Раны бывают разными, подумалось ей.
– Нет, – тихо сказала Рэйчел.
Макс промолчал. На мгновение до них донесся гул толпы по ту сторону коридора, а на Рэйчел немигающе смотрели глаза мертвеца.
– Неприкасаемых нет. Просто нужно найти доказательства.
– Вы идеалистка, миссис Уайт.
– Когда-то вы и себя считали неприкасаемым.
– Да, но я просто выскочка. Блум принадлежит к клубу избранных.
– Должен быть способ найти доказательства. Обнаружить его куратора.
– Это сопряжено со значительными трудностями. Вы ведь еще живы, миссис Уайт.
– Но вы – нет.
– Миссис Уайт, я вполне доволен своей загробной жизнью. У меня есть преданные слушатели, книги. Следующая будет называться «Как приручить слона». Удивительные животные. Вы знаете, что они могут иметь душу? Эдисон тестирует что-то вроде панциря призрака для толстокожих животных. А еще на Слоун-сквер у меня есть кукушка Гу и другие зверюшки. С чего бы мне вам помогать?
Трудно прочесть мысли человека, влезшего в чужое тело, но было что-то знакомое в повороте головы Макса.
– Месть – достаточное основание для большинства людей. Ваши враги использовали Блума, чтобы с вами разделаться, почему бы вам не использовать его, чтобы разделаться с ними? Только вряд ли вам это нужно. Вы же натуралист. Вам нравится исследовать зверюшек вроде Блума. У него есть все, так почему же он переметнулся, как плохо выдрессированный пес, кусающий хозяина? Думаю, в глубине души вы хотите это узнать.
Тонкие губы медиума изогнулись в дьявольской пародии на добродушную улыбку старого дядюшки.
– Ах, миссис Уайт, вы не будете разочарованы.
В пять вечера, спустя два часа, Рэйчел вернулась домой на Сент-Джонс-Вуд с накрытой тряпкой птичьей клеткой.
Гертруда взяла клетку и закатила глаза, когда оттуда послышалось чириканье, но промолчала. Джо спустился по лестнице навстречу Рэйчел. Он был небрит и всклокочен, но глаза блестели.
– Что у тебя там, дорогая?
– Вьюрки.
Рэйчел ощущала себя бодрой и удивительно свободной. В голове кипели идеи. Они с Максом назначили встречу для планирования операции – во вторник на его квартире на Слоун-сквер, которую он оставил за собой. Тем временем Рэйчел попробует открыть кредитную линию для их незаконной операции. В глубине души – там, где скрывалась староста колледжа принцессы Елены – она восставала против самой мысли о злоупотреблении правительственными фондами. Но другая сторона ее души испытывала неописуемый восторг.
– Я решила, что моей старой пташке нужна компания, – сказала она.
– Ты же прекрасно знаешь, что я никогда не держал в доме даже растений.
– Ты всегда любил перемены. Не волнуйся, я помогу. Теперь у меня больше свободного времени.
Джо взял ее за руку. Она почти призналась, что у нее неприятности на работе.
– Гертруда, вы не могли бы?.. – попросила Рэйчел.
Гертруда отбросила тяжелую ткань. В клетке поднялась перьевая буря. Две энергичные, яркие птицы прыгали с одной жердочки на другую.
– Scheisse, – выругалась Гертруда. – Прошу прощения, мэм.
Наконец птицы уселись. Одна была ярко-зеленой с красной головой, а другая – сине-серая с серебристой шапочкой. Глаза-бусинки так и сверкали. Зеленая наклонила голову и уставилась на них.
– А разве их не тяжело содержать? – спросил Джо.
– Я встретила старого коллегу, который держит птиц. Макса Шевалье.
Самец начал скакать вверх-вниз в диком темпе и выдал долгую замысловатую трель. Самка подняла голову, прислушиваясь.
– Что это он делает? – спросил Джо.
Самец напоминал заводную игрушку. Он продолжал скакать, пока Рэйчел не решила, что он совершенно свихнулся. Она хихикнула, а потом засмеялась. И уже не могла остановиться. Джо присоединился к ней.
В конце концов обоим пришлось утирать слезы.
– Ладно, – сказал Джо. – Могу присмотреть за этими глупышками. А еще я подумывал сходить сегодня вечером в клуб.
Рэйчел посмотрела на него.
– Я бы предпочла, чтобы ты остался дома, дорогой, – тихо сказала она.
Джо моргнул.
– Вот как.
– Чему ты удивляешься? Тебе не нужно скакать вверх-вниз в попытках произвести на меня впечатление.
– Да, но просто с тех пор как…
Рэйчел смутно осознала, что Гертруда незаметно удалилась.
– Я знаю, – сказала она, взяла Джона за руку и повела его в спальню.
Они уже полгода не занимались любовью. Так давно, что поначалу были неуклюжи. Джо пытался лавировать между чрезмерной грубостью и чрезмерной мягкостью, сначала сжимал ее, кусал и сопел, едва притрагивался, лаская бедра и живот паучьими пальцами – она это ненавидела.
Но в конце концов они поймали прежний ритм, полусидя, и Джон вошел в нее. После целого дня, проведенного в постели, от него пахло потом и табаком. Рэйчел было плевать, она вдыхала этот запах, игриво прикасалась к его губам, царапала пальцами седеющий пушок на груди. Джо застонал. Он похудел. На груди и жилистых руках проступали старые шрамы от ожогов. Его руки были холодными.
Она была близка к оргазму, когда это случилось.
Глаза Джо превратились в белые озера. Изо рта на ее кожу выползли молочно-белые, холодные щупальца эктоплазмы. Джон что-то забормотал, его голос изменил тональность, словно через него пыталось разом заговорить множество людей. И холод заполз в Рэйчел, раздуваясь внутри.
Она закричала. Ударила Джо по ледяной потной груди. Потом с силой укусила в плечо, почувствовав вкус крови.
Он дернулся и опрокинулся на спину. Рэйчел откатилась на бок и упала с кровати.
– Джо! Джо! Вернись!
На мгновение эктоплазма застыла над ним белым ореолом и испарилась. Рэйчел встала, тяжело дыша. Глаза Джо снова стали нормальными. Он в ужасе уставился на нее, а потом на свои руки.
– Прости, Рэйчел. Ты не ушиблась? Прости.
Она покачала головой. В комнате было холодно, на коже леденел пот. Она осторожно забралась обратно в постель и натянула почти все одеяло на себя. Джо сел, но не приближался к ней.
– Я не должен был, – сказал он. – После… после того как меня списали, мне сказали, что по большей части эти… способности исчезнут. Прости, Рэйчел. Становится хуже. Я не хотел тебя пугать. Тем более после…
Он запнулся.
– После ребенка, – сказала Рэйчел.
Джо кивнул. В Рэйчел всколыхнулось старое чувство вины, холоднее эктоплазмы.
– Наверное, мне лучше спать в гостевой, – сказал Джо.
– Нет, – тихо ответила Рэйчел. – Ложись со мной.
Она притянула Джо ближе и прижалась лицом к его щеке. Его кожа по-прежнему была ледяной, но Рэйчел заставила себя с этим смириться и крепко его обняла. Через некоторое время его дыхание стало ровным, и он заснул.
Рэйчел лежала без сна. Она отодвинулась от холода Джо в тепло, свою Индию, воображая влажную жару и ароматы специй, и когда эти образы укрепились в ее голове, начала строить планы.
7. Процедура Термена, 10 ноября 1938 года
Ноябрьский ветер мел листья по гламурной Челси-сквер. Питер Блум поежился в позаимствованном теле и нервно потер озябшие руки. Он уже давно не ходил среди живых, и ему не пришло в голову надеть пальто. Но дрожь вызывал не только осенний воздух.
Окна конспиративной квартиры были темны. Это значит, Джордж опаздывает, а он никогда не опаздывал.
Бывали времена, когда Джордж мог появиться пьяным или, вместо того чтобы расспрашивать Питера, читал лекцию по авангардной поэзии. Но русский всегда вел себя как профессионал высокого класса. Возможно ли, что он не получил сообщение? Или Слушатель не в состоянии его вовремя доставить, как и предполагает его внешность?
Мерное тиканье короны призрака на голове напоминало Питеру, что у него осталось меньше шести часов. Эфирное поле аппарата связывает душу с арендованным черепом медиума, но в полночь таймер переключит контур и отправит Питера в Страну вечного лета.
Звучало как в сказке, но сделка с медиумом, лицензированным телом напрокат по фамилии Пендлбери, которого Питер выбрал из-за небольшого сходства, была на редкость прозаичной. За почасовую плату, эквивалентную ставке высокооплачиваемого юриста, медиум снижал вибрации собственных искр души и отдавал контроль над своим телом мертвому посетителю. Не совсем то же самое, что снова быть живым – к примеру, сохранять тонкую моторику было трудно, – но своих денег это стоило. Естественно, вызывающие амнезию препараты, чтобы медиум не помнил о действиях призрака, оплачивались дополнительно.
Питер вошел в маленький пустынный сквер в центре площади. Под полированными ботинками-оксфордами хлюпала грязь. Ключ лежал под камнем, и, подбирая его, Питер вдохнул резкий запах палой листвы и почвы. Это перенесло его на три года назад, в первую встречу с Джорджем.
Тогда, тоже осенью, Питер еще был жив. Он понятия не имел, чего ожидать – возможно, фанатика или строгого куратора. Джордж открыл дверь и сжал Питера в объятьях ласкового медведя. Они сидели у камина, в маленьком круге теплого света в пустой комнате с рваными обоями, со стен которой отодрали электропроводку, и пили дешевое красное вино.
К концу вечера русский спросил, почему Питер решил переметнуться. Питер стал суетливо рассказывать какие-то банальности насчет неравенства, войны и лучшего мира. Джордж схватил его за плечи и велел не придуриваться и говорить прямо. Задача Джорджа – помочь Питеру, уберечь его, защитить как от британцев, так и от хозяев Джорджа, которые порой не видят дальше собственного носа. И он не сумеет этого сделать, если Питер не будет честен. Это понятно?
После чего Питер постарался объяснить, что случилось с ним в Кембридже. Джордж так громогласно расхохотался, что даже закашлялся, и Питеру пришлось хлопать его по спине.
Питер осознал, что стоит на коленях в грязи. В новом теле воспоминания всегда становились интенсивнее. В Стране вечного лета чувства приглушены, в особенности обоняние, а ведь запечатленные в эфире воспоминания и состоят из чувственного опыта. Может, в какой-то мере это ведет к угасанию – потеря ключей, отпирающих прошлое.