Три дискурса российской политики
Три основные силы, все время так или иначе проявляющиеся в российской политике, всем хорошо известны. Это либералы, коммунисты и русские националисты. Важно, что все три этих направления хорошо представлены не просто на уровне идей, но и на уровне социума, они понятны не какой-то «кучке высоколобых», но и «человеку с улицы». У каждого дискурса — свои многочисленные сторонники, свои «зоны влияния». Каждое направление в принципе перспективно — то есть имеет основания рассчитывать на то, чтобы стать государственной идеологией и провести своих «лучших представителей» к вершинам российской власти.
При этом каждое из трех в принципе враждебно двум другим. Спорят меж собой политики каждого из лагерей, плохо переносят друг друга «рядовые представители» каждого из течений. Конечно, в живой политике всегда возникают временные союзы, но в целом — коммунисты традиционно враждебны националистам, либералы любят называть «красных» «упоротыми», а националисты часто прямо обвиняют либералов в предательстве интересов русского народа.
До сих пор все три дискурса рассматривались сами по себе, каждый в отдельности. Здесь я покажу, что все три, в специфических условиях современной России, растут, оказывается, из одного корня. Он и обеспечивает каждому из этих направлений свой, специфический успех у самой широкой аудитории, перспективы и понимание на уровне значительной части постсоветских обывателей.
Этот корень — беззащитность обывателя.
Люди на постсоветском пространстве невротизированы[8] на протяжении нескольких поколений. Вся система управления в стране была выстроена по оккупационному принципу, то есть «сверху вниз». Начальство более высокого уровня назначало начальство низшего уровня, а сами обыватели были (и по большому счету остаются) полностью исключенными из этого процесса. Им дозволялось лишь условно «вотировать»[9] назначения, произведенные не ими, на своеобразных «выборах без выбора».
Еще более вопиющая ситуация закреплена в сфере правоохраны. Судьи, полицейские, государственные обвинители — обо всех этих людях рядовые обыватели, как правило, не знают вообще ничего (не говоря уж о возможности как-то на них влиять). На протяжении поколений совграждане не имели понятия, откуда берутся их правоохранители, кто их назначает, кто продвигает, по какому принципу это происходит и т. п.
Получалось, что в весьма «чувствительной» сфере, сфере защиты своих прав, включая права на жизнь, свободу и имущество, советский и постсоветский обыватель вынужден всецело полагаться на добрую волю неких абсолютно ему неизвестных и неподконтрольных «людей в форме».
Ситуация психологически тяжелая, по сути порождающая постоянный стресс. Реальный ужас своей полной беззащитности осмеливаются осознавать немногие. Чаще происходит массовое вытеснение ужаса в подсознание (что и позволяет говорить о массовой, социальной невротизации). «На поверхности» сознания остаются представления, рожденные защитными механизмами. Как всегда бывает с невротиками, их «защита» со стороны выглядит диковато. В данном случае — по-оруэлловски[10].
Наиболее распространены два представления: первое — что «никакие права человека вообще не нужны, от них только хуже» (то есть буквально — быть полностью беззащитным перед враждебным социумом — это правильно и нормально, «мир — это война»). И второе — что «главное — это государство, «жила бы страна родная, и нету других забот». То есть индивид, зная, что не сможет защитить себя, пытается растворить свою личность в более широкой общности, государстве — и тем самым все-таки обрести иллюзорную защиту.
На территории «постсовка» в плане Социальной Защиты ничего не изменилось по сравнению с СССР — вся система правоохраны остается заботливо выведенной из сферы контроля общества. Обыватель по-прежнему не имеет никаких способов контроля за полицейскими, прокурорами и судьями. Чаще всего он даже не знает, кто это такие, до тех пор пока не столкнется с ними лично. Он социально беззащитен — как беззащитен каждый житель оккупированной страны.
По большому счету обывателям, по примеру безоружных людей, помещенных в вольер к хищникам, остается только рассчитывать на то, что их очень много, а обитатели вольера, похоже, сыты. «Всех сразу не сожрут». Кто такие эти хищники? Это — очень «любимое» всеми обывателями государство.
Вот эта массовая невротизация и порождает три течения, три основные силы постсоветского общества — либералов, коммунистов и националистов. Она обеспечивает каждому из течений надежную поддержку и сочувствие масс.
Почему? Потому что невротизированный, беззащитный обыватель в постсоветском обществе чувствует постоянную угрозу со стороны трех своих «врагов». Это Чиновник, Бизнесмен и Нацмен.
1. Либералы
Либералы «специализируются» на том, что обещают избавить обывателя от страха перед Чиновником. Чиновник — то есть часть, «винтик» действующего в стране оккупационного механизма власти — реально вызывает у обывателя подспудный страх и ненависть.
В фокус-группах в любом конце страны при обсуждении с обывателями их отношения к представителям власти всегда очень четко проступает разделение — «они» и «мы». «Мы» — это рядовые, обычные жители, «те, которые работают» или «живут на пенсию». «Они» — это «люди из Белого дома» (в каждом городе есть свой «белый дом», где располагаются административные учреждения), «люди из власти», «начальство».
Обыватели прекрасно отдают себе отчет, что «они» — это закрытая, привилегированная группа. Она не только получает неправомерно большую часть общественного богатства (в просторечии — «ворует»), но и чувствует себя намного более защищенной, чем простой обыватель! Вплоть до того, что сынок какой-нибудь местной «шишки» может спокойно переехать автомобилем одного или нескольких обывателей — и ему за это ничего не будет.
Тут важно отметить, что само по себе такое соседство беззащитного с защищенным — то есть обывателя с чиновником — создает у первого стресс.
Даже в том случае, если защищенный не проявляет никакой агрессии. Ведь обыватель сознает (пусть даже краешком сознания): если агрессия у защищенного вдруг возникнет — ей ничто не сможет помешать. Защиты-то у обывателя нет «по дефолту»!
На этом общем страхе и ненависти к чиновникам и сыграл либерализм в период своего возникновения, в конце 80-х. Насколько сильны были тогда эти чувства в обществе — настолько мощным оказался подъем либеральных идей и их представителей.
Что обещали либералы? Они обещали резко «укоротить руки» чиновникам, привести их «к общему знаменателю». Уничтожить привилегии, убрать всевластие КПСС, изгнать государство (то есть тех же чиновников) из различных сфер жизни (а в СССР практически и не было сфер жизни, куда бы ни проникло госрегулирование)…
Заметим главное (то, что мы потом увидим и в деятельности «конкурирующих течений»): либералы не говорили о том, что поднимут уровень защищенности самих обывателей; они лишь обещали понизить уровень защищенности «раздражающего фактора» — чиновников.
В дальнейшем, однако, в деятельности либералов возникла неприятная двойственность. Во многом из-за того, что на волне первого успеха очень многие из них сами стали чиновниками и заняли теплые места в той же самой системе власти «совка» (ужавшейся, но сохранившей в главном свой оккупационный принцип формирования).
Эта двойственность, даже, можно сказать, разорванность сознания очень ярко проявляется, к примеру, в деятельности одного из самых ярких либеральных публицистов — Юлии Латыниной[11]. С одной стороны, она гневно клеймит «путинский режим» за фальсификации на выборах и прочие нарушения демократических принципов — с другой стороны, открыто выступает в поддержку Пиночета и неустанно доказывает, что всеобщая и широкая демократия на самом деле есть зло.
Говоря попросту, наши либералы-демократы до сих пор никак не могут для себя решить вопрос: как сохранить реальную основу либеральной идеологии — атаку на чиновников и при этом не потерять свои собственные, и очень дорогие во всех смыслах места в чиновной иерархии? Собственно, этим и только этим объясняется нынешний, признаваемый многими «кризис либеральной идеологии».
2. Коммунисты
Коммунисты обещают избирателю, что станут защищать его от Бизнесмена (он же Предприниматель, он же Богатей, он же Толстосум и еще куча прозвищ, в большинстве своем оскорбительных). В чем у постсоветского обывателя проблема с «богатеями»?
Основная проблема все та же — богатые, в представлении беззащитного обывателя, хорошо защищены от произвола. Они могут откупиться. У них для этого есть лишние деньги. И уже поэтому Бизнесмены опасны! Как я уже неоднократно писал раньше, любая самодостаточность пугает простого обывателя — просто потому, что сам он ею не обладает.
Проклятие российского богатства
Люди, занимающиеся в нашей стране выборными кампаниями, хорошо знают: в глазах большей части избирателей богатство кандидата на любую выборную должность является не просто минусом: оно является компроматом. При этом совершенно не важно, как именно это богатство было нажито. Избирателю по большей части все равно — получил ли человек свои миллионы «в результате неправедной приватизации» или же заработал непосильным трудом копеечка к копеечке, «выдавливая апельсины».
Примечание. Имеется в виду характерный анекдот еще советских времен «Как Ротшильд стал миллиардером». Начинается он с указания, что еще юным ребенком Ротшильд проявил большие способности к предпринимательству: он купил апельсин, выдавил из него стакан сока, сок продал и на вырученные деньги купил два апельсина. Затем смышленый ребенок выдавил из них два стакана сока, продал, на выручку купил 4 апельсина… и т. д. Заканчивается анекдот, в зависимости от терпения слушателя, на 16-м или 32 апельсине, короткой сентенцией: «И тут у Ротшильда умер отец, и он действительно стал миллиардером».
Избирателя никогда особо не волнует, почему некий кандидат богат.
Торгует он сигаретами и водкой, владеет ли сетью ночных клубов или же строит детские дома. Сам факт владения любым бизнесом нашего избирателя — причем в любой точке страны — настораживает, слово «бизнес» он не переносит на дух, обозвать кандидата «предпринимателем» тоже значит почти наверняка «потопить кандидата» — то есть лишить его всяких шансов на избрание.
Эту особенность российского избирателя политтехнологи всей страны давно уже принимают как данность. На выборах предпринимателей стараются представить как угодно — директорами благотворительных фондов, «производственниками», «общественными деятелями» — главное, не собственно бизнесменами. Также и доходы должны быть представлены в декларациях по минимуму, «светить» богатство — верный путь к тому, чтобы не преодолеть и планку в 5 %. Назвать кандидата «миллионером» — значит с гарантией убить все его электоральные перспективы.
Не зря режим охотно пошел на регистрацию Михаила Прохорова кандидатом в президенты: всем заранее было ясно, что клеймо «миллиардер» напрочь лишает сравнительно молодого и обаятельного, нравящегося женщинам Прохорова малейших шансов на успех. В итоге так и вышло — Прохоров набрал «аж» чуть меньше 8 %, и то это было всеми экспертами расценено как абсолютно неожиданный успех, почти триумф.
Почему же это так, настолько тотально и везде? Что за ненависть такая к предпринимателям, что за нетерпимость к богатству? Может быть, причина в зависти: «русский народ завистлив, и поэтому он до такой степени терпеть не может «выскочек», тех, кто осмеливается жить лучше, чем большая часть остальных»?
Это объяснение весьма популярно в кругах нашего образованного сословия (наряду с мнениями: «народ — быдло», «в обывателях ненависть ко всему живому и интересному, а ведь богатые всегда интересны» и прочими истерическими причитаниями).
Однако дело здесь отнюдь не в зависти.
Обыватель в «совке» и «постсовке» испытывает подспудный, но тотальный, постоянный страх перед произволом.
Как «сверху», так и «снизу». То есть страх перед властью и перед криминальным миром. Люди краешком сознания отдают себе отчет, что в случае «наезда» защищать их никто по-настоящему не будет. В малые группы, в местные сообщества, в ассоциации и «клубы по интересам» обыватели по всему «совку» тоже, как правило, никак не включены (об этом тоже неустанно заботилась еще советская власть).
То есть наш обыватель, а проще говоря — мы с вами, дорогой читатель, постоянно одни и беззащитны. И вот на этом фоне относительно недавно — 20 лет назад — начали появляться, причем во все большем количестве — какие-то люди, которые могут себе позволить. От «криминала снизу» они защищаются, нанимая телохранителей, а от «наездов сверху» — засылая чиновникам взятки.
Что чувствует любой простой обыватель — даже сегодня, в большом городе, — встречаясь с богатым человеком? Зависть? Может быть. Но более всего он ощущает тревогу. Обыватель сознает, что «богач», если вдруг захочет, сможет сделать с ним все что угодно — и никто не защитит. Этот страх тем больше, чем больше вокруг богачей. И это не просто страх — это, по сути, стресс, так как «избыть» этот страх обывателю нечем: время идет, но никаких средств защиты от произвола у обывателя не появляется.
Вот в этой нише и обосновываются — с большим удобством — коммунисты и прочие «левые».
Медийный образ богатства
Тут важно отметить интересный момент — образ того самого «богатея» в массовой художественной продукции: популярных книгах, телесериалах, фильмах последних двадцати, а особенно — десяти лет. Нетрудно заметить, что и массовая литература, и популярная кинопродукция неустанно предъявляют массовому потребителю именно вышеописанный образ богатого человека как Чрезвычайно Опасного Существа.
Например, практически ни один телесериал не обходится без образа отрицательного персонажа — какого-то богатого(!) человека, предпринимателя(!), с помощью подкупа(!), наемных бандитов и коррумпированных чиновников стремящегося посягнуть на самые что ни на есть корневые права положительных героев. Он может отбить девушку, отобрать законное имущество, посадить в тюрьму честного человека, натравить на него же банду отморозков с бейсбольными битами, а то и просто подставить под прицел профессионального киллера…
Основной посыл такого рода произведений современного искусства прост: они в полной мере показывают читателям, что их тайные страхи небезосновательны — «богатеи» действительно опасны и способны на все. А кто ж спасет? Конечно же, «честные менты», реже — «честные сотрудники спецслужб», еще реже — адвокаты и (подразумевается) честный суд.
Утешают ли такие хеппи-энды зрителей и читателей? Скорее всего — не очень: они ведь понимают, что «хороший и честный сотрудник спецслужб», презревший поганые сребреники распоясавшегося богатея — это скорее везение, чем гарантия.
Ниша «красных»
В древнегреческом языке недаром слова «страх» и «ненависть» обозначались одним словом — «фобия». Страх, если он долгий и неизбывный, имеет свойство легко переходить в ненависть. Наши российские обыватели богатых боятся, и, соответственно, многие быстро начинают и ненавидеть. В такой ситуации «красная», коммунистическая пропаганда ложится на хорошо подготовленную почву. Содержащаяся в ней ненависть к богатым «вообще» прекрасно отвечает невротическим мечтам обывателя.
Как и либералы в примере выше, «красные» в России не обещают обывателю поднять его собственный уровень безопасности так, чтобы он соответствовал защищенности «богатеев». Но они обещают другое: уничтожить богатых, отобрать у них деньги, сделать их такими же беззащитными и, следовательно, неопасными, как и большая часть обычных жителей.
Как ни странно, но этой простой, хотя и печальной правды не понимают сами же российские предприниматели — оттого и все до сих пор возникавшие «предпринимательские партии», «политические объединения в поддержку бизнеса» и прочие подобные начинания ждала печальная судьба в электоральном плане. Как правило, предприниматели в РФ монотонно жалуются людям на «поборы со стороны властей», «отсутствие свободы ведения бизнеса», «бесчисленные инструкции и проверки», «неподъемные налоги» и т. п. — не понимая, что люди не могут им сочувствовать. Более того: с точки зрения простого человека, хорошо, если у предпринимателя останется мало свободы и мало денег — ведь это значит, что предприниматель будет занят решением своих проблем и, как следствие, менее опасен.
Социальные правила арифметики
И наоборот: любые, кажущиеся «людоедскими» и грубыми наезды «красных» на бизнес — «обобрать», «задушить налогами», на худой конец «поставить под жесткий контроль властей» — встречаются «широкими массами» как минимум с сочувствием. Особенно им нравится идея про «жесткий контроль властей». В принципе, обыватель в РФ вполне бы устроило, если бы весь бизнес «сидел» под контролем чиновника, мэра, прокурора или губернатора, покорно носил им «дань» и не смел шагу ступить без разрешения «хозяина края». Такая картинка большинству кажется очень даже правильной.
Почему? Почему, если в какой-то области местный бизнесмен стал «хозяином», «кормит с рук» и местных бандитов, и всю местную власть, такая картина внушает ужас обывателю?
И наоборот: если «хозяин» — это чиновник, то «все в порядке»? Ведь, казалось бы, очевидно, что и там и там — мафия, поскольку «от перемены мест слагаемых сумма не меняется»?!
Меняется. Мы уже писали, что более всего пугает нашего обывателя самодостаточность. Богатей, ставший «хозяином», подмявший под себя все органы власти территории, — это ночной кошмар рядового жителя, потому что над таким «мафиозо» нет никакой власти «сверху». Он сам по себе — то есть в представлении обывателя — держит в руках жизни всех рядовых граждан.
Если же во главе «всех» чиновник, это не так страшно, с точки зрения «совка». Ведь чиновник «встроен в Вертикаль», и на него — хотя бы теоретически — есть управа…
Главный вывод
Коммунисты будут всегда собирать свою «жатву» голосов, если предприниматели продолжат свою старую тактику завоевания симпатий электората. Жителей в гораздо меньшей степени, чем того хотелось бы бизнесу, интересуют «новые рабочие места» и «благотворительность». Жителями в отношении к «богатым» движет не какая-то иррациональная зависть, а иррациональная ненависть, базирующаяся на вполне рациональном страхе.