сильное влияние южного соседа. Оно особенно видно в распространении буддийских памятников.
Индийская религия имела значительный успех в государстве Кушан, а возможно, и пользовалась покровительством самих шах-ан-шахон. Во всяком случае буддийская традиция считает кушанского государя Канишку ревностным приверженцем этой религии и даже инициатором буддийского церковного собора. Так или иначе, но в кушанское время буддизм довольно широко проникает в Бактрию, а наиболее отважные пилигримы уходят еще дальше на север и северо-восток, достигая пределов ханьского Китая.
Археологические свидетельства этой религиозной экспансии достаточно многочисленны. На глиняной посуде Северной Бактрии нередко встречается оттиск-штамп, изображающий ступню Будды. Руины буддийского культового сооружения — ступы известны в округе Бактр. Буддийское святилище, украшенное превосходными каменными рельефами, было открыто еще в 1932–1933 годах на городище Айртам в 18 километрах от Термеза. Величаво спокойные музыканты айртамского фриза в ту пору первыми шагнули из мрака, скрывавшего от нас культуру древних городов Средней Азии.
Естественно, что воздействие новых верований должно было сильнее сказываться в крупных центрах, расположенных на основных торговых путях и магистралях. И действительно в таком значительном городе, как Термез, не только обнаружены обломки буддийских рельефов и скульптур, но и открыт целый монастырь, располагавшийся вне городских стен на холме Кара-тепе. Среди тесно застроенных кварталов не нашлось подходящего места для сооружения, которое поборники новой религии желали возвести с должным размахом? Кара-тепе площадью в пять гектаров в самом деле напоминает как бы небольшой городок, стоящий совершенно обособленно и окруженный своей собственной стеной. Здесь имелись и наземные святилища и помещения, вырытые в песчаниковой толще холма. Гипсовые скульптуры и многоцветная роспись некогда украшали эти постройки, обветшалые руины которых теперь изучаются археологами. В отличие от знаменитых скальных монастырей Индии аму-дарьинский песчаник не был надежным грунтом для устройства подземных сооружений. Нередко своды рушились (в одной из келий найден скелет монаха, придавленного внезапным обвалом). Раскопки Кара-тепе пока не дали особенно ярких и внешне броских находок. Обломки культовых предметов с изображением лотоса, осколки глиняной посуды, в том числе огромное количество светильников, особенно необходимых при замкнутой жизни в подземельях, составляли основную добычу археологов. Но оказалось, что многие черепки содержат остатки надписей религиозного содержания, наносившихся на сосуды прилежными монахами и лицами, вручавшими монастырю какие-либо дары. Большинство надписей сделано на пали, который, по преданию, был родным языком Будды, но имеются и обломки с текстами на кушанском или, вернее, бактрийском языке. Возможно, что в каком-либо из монастырей Бактрии делались и переводы священных буддийских текстов на язык новых адептов учения Сакья-Муни.
Халчаян. Терракотовые архитектурные детали
Отнюдь не следует, однако, преувеличивать роль буддизма и тем более возводить его в сан государственной религии кушанской державы. Тот же Канишка, столь усердно почитаемый ревностными буддистами, выпускал монеты с изображением самых различных божеств. Среди них есть зороастрийские боги — Митра и Веретрагна, рядом с которым сам Будда (чтобы не было сомнений, на монетах писалось имя божества) занимает довольно скромное место. В жизни крупных центров Бактрии роль буддизма сразу бросается в глаза. Но стоит удалиться в провинциальный Кей-Кобад-шах и тут уже почти ничто не говорит о влиянии и значении этой индийской религии. Здесь широко распространены терракотовые статуэтки, воспроизводящие женское божество, к которому обращались бактрийцы в трудные минуты жизни. Это божество было популярно почти во всей Средней Азии, но в каждой области наделялось особыми атрибутами. Бактрийские фигурки держат в руках кубок. В целом изображение несколько статично и величаво отрешенно. Дело здесь не в недостаточном мастерстве древних скульпторов, а в стремлении передать неземной образ всезнающего божества. Имелись в Бактрии и более жизненные терракоты, как, например, происходящая из Зар-тепе голова добродушного широконосого мужчины.
Это искусство Бактрии кушанского времени лишь в последние годы открылось исследователям. И сразу же оказалось, что роль буддийских влияний в его формировании была отнюдь не так велика, как это могло представляться еще несколько лет назад. В Южной Бактрии был раскопан храм, носящий имя Канишки, о котором мы уже говорили выше. На бактрийской земле им возведено святилище, связанное с культом огня, этой очищающей силы зороастрийской религии. Возможно, в том же храме справлялись обряды в честь членов правящей династии. Но ничего буддийского обнаружить здесь не удалось.
В Северной Бактрии открыты памятники и светского искусства. Здесь археологам бесспорно сопутствовала удача, отвернувшаяся когда-то от Альфреда Фуше и его учеников. Французским археологам не удалось обнаружить в Бактрах дворцовые комплексы Евтидема или кушанских правителей. В Северной же Бактрии в верхнем течении Сурхан-Дарьи исследователям посчастливилось столкнуться с руинами провинциальных, но бесспорно дворцовых строений. Многоцветная живопись и окрашенная глиняная скульптура в изобилии украшали постройки Халчаяна, как ныне называются эти развалины. Особенным великолепием отличалось внутреннее убранство парадного зала. Сравнительно небольшой по величине (его размеры всего 17,5 × 6 метров), он был буквально забит обломками глиняных скульптур. Все они располагались в галерее, проходившей на трехметровой высоте. В центральной части здесь были помещены изображения правителя, его державной супруги и многочисленных придворных. Выше земных владык находились владыки небесные: Митра, Ника и какое-то бородатое божество. Другие стены были украшены то идущими процессиями, то галопирующими всадниками, то сценами дионисийского культа. Солее тридцати скульптур располагалось в этом зале, который, будь он открыт сорок лет назад, бесспорно поколебал бы анти-бактрийские настроения искусствоведов Франции.
Живость и выразительность отличает скульптуру Халчаяна. Разнообразные позы, свободные повороты, стремление к портретному сходству характерны для этого искусства кушанской Бактрии. Каждый изображаемый персонаж по-своему индивидуален. Вот голова энергичного владетеля. Откинутые назад волосы охвачены начельным ремнем, вся скульптура полна движения и динамики (табл. IV, а). Вот другой персонаж. Волосы его убраны по той же самой моде, так же подстрижены придворными куаферами и усы. Но это иная личность, иная индивидуальность. Чуть располневшее лицо полно спокойствия и жизненного довольства (табл. IV, б). А вот и нижние ступени социальной лестницы. Голова воина в шлеме являет собой полную противоположность портретам владетельных особ. Несколько усталое лицо недалекого служаки передано с незаурядным мастерством (табл. V).
Так сама жизнь опять вернула исследователей к проблеме Греко-Бактрии, столь волновавшей научный мир в начале нашего века. Кушанское искусство, памятники которого мы сейчас знаем в ряде мест, отнюдь не является провинциальной копией лучших достижений Эллады или Рима. Это вполне самостоятельное художественное явление, в сложении которого роль эллинистических воздействий огромна, но местная его основа не вызывает сомнений. Бактрийская земля была одним из основных центров, где шел этот сложный процесс сплочения воедино западных и восточных традиций. Именно здесь эллинизированный элемент был особенно силен и значителен. Недаром, когда кушанские цари решились наконец писать свои титулы и имена на родном языке, для обозначения звуков этой речи был выбран греческий алфавит. Роль и значение Бактрии в сложении гандхарского искусства (а по существу это искусство вернее именовать кушанским) должны быть полностью восстановлены. Само название греко-бактрийского царства является как бы символом творческого синтеза, которым отмечена городская культура этой древней страны.
Примечание. Сводные работы по археологии древней Бактрии пока отсутствуют. Ряд материалов обобщен в кн.: К. В. Тревер, Памятники греко-бактрийского искусства, М.-Л., 1940. Однако, как установлено новыми исследованиями, ряд изданных здесь вещей относится к более позднему времени. Сведения о работах в древнем Термезе содержатся в «Трудах Термезской археологической экспедиции», т. I, Ташкент, 1940 и т. II, Ташкент, 1945. О новых раскопках см.: Т. В. Грек, Е. Г. Пчелина, Б. Я. Ставиский, Кара-тепе — буддийский пещерный монастырь в Старом Термезе, М., 1964. Об исследованиях в термезской округе см. ст. М. Е. Массона в журнале «Искусство», 1935, № 2 и ст. В. Д. Жукова в кн. «История материальной культуры Узбекистана», вып. 2, Ташкент, 1961, а также работу Л. И. Альбаума Балалык-тепе, Ташкент, 1960. Результаты археологических раскопок в Кобадиане отражены в статьях М. М. Дьяконова в «Материалах и исследованиях по археологии СССР» (МИА СССР), М. — Л., 1953, № 37 и А. М. Мандельштама и С. Б. Певзнера в МИА СССР, 1958, № 66. О раскопках Кухна-калы сообщается в отчете Б. А. Литвинского в «Докладах АН Таджикской ССР», вып. 11. 1954. Сведения о международной торговле удачно изложены Б Я. Стависким в его статье в сборнике «Древняя Индия», М., 1964. Раскопки Халчаяна отражены в статьях Г. А. Пугаченковой в журналах «Советская археология». 1963, № 1; «Искусство», 1964. № 5; «Вестник древней истории», 1965, № 1.
ВТОРАЯ ИЗ ЛУЧШИХ ЗЕМЕЛЬ И СТРАН
Ты мне назначаешь Согдиану, которая столько раз восставала и не только еще не покорена, но и вообще не может быть покоренной.
Жители Самарканда горды… Каждый царь, который оказывал мягкость жителям Самарканда, находил устойчивое существование, а каждый царь, который им чинил насилие, терял царство.