – например академик К. Быков – строили планы создания «нового человека», а также планы «преобразования природы».
В конце 1948 г. выискалось еще одно «вредное» течение – космополитизм, преклонение перед всем иностранным. Первой мерой, которую приняло советское руководство, чтобы пресечь космополитизм, стал запрет на оформление браков с иностранцами. Далее настала очередь граждан еврейской национальности. Пресса обвинила их в «индивидуалистическом скептическом обособлении», «антирусском космополитизме», «сионистской деятельности в интересах империализма».
Толчком к преследованию советскими властями лиц еврейской национальности послужило выступление советских евреев в поддержку создания еврейского государства Израиль. В качестве наказания был подвергнут роспуску Еврейский антифашистский комитет, в военные годы собиравший материальные средства (в основном в США) для Советского Союза. Культурные еврейские организации, периодические издания были закрыты. Наиболее известных лиц из Еврейского комитета, таких как С. Лозовский, И. Фефер, П. Маркиш, Л. Штерн и других, арестовали и сослали в Сибирь. Им предъявили обвинение в шпионской и националистической деятельности, а конкретно – в реализации плана сбора евреев в Крыму (вместо выселенных оттуда татар) и организации саботажа. Продолжением «еврейского дела» было сообщение в 1953 г. о раскрытии заговора кремлевских врачей-убийц, среди которых были медики еврейского происхождения. Они обвинялись в том, что умышленно убили А. Жданова и намеревались расправиться с маршалами И. С. Коневым, А. М. Василевским, генералом С. М. Штеменко и другими крупными военачальниками. Все это делалось якобы по приказу английской разведки и еврейской благотворительной организации. Все эти громкие политические процессы некоторые историки связывают с беспрецедентной борьбой за власть в сталинском окружении.
Кстати сказать, в очень распространенном в то время дискуссионном процессе принял личное участие и Сталин. В своей статье «Марксизм и проблемы языкознания» советский вождь выступил против «афетической теории» русского и советского востоковеда, филолога, историка Н. Марра. Однако под предлогом выявления проблем языкознания И. Сталин поднял вопрос о необходимости существования крепкого государства, каковым является СССР. В 1952 г. эта тема еще раз была освещена в печати. И. Сталин подверг критике тезис Ф. Энгельса об отмирании государства после революции, аргументировав это тем, что революция победила лишь в одной стране, которую со всех сторон окружают капиталистические государства.
За годы войны увеличилось число идейных движений в среде тех, кто определенное время пребывал вне СССР, например в плену или на оккупированных территориях. Как свидетельствует статистика, только 20 % военнопленных смогли вернуться домой, остальных отправили в лагеря или на принудительные работы по восстановлению разрушенных во время войны областей. Подобное обращение объяснялось тем, что власти боялись рассказов бывших военнопленных, того, как воспримут их местные жители, ведь расхождение реалий с официальными сведениями были достаточно серьезным. Уже через месяц после окончания воины председателей колхозов обязали установить щиты с предупреждениями не верить ни одному слову репатриированных, поскольку «жизнь на Западе неизмеримо хуже советской».